Где мои гроши, тётушка

               
   
  Ромка любил наблюдать за закатом солнца. Как-то раз он пришёл вместе с взрослыми на покос, и целый день сгребал сено. А, под вечер, когда заканчивали работать, мальчик воткнул вилы в землю, и любовался необыкновенным зрелищем. Солнце стояло перед ним не яркой светящейся точкой, как в полуденную жару. Возле западной кромки горизонта висел огромный, багрово-красный шар. Ромке, казалось, что дневное светило сильно увеличилось в размерах. Его лучи, проходя сквозь восходящие потоки воздуха, без конца меняли своё направление. И, за счёт этого мальчику казалось, что солнце, за миг до своего исчезновения, едва заметно колеблется, словно приплясывая над горизонтом.
 
 - Смотрите, смотрите! – кричал Ромка от восторга, и пытался передать нахлынувшие чувства взрослым, - солнце играет!
  Но, Ирине Борисовичу и Виктору Григорьевичу в эти минуты было не до прелестей природы. Мужчина, бросив глазами в сторону племянника, старался побыстрее подобрать сено, валявшееся возле стога. А, женщина всё-таки на миг остановилась, поправила сбившуюся на бок косынку, и строго глянула в сторону Ромки.
  - Поторапливайся, романтик! До темна нам управиться надо! – говорила племяннику тётка. 
 
  Ракитины жили в небольшом посёлке, находящемся рядом с нашей южной столицей. Они, как многие сельские жители, держали домашних животных, и готовили для них на зиму сено. За населённым пунктом, где жили наши герои, была берёзовая роща и привольные луга. Каждому местному жителю хватало места для того, чтобы коров и коней выпасать, да готовить для них на зиму корма. В минувший выходной Виктор Григорьевич решил выкосить свою «фазенду». Он пригласил на помощь родственников, и мужики за один день, если верить нашему герою, «на ползимы сена напластали». Под палящими лучами солнца трава быстро высохла, и уже в четверг Ракитин понял, что пора ставить стог. Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич с утра пораньше отправились на покос, прихватив с собою племянника. Мальчик целый день пытался работать наравне со взрослыми, а под вечер, конечно, устал: ныла спина и ломило кисти рук. Но, не это угнетало мальчишку. На глазах у Ромки некоторые дети его возраста целыми
днями катались на велосипедах или пропадали на речке. А, он – то картошку полол, то огурцы поливал. Нет, почему, почему, я должен «вкалывать, как Папа Карло». А, другие – целыми днями филонят, раздирала несправедливость мальчишку. Он, конечно, мечтал увильнуть от работы. Но, такая возможность подвернулась только на исходе дня. Когда дневное светило, за которым Ромка внимательно наблюдал, наконец-то исчезло, на краю покоса появился Димка, товарищ нашего юного героя. Ирине Борисовне и Виктору Григорьевичу не нравилось, что их племянник завёл дружбу с местными парнями, которые были старше его. Димке и Ваське в этом году исполнилось по восемнадцать лет. А, родственнику Ракитиных ещё и тринадцати не было. Но, несмотря на существенную разницу в возрасте, Ромка много общался с Васькой и Димкой. И, что может быть общего у нашего племянника с «этими оболтусами», возмущалась иногда Ирина Борисовна, изливая свои чувства мужу. Димке и Ваське, считала она, «пора невесту присматривать», а нашему Ромке -  «впору только с куклами возиться». Однако не только разница в возрасте между местными парнями и племянником настораживала сердобольную тётку. Ирина Борисовна считала, что у Васьки и Димки – «подмоченная репутация». До Ромкиной тётки иногда доходили слухи, что «кореши» её племянника иногда «закладывают за воротник» втихаря.
 
   Женщина, конечно, не видела, чтобы кто-то из Ромкиных товарищей пьяным ходил по селу. И, всё равно, всякий раз, когда племянник рвался к «великовозрастным детятям», Ирина Борисовна переживала: как бы чего не случилось. Но, вместе с тем, Васька и Димка чем-то импонировали женщине, и пытались ей удружить. Они, то велосипед Ромке отремонтируют, то, как-то «по-особенному да на современный лад» её племянника постригут. А, однажды эти местные парни подарили племяннику Ирины Борисовны свои джинсовые куртки и брюки, из которых они неожиданно «выросли». Васька и Димка, несмотря на свою «подмоченную репутацию», иногда занимались и полезными делами. Они ремонтировали обувь для своих односельчан. Кто-то приносил им старенькие зимние сапожки, а кто-то ботинки. Мальчишки умело вшивали замки и приклеивали отвалившиеся подошвы. Пару дней назад Ирина Борисовна просила Димку, чтобы тот Ромке кроссовки подшил, в которых мальчишка ходил на
покос. И, вот теперь, под этим предлогом племянник отпрашивался у тётки.
 
   - Ладно, Ромка, иди...  Мы, уж, с твоим дядькой на покосе все сами до ума доведём! – говорила тётка мальчишке, видя, что его друг ждёт – не дождётся. А, Ромка, только и ждал, когда Ирина Борисовна раздобрится. Едва женщина объявила мальчишке о своём послаблении, как тот, сломя голову, побежал к товарищу.
  - Ромка, телят напои! – кричала Ирина Борисовна племяннику вслед.
 
    - Хорошо! Обязательно напою! – крикнул Ромка, останавливаясь, а потом вместе с Димкой скрылся в берёзовой роще, находящейся от стога шагах в двадцати. После того, как племянник исчез, Виктор Григорьевич и Ирина Борисовна несколько минут работали молча. Жена стояла на макушке стога, а муж ей подавал вилами сено. Худо ли, бедно ли, но супруги с Ромкиной помощью за день поставили стог. В те минуты, когда возле берёзовой рощи появился Димка, Виктору Григорьевичу оставалось подать Ирине Борисовне, стоящей на макушке стога, всего несколько навильников сена. Когда жена уложила последний навильник сена на макушку стога и спустилась на землю, муж тут же принялся журить её за то, что она отпустила племянника.
  - Ты, думаешь, что Ромка пойдёт и напоит твоих телят! Как же, раскатала губу! – бурчал Виктор Григорьевич, - да, они, сейчас, с Васькой и Димкой сядут на мотоциклы, и будут, по селу мотаться, как угорелые!
 
    - А, хоть бы, и так! – вздыхала жена, - ты, вспомни своё детство. Неужели в тринадцать лет у тебя на уме были одни телята да сено! Тоже, наверное, с друзьями на велосипеде катался да в прятки играл.
  - Вот, именно...  В то время, когда мы с тобой были мальчишками да девчонками, мы только на велосипедах катались да в прятки играли. А, у современных мальчишек – совсем не то на уме.
  Ирина Борисовна пыталась внушить мужу, что её племянник не такой, как многие современные подростки. Виктор Григорьевич с этим не соглашался. Он говорил жене, что, на первый взгляд, нет ничего страшного в том, что Ромка с Васькой и Димкой общается.
Но, где гарантия того, что местные парни, которые гораздо старше племянника, не «балуются травкой»  и «не глушат сивуху». Муж и жена долго спорили, и пытались друг другу доказать свою точку зрения. А, в эти минуты Димка и Ромка бежали к Васькиному дому, который стоял недалеко от берёзовой рощи.
 
   Васькины родители занимались коммерцией. Они часто разъезжали по «городам и весям». В одном месте – доставали «ходовой товар по дешёвке», а в другом – «пихали его так, чтобы сбить барыши». В то время, когда «предки бабки сколачивали», великовозрастный «отпрыск», предоставленный сам себе, жил «в своё удовольствие». Димка часто пропадал в доме у Васьки. Ромка тоже иногда захаживал к  «корешам». Васька и Димка обычно очень приветливо встречали племянника Ирины Борисовны. Но, в тот вечер, когда Ромка буквально сбежал с покоса, чтобы навестить своих «кентов», Васька и Димка что-то не поделили. Они долго спорили перед приходом племянника Ракитиных, и испортили друг другу настроение. Когда Ромка вошёл к Ваське в дом, парни сидели молча, как мышь на крупу. Едва родственник Ирины Борисовны и Виктора Григорьевича появился на пороге, как «хозяин стал на него наезжать».
  - Деньги принёс? – спрашивал Васька у Ромки. И, ни – «здравствуй ему», ни – «привет». А с порога – про деньги.

    Несколько дней назад, когда племянник Ракитиных заглянул к Ваське в дом, парни пили вино. Они, и родственника Ирины Борисовны, конечно же, «сивухой» угостили. Мальчишка с удовольствием «отведал с барского стола, и весело провёл время с парнями». Когда Ромка уходил из Васькиного дома, парни ему намекнули, что «нахаляву» только уксус бывает сладким. Ромка, видимо, серьёзно не отнёсся к тому, что «базарили пацаны», а сейчас вспомнил про тот разговор, и растерялся. Он по-прежнему стоял «с проглоченным языком», а «кореши» сверлили его пьяными «шарами».
  - Смотри, большеглазый! За удовольствие – «отстёгивать» надо! Где, мы, «колобашек» наберёмся, чтобы в «шары» всем подряд «заливать»! С нашей-то нищетой – даром чирей не садится! – приговаривал Васька, и едва не сверлил Ромку своими захмелевшими «шарами».
 
Племянник Ирины Борисовны, конечно, не ждал, что «братаны» встретят его так неприветливо. Он не знал, что сказать. Продолжая стоять у порога в своей расстёгнутой до пояса «хебешной» рубашке, мальчишка бегал растерянно глазёнками по комнате, куда ему пришлось «зарулить». Всё в ней было до боли знакомо. На серванте, где по полкам были аккуратно расставлены хрустальные вазы, всё так же монотонно тикал зелёный механический будильник. А, над креслами, в которых развалились Ромкины «кореша», висел всё тот же красный персидский ковёр. Гость продолжал шарить глазами то по серванту, то по холодильнику, ревущему мотором справа от него, но «шарабан»  по-прежнему пустовал. В нём было столько же, сколько в надутом футбольном мяче.
 
   Ромка денег с собой, естественно, не принёс. А, поэтому в компании «корешей» сразу стал «потише воды да пониже травы». Он даже сесть рядом с товарищами без приглашения постеснялся, хотя пару кресел, стоящих возле стола, оставались свободными. Васька решил показать Ромке, что он сегодня, как это частенько бывает, «без присмотра от предков». Парень сидел перед племянником Ракитиных, широко расставив ноги и облокотившись правой рукой о ручку кресла. Его мимика, жесты, русый взъерошенный волос, само небрежное отношение к гостю – весь он до мозга костей сегодня хозяин в доме. Только он сейчас хозяин положения, и больше – никто!
 
  В прошлом году Васька и Димка окончили школу, но нигде не учились и не работали. Они целыми днями слонялись из угла в угол, слушали музыку, перебрасывались картишками и, как мы уже говорили, их губы частенько «прикладывались к бутылке». Тех денег, которые мать с отцом оставляли Ваське на «неотложные нужды», хватало на всё, в том числе и на то, чтобы «изнутри подогреться». Парни и Ромку иногда угощали спиртным. Конечно, не для того, чтобы мальчик пристрастился к «горячей водичке». А, так, для «прикола». Им интересно было наблюдать, когда у Ромки, после двух или трёх стопок, язык начинал заплетаться. «Щеглу» это тоже было «по приколу». Ему просто было интересно с парнями. И, поэтому Ромка, наслушавшись дома упрёков по поводу того, что он «не такой, как все нормальные дети, а какой-то непутёвый», старался исчезнуть от своих опекунов, и спешил к
парням. Ему казалось, что только рядом с Васькой и Димкой, он может чувствовать себя свободным и полноценным человеком. В Васькином доме Ромку никто не упрекал за грязные руки или за то, что мальчишка с «вонючими носками на диван завалился». И, если не считать тех незначительных упрёков, наподобие того, который он услышал от Васьки, когда они его встретили вместе с Димкой, то Ромка чувствовал себя с этими местными фраерами, как будто на «седьмом небе». Рядом с Васькой и Димкой можно было, и выражаться, «как последнему алкоголику», и слушать музыку «до поросячьего визга», чего Ромке в доме Ракитиных просто бы не позволили.  Местные «ухари» видели, что тянется к ним «неиспорченная юная душа». Но, злоупотреблять этим вовсе не собирались.

   Они знали, что мальчишка денег никогда не принесёт. И, предлагали Ромке рассчитаться за выпитое им вино вовсе не для того, чтобы племянник Ирины Борисовны по поводу «колобашек пощекотился». А, делали это просто так, опять же, «для прикола». Ваську и Димку так и подмывало послушать, что скажет Ромка, если они у него «бабки за пойло» попросят. И, парни, конечно, дождались ответа от племянника Ирины Борисовны. Мальчик внимательно выслушал «вумника», сказавшего ему, что «за удовольствие надо платить», немного помолчал, а, потом, ответил:
  - Да, вы, что, мужики! Где, я, деньги возьму?
 
   Васька и Димка другого ответа от юного гостя не ждали. Парни знали, они были просто уверены, что «колобашки у щегла из многодетного курятника», как Васька и Димка иногда называли семью Ракитиных, просто не водятся. Но, несмотря на это, «ухари» делали вид, что отступать от своей просьбы о том, чтобы Ромка за выпитое вино рассчитался, вовсе не собираются.
  - Я, так понял, тебе нравится наше вино! – с серьёзным выражением лица бурчал Васька, глядя на Ромку в упор. Парень вовсе не собирался, как мы уже говорили, деньги «вышибать из щегла». Ваське просто нравилось «потянуть за душу племянника Ирины Борисовны». И, «братан» продолжал на мальчика «наезжать», - вижу, нравится наша «барматуха». Если молчишь, значит, нравится. Но, ведь, она денег стоит!

   -  А, как быть, если у меня денег не бывает? – ёжился мальчик.
  - Если у тебя денег не бывает, то ты свою тётку насчёт  «бабла» пощекочи! – поучал Васька Ромку, - она ведь на тебя пособие
получает! Знаешь, какие деньги на тебя, на сироту-сиротинушку, государство ей отваливает»! А, ты, пашешь на неё, пашешь! Смотришь, ты, то на покосе, то на огороде, то в баню воду таскаешь! Учил, наверное, по истории, как раньше в Америке негры на «белых ишачили»...  Вот, так же, и ты...
  - Они, тебя, вместо «козла отпущения» держат! – поддакивал товарищу Димка.
 
   Когда Васька и Димка сравнили Ромку с негром на «американской чайной плантации», племянник Ирины Борисовны вначале растерялся. А, потом набрался смелости, и, наконец-то, уселся в одно из пустующих кресел, рядом со своими «защитниками». Мальчик не знал, что ждет его дальше. С одной стороны, его подкупало, что тётке и дядьке «надо воздать по справедливости». Но, с другой стороны, Ромка не знал, что с ним произойдёт, если он «по справедливости у родственников деньги свои попросит», которые на него тётка от государства в виде пособия получает. И, эта неизвестность и пугала, и настораживала его. Мальчик ёжился, сжимался в комочек, а, порой, готов был раствориться, и вовсе исчезнуть. Сейчас он рад был провалиться сквозь землю, чем сидеть и выглядеть идиотом.

   Васька и Димка, конечно же, знали, что у мальчика с раннего детства «жизнь едва не ушла под откос». Ромкина мать, младшая сестра Ирины Борисовны, погибла в автомобильной катастрофе. Оставшись без родительницы, ребёнок едва в детский дом не попал, и чуть не стал беспризорником. Отец алкоголик от него отказался. Ракитины не смогли равнодушно смотреть на то, что произойдёт с племянником дальше, и взяли Ромку к себе. Они сделали всё, что положено тем, кто усыновляет чужого ребёнка: оформили опекунство, добились, чтобы на сироту пособие выплачивали.
 
   Тётка и дядька понимали, что Ромку нельзя бросать на произвол судьбы. Они не понаслышке знали о том, что такое дети, и, что любому ребёнку нужна хорошая семья. Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич выросли в многодетных семьях, и у них у самих пять детей родилось. Муж и жена посчитали, что Ромка не будет обузой, когда брали его на воспитание. И, относились к нему не хуже, чем к родным детям: поощряли, если ребёнок старался, помогая в
домашних делах. И, ругали, так же, как своих детей, если ребёнок не слушался. Ромка рос нормальным, хорошим мальчишкой. Но, когда ему исполнилось лет десять-одиннадцать, у него появились друзья-товарищи. И, пошло-поехало...  Мальчик стал пропадать допоздна то с одними пацанами из своего посёлка, то с другими. И, в конце концов, он «пришвартовался» к Ваське и Димке. Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич, как мы уже упомянули, каждый по-своему относились к тому, что их племянник дружит с парнями, которые были гораздо старше его. Ромкины опекуны то одобряли эту странную дружбу, то осуждали её. И, конечно же, беспокоились, что с племянником может произойти что-то нехорошее. Взрослые не ошиблись.
 
   В тот вечер, когда Ракитины поставили стог, Васька и Димка не только «учили сироту правильной жизни», но, и снова угостили его вином. Ромка обычно кушал «бурдюльку» с большим удовольствием. Но, теперь опрокидывал стопку с таким выражением лица, что «удовольствие» впрок не идёт. Мальчишке казалось, что он «влип по самые уши», и обязан парням не просто за какое-то вино. А, за что-то более важное, без чего сама жизнь не имеет смысла. Васька иногда умел очень точно угадывать настроение мальчугана. И, чувствуя, что Ромкины нервы «до предела натянуты», парень пытался «задеть за самую больную струну».
  - Ты, большеглазый, варежку перед родственниками не больно-то раскрывай! Они ведь тебя обдирают, как липку! – бурчал Васька, продолжая раскрывать перед мальчиком «правду».
 
    - Да, хватит, тебе, заладил! – оборвал его Димка.
  Парни вовсе и не собирались «на бабки щегла раскрутить». И, честно говоря, не думали задевать Ромку за «живое». Всё как-то само собой по-дурацки получилось. Но, об этом они пожалеют потом. А, сразу после того, как Васька поучал Ромку «не раскрывать перед родственниками варежку», парни больше не учили племянника Ракитиных «правильной жизни». Они просто слушали музыку, играли в «подкидного», и снова пили вино. Ромка больше не услышал от корешей, что он должен «отстегнуть за удовольствие, тряхнув тётку на «бабки». Но, сама мысль о том, что Ромка должен за вино, а тётка и дядька должны отдавать ему пособие не давала мальчишке покоя.
 
   В тот вечер, когда Васька и Димка внушали Ромке, что зря он «ишачит на ораву Ракитиных», духота на улице стояла почти до полуночи. Несмотря на то, что солнце село где-то пару часов назад,  горячими потоками воздуха продолжало тянуть с раскалённых за день степей. В такие тёплые вечера село, в котором жили наши герои, обычно гудело от голосов. И, малый, и, старый обычно не спешили в постель. Взрослые, как правило, продолжали хлопотать по хозяйству, а ребятня наполняла улицы своими громкими голосами. Но, тогда, когда Ромка последний раз возвращался от своих закадычных друзей, на улицах посёлка уже никого не было. Видимо, местные жители, так же, как и Ракитины, целый день трудились, не покладая рук, а, теперь или спали, или к ночлегу готовились. Петляя по пустынным улицам, Ромка добрался домой. Когда мальчишка вошёл в просторную кухню Ракитиных, настенные часы показывали без четверти двенадцать. Тётка сразу уловила, что племянник «пригубил». Из Ромкиного рта «пёрло, как из винного погреба», говорила мужу потом Ирина Борисовна. Но, про это родственница сразу племяннику ничего не сказала.
  - Где, тебя лихоманка носила, оболтус? – строжилась тётка, едва племянник на пороге появился.
 
   Мальчик стоял перед родственницей молча, «навытяжку», как будто «лом проглотил». Женщина ждала, что ребёнок начнёт оправдываться, выкручиваться. Так он нередко поступал, если шлялся по улице допоздна или пропадал у Васьки и Димки, и не помогал по хозяйству. Но, племянник молчал. Он стоял у порога с опущенными глазами, с таким выражением лица, как будто ничего не произошло. И, это ещё больше разозлило Ирину Борисовну. Ей, наверное, было бы легче, если бы Ромка сразу «наплёл семь вёрст – до  небёс».
 
   - Почему телят не напоил? Ведь мы тебя просили об этом, когда ты с покоса ушёл! – тётка снова строго глянула на племянника.
  Ромка стоял перед тёткой по-прежнему молча. На просторной кухне, кроме Ирины Борисовны и её мужа, сидели все пять детей Ракитиных. Они давно поужинали, и смотрели телевизор. Внимание всех членов семьи до Ромкиного прихода, конечно же, было приковано к голубому экрану. Но, едва приёмный сынишка вернулся от своих «друзей», как вся семья стала смотреть не в телевизор, а на нашего «несчастного пахаря».
 
    Мальчик понимал, что за его поведение дома спасибо не скажут. Но, из головы не выходили Васькины советы о том, что «с родственниками церемониться не стоит». Вспоминая об этом, мальчик расслабился. И, уже сразу после того, как тётка принялась упрекать его за плохое поведение, стоял перед ней в своей обычной раскованной позе: широко раскинув ноги и сунув руки в карманы брюк. Выражение лица, на котором нечего, кроме безразличия не было, бессовестные пьяные глаза, какая-то идиотская ухмылка на губах – весь его безобразный вид, как будто говорили о том, что Ромка тоже может о себе «заявить». Что он «вовсе не пацан, которого можно засунуть в любую дырку», а вполне взрослый, трезвомыслящий человек, «способный за себя постоять». Тётка, естественно, не ожидала, что племянник вернётся домой таким, каким он стоял перед ней сейчас, и немного растерялась. Пользуясь этим, Ромка решил «надавать своей родственнице, как следует, по соплям».
 
   - Где шлялся? Я, кажется, тебя спрашиваю! – снова кричала тётка.
  - А, я, не обязан на вас постоянно пахать! – едва не выкрикнул Ромка, - вы, коров держите, а я как будто должен ишачить, чтобы на них сено косить! Пашешь, пашешь на вас...  Где мои деньги? Вы, на меня пособие получаете! – строжился Ромка, подчёркивая своими словами и всем своим бессовестным видом, что он «имеет право потребовать своё».
  - Ах, вот, ты, о чём! – срывалась Ирина Борисовна на крик, багровея, - упахался, бессовестный! Ишь, «вумником» заделался! Про своё  пособие, гляжу, кинулся рассуждать! Да, знаешь, ли, ты, что такое твоё пособие! Его не хватит, чтобы тебя по-человечески накормить, не говоря уже про обувку и одёжку! Помнишь, два месяца назад мы продали коня! Из тех денег мы для всей семьи и обувку, и одёжку купили! Тебе, между прочим, куртку и джинсы с «барахоловки» привезли! Так, для чьей же, ты, скотины сегодня сено сгребал? На кого, ты, ишачил, спрашивается?
 
   - Но, вы, же, деньги мои получаете? Мои деньги! Куда их деваете! – не унимался мальчишка. В эти минуты ему казалось, что государство – это «добрые дяди и тёти», которые «пособие на сирот выплачивают». А, Ирина Борисовна – хапуга! Она получает Ромкины деньги, и – прячет! Получает, и – в «кучу складывает»! Богатеет родственница...  Ух, бесстыжая! На сироте наживается! Он
считал, что если тётка и дядька продали коня, а на вырученные деньги для него «обувку и одёжку» купили, так – это в порядке вещей. А, вот, «его деньги», по понятиям Ромки, должны быть отложены «в отдельную кучку», и, тётка должна их выдать племяннику сразу, как только он их потребует. К такому выводу мальчик пришёл сразу, как ушёл от Васьки и Димки.
 
    Ирина Борисовна, муж и их дети, сидевшие на просторной кухне возле телевизора, ждали от Ромки чего угодно, но только не того, что сейчас «выкинула приёмная родня». Ракитины уже привыкли к «Сироткиным капризам». Но, такого «бесплатного спектакля» не ожидали. Ирина Борисовна «чуть не выронила глаза», и сделала пару шагов в сторону Ромки. А, Виктор Григорьевич, который перестал накануне смотреть телевизор, и решил почитать «брехни в газете», отложил в сторону «брехаловку», и выронил очки. В прошлом году он разменял пятый десяток. А, жене до такого же юбилея оставалось прожить пару лет. И, не много, кажется, отмотали на свете Ракитины старшие. И, достаточно, казалось бы, поведали на своём веку. Но, чтобы такое...  Сказать было нечего. Ирина Борисовна на минутку замялась, Виктор Григорьевич тоже молчал. А, их дети, все пятеро, находившиеся тоже на кухне возле телевизора, стали молча переглядываться. Слов не было, одни слюни остались, скажет потом муж своей половинке, когда она его будет упрекать за то, что он Ромку вместе с ней не одёрнул. А, Ирина Борисовна, вспоминая тот вечер чуть позже, едва сдержала себя от того, чтобы «с Ромкой чего страшного не сотворить». Но, она задавила в себе те «поганые чувства, которые просто душили её от обиды», и лишь сделала навстречу племяннику пару шагов.

    - И, кто же, тебя, надоумил про пособие рассуждать? Скорее всего, Васька и Димка! Да, да, больше некому! – кричала тётка, считая, что только эти мальчишки могли племянника «просветить».
  - А, хоть бы, и они! – выпалил Ромка.
  - Вот, тогда пусть они получают твоё пособие! И, пусть кормят тебя на него, и пусть  - и одевают, и одевают! – злилась ещё сильнее и кричала Ирина Борисовна, - уйди, с моих глаз!
  - Ну, и уйду! – крикнул Ромка, и попятился к дверям. Он не скрывал, что может исчезнуть из дома в любую минуту. Мальчик взялся правой ладонью за ручку дверей, наступая ногой на порог, а Ирина Борисовна крикнула:
  - Я, тебе, сейчас уйду! Стой, негодник, кому говорят! – крикнула женщина, сделала ещё пару шагов, и ухватила племянника за правую руку. Но, тот вырвался и на улицу сквозанул.
 
    В то время, когда Ромка поругался с Ириной Борисовной, сериал по телевизору ещё не закончился. Но, ни дети, ни родители больше его не смотрели. Ещё бы, Ромка только что такую сцену у всех на глазах разыграл, до которой «любой бразильской «санте-барбаре» далеко», приговаривала хозяйка дома на следующий день. И муж, и жена, и их два сына, и три дочери, конечно, всегда переживали за Ромку. Но, кроме Ирины Борисовны, приёмному родственнику никто ничего не сказал. Ни дети, ни отец, ни как не отреагировали на то, что Ромка «решил предъявить по счетам». Ракитины давно привыкли к «бесплатным спектаклям несчастного сироты». Мальчик уже не первый раз устраивал разговор о том, что «он не должен чужие рты обрабатывать». И, детям, и, родителям было обидно слушать мальчишку. Но, вместе с тем, и все члены семьи понимали, что Ромка говорит не своими словами. На селе люди о Ракитиных говорили по-разному. Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич много работали сами, и старались к этому своих детей приучить. Они успевали всё. И, в сельскохозяйственном кооперативе всё лето пропадали на полях, и умудрялись большое подсобное хозяйство держать. И, муж, и, жена сторонились «бутылки». Спиртное на столе появлялось только зимой, и то лишь по праздникам. А, так, «боже упаси», приговаривала Ирина Борисовна. К такому же образу жизни Ракитины старались и детей приучить. Никто из них «отродясь» ещё спиртного не «нюхал», гордилась семьёй Ирина Борисовна. Вот, поэтому, такие же работящие и хозяйственные односельчане, всячески одобряли и поддерживали Ракитиных. Но, на селе жили и такие, которые передавали из уст в уста сплетни о том, что Ирка да Витька «зря расплодили ораву»! Сами ишачат, не видя белого света, и детей «с измальства горбатыми делают», рассуждала как-то баба Люба Самыхина, живущая через три дома от наших героев. Она иногда любила порассуждать о том, что Ракитины взяли Ромку к себе «ради какой-то выгоды от государства». Вот-вот, вторила ей баба Вера Круглова, любившая с бабой Любой посплетничать. Мы же не знаем, что было на уме у Ирки да у Витьки, когда они не схотели Ромку в детдом отдавать. А, может, у таких, как Ракитины, которые
 «усыновляют и удочеряют», льготы какие-то от государства со временем появятся. Может, на пенсию Ракитиных ради Ромки пораньше отпустят, не унималась баба Вера. Нечто похожее передавали из уст в уста на селе и другие «злые языки». Но, Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич на всё закрывали глаза.

    С одной стороны «две этих старых грымзы» даже своих внуков «няньчить не схотели», хотя имели и здоровье, и возможности, говорила как-то мужу Ирина Борисовна. А, с другой стороны, Ракитины на сплетников не обращали внимание. Они просто жили, как могли. И, одинаково относились и к Ромке, и к своей «ораве», не делили детей на «своих и чужих». Любому «вумному», вроде бабы Любы и бабы Веры, Ракитины, не кривя душой, в любое время могли сказать, что не выгода им от Ромки нужна. Они думали, прежде всего, о том, что мальчику с ними будет лучше, чем «в самом хорошем детдоме». Ракитины продолжали просто жить, и старались, не выпячиваясь перед другими, «потихоньку тянуть свой хомут». Но, теперь, после того, как «приёмная родня потребовала свои законные деньги», мир для Ирины Борисовны и Виктора Григорьевича, как будто «надвое раскололся». Когда Ромка убежал из дома, ни мать, ни отец, ни их дети не торопились выплёскивать всё, что в душе накопилось. Да, да, конечно, чувства переполняли душу, и норовили вырваться наружу в виде самых обыкновенных слов. За что, за что, колотилась жилка на правом виске Ирины Борисовны. Когда её сестра погибла в аварии на дороге, Ромке всего два годика было. Мальчишка, как все малолетние дети, нередко болел. Ромка и частенько зимой простывал, и мучался с зубами, и щёки у него опухали «от свинки». Да, мало ли «хворей» на малолетних детей нападает! Ирина Борисовна, как и со своими детьми, нередко бегала с приёмным племянником в больницу, и лечила его народными средствами. И, вот теперь, когда Ромка хлопнул дверью, женщина вспоминала ту весну, когда сынишка погибшей сестры заканчивал первый класс. Как-то раз её племянник вместе с местными мальчишками долго бродил по речке. Он не только хорошенько простыл, но и сильно порезал ногу каким-то стеклом. Рана чуть ниже колена на икре правой ноги «была шириной в толщину пальца взрослого человека», вспоминала иногда Ромкина тётка. Она долго не заживала и гноилась без конца.
   Ирина Борисовна часто меняла бинты, засыпала болячку стрептоцидом, делала всякие примочки из отвара разных целебных трав. Но, гной шёл два месяца. Мальчик не спал по ночам, часто стонал во сне, если удавалось уснуть. А, вместе с ним не смыкала глаз и приёмная мать. «Злые языки» из уст в уста передавали друг другу, что Ракитины специально в больницу не обратились. Там ведь деньги за всё надо платить. Им лучше мальчишку угробить. Чужая боль – не своя! Чего только не услышала Ирина Борисовна, пока Ромку выхаживала. Женщина молча терпела бред своих недоброжелателей, и носила в душе боль маленького существа, как свою. И, они с Ромкой выстояли. Уже в июле племянник вместе со всеми детьми бегал за коровами, и ходил по грибы...  За что, за что, разрывалась душа у многодетной матери.

   Муж нервничал не меньше, чем жена. Дети тоже сидели как на иголках. Конечно, восемнадцатилетний Андрей уже привык к тому, что Ромка «каждый день матери нервы мотает». Вместе с тринадцатилетним Женькой, ровесником «приёмного сироты», он предпочёл сейчас родителям ничего не говорить. А, шестилетняя Вика и восьмилетняя Ольга не поняли, за что мамка обозлилась на Ромку. Два сына и две дочери молчали, как во время скандала, так и после него. И, лишь пятнадцатилетняя Маринка, когда племянник её родителей ушёл, пробурчала:
  - И, для чего мы Ромку взяли к себе? Кроме проблем, от него ничего не дождёшься!
 
   - Хватит! Давайте лучше телевизор посмотрим! – говорил Виктор Григорьевич дочке, которому «тошно было насчёт племянника рассуждать». Мужчина считал, что сейчас одними разговорами ничего не изменишь. Надо, что-то делать. Но, что, разламывалась голова у Ракитина старшего.
  - А, я, всё равно, считаю, что Ромку надо было оставить с отцом-алкашом, или отправить в детдом! Пусть бы кому-нибудь другому нервы мотал! – не унималась Маринка.
  - Вот, когда будут у тебя свои дети, тогда и поймёшь, почему я Ромку в детский дом не сдала, и с отцом-алкашом не оставила! – говорила Ирина Борисовна дочери, несмотря на то, что муж всех в доме просил, что «не стоит огонь раздувать».
  - Упахался, бедняжка! – не хотела униматься Маринка, - его послушаешь, так мы, как будто бы все, ничего дома не делаем!

  - Хватит! Опосля разберёмся! – нервничал Виктор Григорьевич, не скрывая, что очередной разговор, возникший в доме по поводу Ромки, мешает ему телевизор смотреть. Андрей, Вика, Женька и Ольга тоже поддерживали отца. И, лишь Маринка ещё немного побурчала, но потом успокоилась.
  Дети Ракитиных, никогда сложа рук, не сидели. Они, как Васька и Димка, у кого нередко пропадал племянник Ирины Борисовны, не слонялись по посёлку без дела. В тот день, когда родители вместе с приёмным сынишкой поставили стог, Андрей и Женька готовили на зиму дрова. А, Вика, Маринка и Ольга пропадали на огороде, они сорную траву  возле картошки и огурцов выщипывали. Словом, и отец с матерью, и дети, за минувший день хорошенько вымотались. И, как только закончился сериал, все отправились спать.
 
    Стояла дивная летняя ночь. Под окнами дома всё трещали и трещали кузнечики. Они никак не хотели угомониться, несмотря на то, что наступило тёмное время суток. Воздух, нагретый после полуденной жары, ещё не остыл, и врывался в открытые настежь форточки, наполняя дом каким-то необыкновенным теплом и уютом. Дети быстро уснули. А, Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич то обсуждали сериал, увиденный по телевизору, то вслух размышляли о том, чем лучше заняться завтра. Но, о чём бы не размышляли Ракитины, поневоле возвращались к разговору о непослушном племяннике. Эх, Ромка, Ромка, вздыхали взрослые. Упустили, пацана! Но, как это произошло, и когда? Они же видели, что мальчишка рвётся к этим «паршивцам», как называли иногда Димку и Ваську супруги Ракитины. И, зачем отпускали? И, где он сейчас? Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич долго не могли успокоиться. И, всё-таки, рано или поздно, едва жена прекратила обсуждать поведение племянника, муж забылся во сне. А, Ирина Борисовна тоже пыталась забыться, но не могла. В памяти невольно всплывало лицо племянника, и его с укором смотрящие глаза: где мои деньги? Вы, же, на меня пособие получаете! Нет, сердце жгло не только от обиды! Те чувства, которые раздирали всё материнское существо, «были больнее любой обиды», приговаривала потом Ромкина приёмная мать. «Я засыпала с таким ощущением, как будто кто-то душу топтал грязным своим башмаком!», - приговаривала жена, подавая Виктору Григорьевичу на следующий день завтрак, когда дети ещё не проснулись. Но, это было на следующий день. А, пока, лёжа рядом с уснувшим мужем, жена не смыкала глаз. Смутные, противоречивые чувства не давали уснуть.

    Ирина Борисовна до сих пор считала, что не своими словами племянник с ней разговаривал. Ей почему-то вдруг захотелось найти тех «вумников», которые Ромку «правильной жизни учили», да «надавать им, как следует, по соплям». Ирина Борисовна не хотела всё это откладывать в долгий ящик. Она осторожно выскользнула из-под одеяла, так, чтобы не разбудить мужа, оделась, и решила отправиться на поиски неуправляемого племянника и его «заботливых покровителей».
 
   А, Ромка, уйдя от тётки и дядьки, в это время гулял по своему посёлку с «чувством исполненного долга». Иначе, и быть не могло. Он ведь не только от Васьки и Димки слышал, что тётка и дядька взяли его к себе лишь для того, чтобы «в доме лишняя пара рабочих рук появилась». На эту тему с Ромкой иногда говорили и другие. Слушая «умные головы», мальчишка почему-то не мог понять того, что и другие дети работают, что в любой нормальной семье дети без дела не сидят. Он просто не хотел обращать на это внимание, и мечтал предъявить «родственнице по счетам». Да, только удобного момента не подворачивалось. И, вот теперь, сказав тётке «самое главное, что накопилось в душе», племянник испытывал необыкновенное удовольствие. Он, конечно же, просто мечтал поделиться «своими достижениями» с друзьями. Ему просто мерещилось, что Васька и Димка, как обычно, развалившись в креслах, внимательно выслушают его, а потом обязательно скажут: «так их, так!» Ромка, естественно шёл навстречу к парням, но ни Васьки и ни Димки дома не оказалось. Глядя в тёмные окна односельчан, племянник Ракитиных долго петлял по улицам своего посёлка. Но, парней так и не встретил. И, только тогда, когда мальчик вышел на окраину населённого пункта, к берёзовой роще, он услышал, как тишину, окутавшую односельчан, резанул знакомый рокот мотоцикла.
 
    - Ты, не спишь до сих пор? – спрашивал Васька, тормозя свою «колымагу» рядом с племянником Ирины Борисовны и оглядываясь на Димку, который сидел сзади него.
  - А, я вас искал! – оживился мальчик, взволнованно глядя на своих «заступников».
  - Может быть, деньги нам принёс за вино? – издевался Димка, сверля мальчика пристальным взглядом, - наверное, вытряс своё пособие у тётки?

     Ромка решил подробно рассказал о своём последнем разговоре с Ириной Борисовной. Мальчик пытался стоять перед парнями в такой же позе, в которой он был тогда, когда решил предъявить родственнице «по счетам»: широко расставив ноги и сунув руки в карманы брюк. Васька и Димка внимательно выслушали Ромку. Ему просто мерещилось, что «корешки» одобрят его. Однако наш герой тут же понял, что сразу после разговора с мальчишками, не произошло того, чего он больше всего ожидал от «своих покровителей».  «Учителя» не одобрили поступок своего подопечного.
  - Знаешь, Ромка, права твоя тётка. Зря ты её обидел. Зачем ты ей всякую ерунду наговорил? Тётя Ира и дядя Витя действительно заботятся о тебе, как родные мать с отцом. А, ты, их очень сильно обидел. Неужели твоя дурья голова не поняла, что мы просто шутили, когда говорили, чтобы ты пособие из тётки «вытряхивал». Не нужны нам деньги за вино! – упрекал мальчика Васька.
  - Я с другом своим согласен. Обидел ты сильно дядю Витю и тётю Иру, - поддерживал товарища Димка, - мы за один раз иногда пропиваем больше, чем твоё месячное пособие. Мы же знаем, сколько на тебя Ракитины получают. И, вовсе не собирались мы деньги у тебя брать за вино. Наболтали тебе просто так, а ты и уши развесил!
 
    Слушая парней, Ромка растерялся. В голове возникали всё новые и новые вопросы. А, может, действительно я в чём-то не прав, мучалась душа у мальчонки. Но, тогда почему пацаны пару часов назад говорили одно, а теперь талдычат другое. С одной стороны, Ромка и Ваську, и Димку поддерживал. Ведь Ирина Борисовна всё время «его деньги от государства получает», но почему она их ему не отдаёт? А, с другой стороны, кажется, тётка тоже права. Она ведь на самом деле после того, как продала кобылу, для всей семьи и «обувку», и «одёвку» купила. И, Ромке на самом деле «и куртку, и сапожки с барахоловки привезла». Всё перепуталось в его голове. Мальчик искал у друзей поддержки, рассчитывал, что парни одобрят его поступок, а потом позовут его к себе. И, он будет с
ними «преспокойненько жить, избавившись от этой тётки-сквалыги, у которой работа дома не кончается», а они... Настроение мальчишки иногда могло меняться каждую минуту. И, каждую минуту он мог, как и любой другой подросток, с его неустойчивой психикой, поменять своё отношение к людям. Ромка уже считал, что действительно сильно обидел тётку. Он уже пожалел, что и с покоса сбежал, и что пил с пацанами вино. А, за то, что считал, что родственнице пора «надавать по соплям», и вовсе себя проклинал. Ромка больше решил не делиться с Васькой и Димкой тем, что творилось в его маленькой душонке.

    Племянник Ирины Борисовны ещё немного молча постоял возле своих «корешей», а потом медленно побрёл по просёлочной дороге. Парни стояли на месте до тех пор, пока силуэт «несчастного сироты» не растворился в темноте. И, только потом Васька завёл мотоцикл, и они с Димкой снова отправились колесить по пустынным улицам села.
 
    Во второй половине июля ночи стали, естественно, немного длиннее, чем в конце прошедшего месяца. Но, Ромка этого, как и другие дети, конечно, не замечал. Он, как правило, тоже рано ложился. И, просыпался обычно тогда, когда в доме было уже светло, а тётка гремела пустыми вёдрами, собираясь подоить коров. Когда наш юный герой расстался с Васькой и Димкой, было ещё, в общем-то, не очень поздно. Время полуночи даже не наступило. Звёзды крохотными мерцающими точками рассыпались по ясному небу, а вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как речка шумит, до которой надо было идти через пять или шесть улиц села. Мальчик понимал, что до рассвета ещё далеко, и что есть время забыться, побыть одному, и подумать... Но, что дальше...  Он пытался найти свою, какую-то понятную только ему «золотую середину» между родственниками и своими друзьями. Но, у него ничего не вышло. Ромка начинал понимать, что невозможно угождать Ваське и Димке, и одновременно нравиться тёткиной семье. И, как же быть дальше? Как тётке, дядьке и их детям теперь в глаза посмотреть? И, зачем, зачем же я с этими Васькой да Димкой связался? Ведь правы, правы были дядя Витя и тётя Ира, когда говорили, что и в других семьях дети работают. Вон, у Жимайловых, которые живут от тётки через четыре дома, тоже три сына и одна дочка. И, все они в школе учатся. И, все они, и Колька, и Петька, и Серёжка, и Танька – все до одного, и на покосе
пропадают, и поливают огород. И, никто им не запрещает на речке купаться, а вечером кататься на велосипедах по селу. А, кто мне не давал вместе с Колькой, Петькой и Серёжкой пойти в берёзовую рощу за опятами. Ведь звали же меня и Колька, и Петька с собой. Нет, попёрся ведь к этим...  Он сам себя не мог понять. Он сам себя, как будто, потерял и не мог отыскать. Был недавно Ромка внутри себя самого да вдруг весь вышел, и потерялся куда-то...  И, с Васькой, и с Димкой ему иногда хорошо, а потом вдруг и плохо. И, куда от тётки деваться, куда от неё пойдёшь...  Ведь с ней, вроде бы, чаще всего неплохо...

    Ромка хотел по-своему понять «какую-то свою справедливость», которая не выходила из его головы. Но, ничего у мальчика не получалось. Перед ним вставали образы тётки и дядьки. И, как теперь им на глаза попадаться...  Провалиться бы лучше сквозь землю...  А, показаться всё-таки придётся, снова вздыхал наш юный герой, продолжая петлять по тёмным переулкам села...  Эх, вернуть бы вчерашний вечер...  И, зачем я с покоса ушёл. И, зачем к этим придуркам попёрся...  И, зачем пил вино...  Ромка просто не знал, что делать.
 
    А, Ирина Борисовна моталась по селу. На счастье, на беду ли она никого не встречала. С одной стороны, это было хорошо, потому что не хотела никому рассказывать, что «бедный родственничек» сотворил. Она и без этого всяких «сплетней» от местных жителей «наелась», и лишний раз не хотела, чтобы «вумники» упрекали её за то, что она племянника в детский дом не сдала. Но, с другой стороны, не помешало бы у кого-то про Ромку спросить, может быть, кто-нибудь видел мальчишку. Но, чего бы не хотела Ракитина, на селе – шаром покати. Все нормальные люди давно завалились в кровати. И, только она одна носилась по пыльным дорогам, как угорелая. Женщина заглядывала то в один переулок, то в другой, но Ромку так и не встретила. Он бродил по одним переулкам, а она метала икру по другим. Ирина Борисовна понимала, что племянник рано или поздно вернётся сам, что он не из тех «обормотов», которые могут хлопнуть дверью, и навсегда уйти от родителей. Но, Ракитина боялась потерять хотя бы минуту. Она допускала малую вероятность того, что с племянником может что-то случиться. Ирина Борисовна считала, что чем раньше найдёт мальчишку, тем будет лучше – хоть душа успокоится. Но, чего бы
не хотела наша героиня, племянника она так и не встретила. За то на глаза ей попались Ромкины друзья. Когда женщина сходила к берёзовой роще, а потом снова вернулась и прошлась возле крайних домов, из-за поворота вывернул мотоцикл, и фары её осветили с головы до ног. Это, конечно, были Васька и Димка. Парни, естественно, увидели Ромкину тётку. Они понимали, что с Ракитиными рано или поздно нелёгкий разговор состоится. И, уж, пусть будет раньше, чем завтра или спустя несколько дней, решил Васька, и остановил мотоцикл прямо напротив Ирины Борисовны, обдавая себя и женщину шлейфом пыли, поднимающуюся из-под заднего колеса.
 
    - Деньги вам нужны, алкаши поганые! – кричала Ракитина, конечно же, не здороваясь, и без всяких «вступительных слов» стала говорить о том, что больше всего в душе накипело. Она взволнованным голосом рассказала Ваське и Димке о том разговоре, который состоялся между ней и племянником накануне. Парни не обиделись, что Ирина Борисовна говорила с ними на «повышенных тонах», разбрасываясь словами из «ненормативной лексики». Васька и Димка понимали, что никто им не скажет спасибо за то, что они учили Ромку «вышибать» из тётушки «денежку». Хотя они вовсе и не собирались добиваться от мальчишки того, чтобы тот «предъявил родственникам по счетам».
  - Извините...  Виноваты...  Всё как-то по-дурацки получилось, - вздыхал Димка, щуря глаза.
  - Да, мы, тётя Ира, ничему такому, что вам Ромка высказывал, его не учили. Просто мальчишка неверно нас понял, когда мы с ним разговаривали, - мямлил Васька.
 
   - Я не знаю, что вы моему Ромке говорили, но скажу вам одно: не нравится вам наша семья, так бежите от нас, куда ваши зенки глядят. Мы не обеднеем, если с вами якшаться не будем. И, чем других обсуждать, вы, лучше на себя посмотрите. Гляньте, умники, какая хорошая погода стоит! Надо и сена накосить, и огороды прополоть, и дров припасти! А, вы...  Для чего пить взялись? Нет, вы, только на себя посмотрите! Что, взрослыми стали, что ли? От горшка – три вершка, и туда же...  За стопку...  Одна только выпивка на уме! Да, нам с Виктором, и вашим папкам и мамкам в ваши годы в голову не приходило, чтобы даже пробку понюхать! А,
вы, пьёте и пьёте, как скаженные! Подождите, мы ещё до вас доберёмся! Вот, вернутся ваши папки и мамки из командировок,
ещё побеседуем! А, не поможет, в милицию заявление накатаю! И, не дай бог, с Ромкой нонешной ночью что-то случится, саморучно голову оторву!      

   Ирина Борисовна долго «митинговала» перед мальчишками, без конца переходя с места на место и потрясая запыленным платком. Глядя на Ромкину тётку, мальчишки тоже «метали икру» на пыльной дороге. Ваське и Димке, конечно, было недосуг выслушивать всякие «умные слова». Но, куда денешься. Они знали, что дальше их ждёт ещё серьёзный разговор со своими родителями, которые должны вот-вот из своих поездок вернуться. Несмотря на то, что недавно произошло, «кореши» не жалели, что Ромку к себе «подтянули». Они не собирались спаивать Ромку или «делать из него человека». Им было просто «по барабану», что будет дальше с мальчишкой. Васька и Димка иногда жили по принципу: сегодня – одно приключение, а завтра – другое. Ирина Борисовна, конечно же, угадывала настроение Ромкиных «наставителей», и пробовала что-то сделать, чтобы в них хоть чуть-чуть совесть проснулась.
 
   - Ничего, ничего! Ещё приедут ваши папки и мамки...  Мы ещё побеседуем, - снова попыталась Ракитина парней «напужать напоследок», - а, сейчас найдите мне Ромку! Хоть из-под земли доставайте! И, не дай бог, что-нибудь случится с мальчишкой – саморучно ваши головёшки поотрываю! – повторяла одно и тоже Ирина Борисовна. Она понимала, что за счёт долгих разговоров с «этими проходимцами», Ромку не найти. Женщина высказала парням всё, что в душе накопилось, и продолжила «икру метать по селу». Ракитина долго ещё петляла по пустынным улицам, но её поиски ни к чему не привели. Тётка племянника так и не встретила. Васька и Димка тоже пытались сделать всё, чтобы Ромка попался им на глаза. Но, приёмный сынишка Ракитиных видеть никого не хотел. После встречи с парнями мальчик «окольными путями, так, чтобы ни одна собака не обнаружила», пришёл к тёткиному дому, и незаметно забрался в ту стайку, где обычно скотина ночевала. Здесь всё время находился весь крупный рогатый скот, который был у Ракатиных: две коровы и четыре бычка. Но, сегодня Виктор Григорьевич оставил в сарае только ту бурёнку, которая должна
была со дня на день принести пополнение. Остальных животных мужчина привязал на улице, в крытом, огороженном дворе.
   
   Щурясь от лампочки, горевшей у входа, Ромка завалился на сено, сложенное подальше от стельной коровы в углу, и быстро забылся во сне. Мальчишка частенько не помнил, что его дядька с большой щепетильностью относился к домашним животным. С тех коров, которые должны были вот-вот принести пополнение, он ни ночью, ни днём глаз не спускал. В ту ночь, когда племянник устроил в доме скандал, хозяин уснул не надолго. Он встал сразу же после того, как жена ушла на «поиски несчастного сироты». Мужчина, конечно, тоже нервничал и переживал за племянника. Но, Ромку искать не пошёл. Виктор Григорьевич чувствовал, что мальчик «немного побесится и сам вернётся домой. Куда деваться племяннику!» Он то сидел на крыльце своего дома, то заходил в сарай, чтобы присмотреть за бурёнкой: мало ли что может во время отёла случиться.

    В ту ночь корова так и не отелилась. Прыткий чёрный бычок у бурёнки появился на свет только через двое суток после того, как Ромка устроил «бесплатный спектакль». Однако когда Виктор Григорьевич в который уж раз заглянул в сарайку, он, конечно же, обнаружил племянника.
  - Иди, ложись в свою комнату! Чего жмёшься в углу, как отрешённый! – говорил Ромке Виктор Григорьевич, теребя его за плечо, чтобы тот проснулся, - завтра – снова на покос. Кровь из носа, но надо ещё один стог нам поставить. И, не дай, господи, пригубишь...
 
   Когда Ромка вошёл на кухню, дети Ракитиных «уже седьмое сновидение досматривали». Мальчик у порога разулся, на цыпочках подошёл к табурету, стоящему у дверей, и тихонько присел. В это время тётка хлопотала у лавки, на которой под марлями были расставлены трёхлитровые стеклянные банки с молоком. Ирина Борисовна видела, что появился племянник, но беседовать с ним не спешила. Она для чего-то передвинула полные банки с места на место, а потом подошла к шкафу, стоящему у окна. Хозяйка долго рылась на полках, а когда вытащила из-под чистых простыней новую марлю, повернулась к Ромке, и бросила в сторону племянника своими суровыми глазами.
 
- Ну, что, вернулся, родименький! – спокойно говорила Ирина Борисовна. В её голосе не было ни упрёка, ни издёвки, ни чего-то другого, что могло ущемить самолюбие мальчика, - так, с кем же, тебе, лучше, племянничек? С нами или с теми оболтусами, которые тебя вином угощали?
  Ромка стоял, как будто язык проглотил – сказать было нечего. Он растерянно шарил глазёнками по сторонам, разглядывая то коричневую штору в белый горошек, которая закрывала окно, то холодильник, гремевший возле дверей. А, потом переводил глаза в сторону печки, у которой над трёхлитровыми банками с молоком хлопотала Ирина Борисовна. Она прикрыла стеклянные посудины марлями, переставила их так, чтобы они много места не занимали, и снова повернулась к племяннику.

    - Когда ты уходил с покоса, я просила, чтобы Димка тебе обувку отремонтировал. Почему он кроссовки твои не подшил? – спокойно спрашивала Ирина Борисовна, переводя взгляд с Ромкиного лица на левый башмак племянника, у которого подошва «отошла от носка». Мальчик снова молчал – сказать было нечего. Когда он решил от Васьки и Димки снова вернуться домой, он ждал, что тётка устроит ему полный разнос за «весёлые похождения». Ромке просто мерещилось лицо Ирины Борисовны, перекошенное от истерики. Но, тётка продолжала говорить с племянником своим тихим уверенным голосом. И, это спокойствие ещё больше мальчику досаждало.
 
   - Ромка, что делать-то будешь, если от меня и от дядьки уйдёшь? – снова спрашивала тётка, но мальчишка молчал, - ну, скажи хоть словечко, - не унималась Ирина Борисовна. Она знала, она просто была уверенна, что племяннику сказать будет нечего, но всё равно продолжала ему вопросами досаждать. Пусть, пусть наш «герой глазёнками похлопает», вертелось у женщины в голове. Она, конечно, могла и накричать, и надавать подзатыльников, но делать этого не собиралась. Ракитина знала, что от простой «задушевной» беседы проку будет больше, чем от самого жестокого скандала. Она говорила Ромке то одно, то другое, но все её слова, в конце концов, объединялись в один и тот же вопрос: как же ты, племянничек, думаешь дальше на свете жить? Мальчик, конечно же, понимал, к чему клонит Ирина Борисовна, но по-прежнему молчал. Он и сам
задавался теми же вопросами, которые ставила тётка. Но, ответа не находил. И, теперь сказать было нечего.
 
   -Ладно, Ромка, прощаем тебя. Иди, спи в свою комнату. Батька сейчас вернётся со стайки, и обувку твою починит, - зевала Ирина Борисовна, не скрывая, что она тоже бы с удовольствием завалилась в постель.
 
   Ромка медленно приподнялся с табурета, и ушёл в ту комнату, где он спал вместе со старшим сыном Ирины Борисовны. Андрей в то время уже «седьмое сновидение досматривал», слегка сопя и ворочаясь на перине. Наш герой тоже разделся и занырнул под одеяло. Он не сразу уснул. Мальчик вспоминал то тётку и дядьку, то своих друзей, которые угощали его вином «нахаляву» и предлагали «за удовольствие рассчитаться». Нет, с какой стати я должен «чужие рты обрабатывать», и почему тётка мне «моё пособие не отдаёт», размышлял Ромка словами Васьки и Димки. А, потом перед глазами всплывал образ тётки и дядьки, внушавших ему, что на селе в любой нормальной семье дети работают. И, это Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич не придумали. На Ромкиных глазах мальчишки и девчонки пололи огурцы и картошку, сгребали сено и собирали на огороде помидоры. И, одни правы, и другие говорят, вроде, что-то такое, что на правду похоже, мучался мальчик. Он так и не нашёл ответы на свои вопросы, и забылся во сне. А, Виктор Григорьевич, вернувшись со стайки, где бурёнка ещё не отелилась, решил Ромкину обувь отремонтировать. Ведь завтра племяннику снова с тёткой и дядькой идти на покос. Мужчина достал из шкафа шило и нитки, взял порванный «лапоть» племянника, и принялся над ним «колдовать».
 
   - Нет, в честь чего, ты, должен Ромкины кроссовки подшивать? Пашешь, пашешь на него, а он, вместо того, чтобы спасибо сказать, фокусы всякие выбрасывает! Племянничек, чтоб тебе всё было хорошо! – приговаривала Ирина Борисовна.
  - Уж, не знаю, что тебе говорить, - вздыхал Виктор Григорьевич, прокалывая при помощи шила дырку для нитки на кроссовке племянника, - наверное, время такое пришло. Да, мы с тобой в детстве такими, как Ромка, конечно же, не были... Я вовсе не жалею, что твоего племянника взяли к себе. Иной раз и родные
детки похлестче приёмных бывают. Те же Васька и Димка...  У них ведь и папка, и мамка родные...

   - Упустили мы Ромку, - тоже вздыхала Ирина Борисовна, - нечего было допускать, чтобы он с этими оболтусами якшался. Я имею ввиду Ваську и Димку.
  - Верно, говоришь, - соглашался Виктор Григорьевич.
 
    Они ещё долго вздыхали из-за того, что Ромка с Васькой и Димкой связался. Но, что было, то было. Вся проблема состояла в том, как дальше племянника воспитывать. Можно, конечно, потребовать от него, чтобы тот на селе общался только с теми, кто семье Ракитиных импонирует. Но, разве одними запретами что-то решишь. Если «несчастному сироте» наказать, чтобы он «этим оболтусам на глаза не показывался», то он ещё больше обидится, замкнётся в себе, и будет «дуться, как мышь на крупу». А, хуже того, вообще исчезнет из дома. Ждать можно всё, что даже в голову не придёт, считали Ракитины старшие. Так, что же делать? Что предпринять? Пропадёт ведь мальчишка, покатится...  И, всё-таки, всё-таки, в чём его ущемили, обидели чем? Откуда эта злость накопилась в маленькой хрупкой душонке? Нет, вы, не подумайте, что в семье Ракитиных не бывает проблем с другими детьми. Честно говоря, девчонки обычно не преподносили «сюрпризов», если не считать тех мелочей, вроде того, что Маринка рассуждала, что Ромку надо было оформить в детдом. И, нечего с ним «валандаться», рассуждала дочка, что матери сильно не понравилось. Но, это всё «цветочки», по сравнению с тем, что порой  «отчебучивали» мальчишки. Женька и Андрей не только старательно кололи дрова и пололи картошку. Они иногда «окучивали» ровесникам носы и пропускали занятия в школе. И, папка, и мамка не раз бегали по соседям, чтобы те «не подавали в милицию, когда Женька или Андрей били морды их спокойным сынишкам». А, сколько раз Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич «хлопали шарами» на классных собраниях в школе за то, что у них пацаны не такие, как все нормальные мальчишки, и вовсе не перечесть. Одним словом, и дочки, и сыновья у Ракитиных росли, как все обычные дети в обычной сельской семье. Только не было у них той злобы и обиды, как у Ромки, на взрослых. И, что же произошло, почему племянник так обозлился, что даже решил из дома уйти. Конечно, бывает, что и взрослый человек саму жизнь
вокруг себя не поймёт. А, куда уж ребёнку разобраться, рассуждали  Ирина Борисовна и Виктор Григорьевич перед тем, как уснуть. В
голове возникали всё новые и новые вопросы, на которые просто  невозможно было ответить. Жизнь покажет, пришли к выводу Ракитины, чтобы больше об одном и том же не «рассусоливать».
 
    Виктор Григорьевич снова быстро забылся во сне. А, Ирина Борисовна ещё долго лежала рядом с ним, не смыкая глаза, и всё думала, думала. Перед ней вставал образ племянника. Вот, он сбегает с покоса, вот, он поздно вечером входит на кухню и требует «свои деньги, которые ему государство выплачивает». Вот, он, вернувшись поздно вечером из сарайки, где корова должна отелиться, стоит перед ней, «словно лом проглотил»...  Ирине Борисовне захотелось вдруг Ромку увидеть. Она снова осторожно выскользнула из-под одеяла, чтобы мужа не разбудить, и вошла в ту комнату, где её средний сынишка и племянник устроились на ночлег. Васька лежал на спине, подложив под голову правую ладонь, и тихо посапывал во сне. А, Ромка прикорнул на правом боку, откинув одеяло в сторонку и подобрав колени под себя. Лёгкий ветерок, врывающийся в форточку, щекотал загоревшие плечи и спину мальчишки. Он лежал вначале спокойно, но через пару минут после того, как вошла тётка, разогнул колени, а потом их снова подобрал под себя. И, чего, ты, ворочаешься, задавалась вопросом тётка, что тебе снится, что ищет твоя юная неугомонная душа...