Что нужно сделать, чтобы стать знаменитым на весь Советский Союз? Совершить подвиг, достичь небывалых трудовых высот, сняться в фильме, не будучи актером? Ничего подобного! Есть другие способы, не требующие затрат энергии, непредсказуемые по своим последствиям, и потому похожие на бред сивой кобылы. У меня это произошло совершенно случайно и вот как.
В то время, когда мои плечи отягощали погоны с двумя поперечными лычками, я был молодым и легкомысленным. Запросто раздавал обещания и, надо отдать должное, почти всегда их выполнял. Наверное, потому, что обещания давал редко и не всем. Именно там, в армии, с друзьями, мы однажды обсуждали книгу «Три мушкетера». И единодушно пришли к выводу, что симпатичность бравым воякам во многом придавали усы и бороды. Тогда мы чуть ли не поклялись, что на гражданке обязательно отпустим растительность.
После армии я работал в цехе по производству кальцинированной соды, и там не было ни одного бородатого мужика. А все потому, что при тамошней древней технологии, отсутствии вытяжек и кондиционеров (тогда мы этого слова не знали) по цеху свободно перемещались взвеси выпускаемого продукта. На день приходилось мыть руки раз по 20. Понятно, что я с бородой там чесался бы как блохастый пес.
Но как-то же надо было проверить потенциал и скорость роста моей бороды. И придумал. Отпуск я планировал провести у армейского друга под Ригой, одного из тех, кто обещал отпустить растительность. За три недели до отъезда перестал бриться и не скрывал от общественности, что еду в Прибалтику. Святая наивность! Чем меньше о тебе знает начальство, тем легче жить, но об этом я узнал спустя полтора месяца.
Ригу, Салдус, Броцены, где я побывал, описывать не стану. Скажу лишь, что жили там много лучше и сытнее, чем химики многострадальной башкирской глубинки. Пока я разъезжал туда-сюда, щетина превратилась в приличную бороду, чем доставила мне несказанную радость. Но недолго музыка играла! Отпуск закончился, и я вернулся к содовым печам. Бороду я сбрил через день по известным причинам.
Шеф встретил меня ласково: «Весь участок по твоей милости лишили месячной премии!»
Смотрю, а он хитро так улыбается. Прощу пояснить причину. Ответ меня ошарашил: «Из-за твоей бороды!». Пытаю его дальше и выясняю, что пока я изучал ценности Домского собора, любовался водами свинцовой Даугавы, общественная жизнь цеха шла своим чередом.
Комиссия цехового комитета, призванная решать «кто есть кто» нашла какое-то смешное нарушение в работе участка и приплела еще туда и меня. Шеф толком не объяснил, что послужило реальным поводом к лишению премии. Этот вопрос я задал председателю цехкома. Он раскрыл журнал протоколов и показал мне строчку… за неряшливый внешний вид… Все было оформлено официально с подписями и датами. На мое обращение в профком комбината отреагировали вяло: «Мы, конечно, не согласны с таким решением, но что поделаешь!»
Ну и ладно, решил я, сел и написал письмо в любимую газету «Труд». Письмо получилось большим, нудным и сумбурным. Зато ответ пришел незамедлительно.
В один прекрасный день шеф зовет меня к руководству цеха: «Приехал корреспондент по твою душу».
В кабинет начальника цеха набилось человек эдак десять мастеров и прочих ИТР, кому делать было нечего, все ждали начала спектакля. И он состоялся. Я объяснил свои позиции, которые мало кто принял к сведению. Письмо зачитали и начались прения. Большей дури да еще в таком объеме я никогда не слышал. «Он ехал в Прибалтику. А вся гнилая мода идет оттуда с Запада». «Посмотрите, как они одеваются, широкие брюки, волосы длинные». И понеслось и поехало. Кто-то приплел к разговору Варшавский договор, Америку, армию, клеймил позором молодежь.
Александр Васильевич Лалетин, собкор по Башкирской и Татарской АССР слушал их, слушал и предложил: «Знаете, с вашими взглядами на нынешнюю молодежь, предлагаю построить рядом с заводом казармы, строем водить людей на работу и никуда не выпускать».
Говорильня продолжалась около двух часов и, когда я прощался с Лалетиным, он предложил мне: «Если хотите, приходите ко мне в гостиницу, и мы пообщаемся». Понятно, что вечером я был у него. Мы говорили о многом, из разговора я вынес одну актуальную на все времена мысль: «Никаких журналистских жизней не хватит, чтобы разгрести все дерьмо (навести порядок) в нашей стране». Александр Васильевич заверил меня, что письмо обязательно напечатают.
Так оно и получилось. В один прекрасный день я проснулся знаменитым. Иду по комбинату, а меня поздравляют. Сначала не понял с чем, а потом дошло. Читаю газету «Труд» 27 февраля 1972 года.
В небольшом "подвальчике" под общим названием «Конфликт из-за бороды» две колоночки. От меня и рядом от Александра Шатравки, который писал о том, что у них в техникуме преследуют за длинные волосы, широкие брюки и т.д. Спустя какое-то время по «Голосу Америки» я услышал его фамилию. Думаю, что это был мой сосед по газетной полосе. Понятно, что мое письмо было препарировано до неузнаваемости и от меня осталось лишь упоминание о Петре I, который стриг бороды боярам. И народ дразнил бритых людей "рылами скоблеными".
Вы думаете, что история этим заканчивается? Ошибаетесь! В течение месяца получаю два письма от читателей. Одно из деревни Козловка Чувашской АССР. Автор в нём сравнила меня с обезьянами. Из скромности подписалась "С комсомольским приветом". Таня М.
Содержание комментировать не стоит, так думали самые передовые и преданные партии дочери и сыновья, воспитанные в духе советского прихлебательства. Хотя, мнение оно и есть мнение, только меня несколько смутила анонимность. Адрес я прочитал на почтовом штампе.
Примечание: письма мне выдавали в АХО комбината (административно-хозяйственный отдел). При вручении первого, девки, иначе их не назову, откровенно смеялись. По молодости и глупости тогда я не понял причины смеха. Позднее рассмотрел, что конверт вскрывался и был проклеен канцелярским клеем. Значит девки его читали. Потому лучшего определения они не стоят.
Второе письмо согрело душу и напомнило армейское обещание. В нем речь шла о… бородатых мушкетерах.
Думаете, это конец рассказа о бороде? Ничуть! Как практиковалось в те времена, газета дала небольшую подборку, собрав два полярных и одно нейтральное мнения читателей. Пенсионер писал в духе Тани М. Студенты неизвестного института подержали меня, но фамилий своих не назвали, их тоже гоняли за штаны, усы-бороды и длинные волосы. И, наконец, кто-то написал, что ему ни жарко, ни холодно от модных течений, жить они не мешают.
P.S. Cегодня все видится смешным, а тогда было не до смеха. Примечательно, что никто из моих коллег на участке ни разу не сказал мне «фи» или еще как-то обозначил мое поведение. Финалом истории стала квитанция о переводе мне 4 рублей 24 копеек – гонорар за 30 строчек в газете.
В те годы мы не знали слов дресс-код и за модой следили все, кому не лень. В моем случае эстетами выступили технари.