***

НА ОСТРОВЕ.

Остров Аскольд в заливе Петра Великого, милях в 30 от Владивостока, образован высокими сопками покрытых лиственным лесом и расположенных в виде подковы.
В центре «подковы» небольшая прекрасная бухта «Наездник», названа в честь клипера «Наездник», обследовавший её в 1859 году. Через толщу прозрачной чистейшей воды видно каменистое дно, водоросли, ракушки.
Лёгкая океанская зыбь наводит на берег невысокий пенистый накат с шумом омывающий пёструю гальку, песок.
Выше по склону свежая зелень травы, кустарников, ещё выше лес. Сквозь листву деревьев можно различить пятнистых оленей, услышать их характерное посвистывание. Концы подковы завершаются высокими скалами утёсами круто, почти вертикально, уходящих вверх.
На правом утёсе – мысе Елагина расположилась белокаменная башня маяка. За маяком, неподалёку,  наш пост СНИС (службы наблюдения и связи) и команда – простое строение, наша обитель, где дружно жили мы – несколько десятков моряков. На посту доселе Команда была малочисленна; но месяц назад, в чудесный солнечный день, на десантном корабле на остров, была доставлена радиолокационная станция дальнего обзора вместе с расчётом. Мне и матросам никогда не приходилось десантировать технику на необорудованный берег. Опустив сходню на гальку, корабль работал винтами так, чтобы удерживаться в необходимом для высадки положении.
Набегающая волна то надвигала корабль дальше на берег, то, откатываясь, тащила назад на глубину. Мои моряки приготовили лаги из спаренных брёвен и стоя по пояс в воде старались удерживать их так, чтобы по ним смогли проехать колёса машины. Ошибка, неудача и она опрокинется в воду.
Первым пустили гусеничный вездеход. Он быстро выскочил на берег и его торопливо стали готовить к буксировке. Перед сходней, рыча мотором, стоял на «Товсь» большегрузный ЗИЛ. Откат волны, секунда, три, пять, семь -  накат и водитель, волнуясь, округлив глаза, гонит его по лагам. Лаги оканчиваются, и ЗИЛ по самые оси проваливается в береговую гальку. Вот для этого случая и готовили вездеход к буксировке. Моряки цепляют тросы за гаки бампера и вездеход, выбрасывая из под гусениц гальку, потянул машину на твёрдый берег. Такими приёмами были успешно выгружены все, около десятка, машин радиолокационной станции. Смекалисто и умело действовали парни, как-то сразу поняв что к чему. Довольные, радостные от выполненной необычной работы пересмеивались, покуривали. Таким образом, мы и пополнили команду СНИС. Машины, станции установили по диспозиции, растянули электрический кабель, обкатали. Наконец, многотонное передающие устройство; с размашистыми антеннами – крыльями, завращалось, посылая невидимые сигналы – импульсы окрест. На фосфоресцирующих экранах вырисовались светлыми пятнами все берега, мысы, бухточки острова всего залива Петра Великого. Микроскопическими точками обозначились рыболовные сейнеры, катера – фантастическое зрелище.
В полукилометре от нашего поста и повыше расположилась морская батарея, довольно внушительного крейсерского калибра.
Контактов с артиллеристами мы практически не имели, у них своя работа, у нас своя. В один из вечеров свободных от вахт собрались на площадке у команды пообщаться, всегда так было, всегда есть о чем поговорить, когда ты далеко от дома, от родных, любимых.
Вдруг резкий, подобно грому, удар страшной силы содрогнул всё вокруг. Узкие яркие языки пламени раскололи сумерки неба. На голову посыпался серый пепел. Ошеломлённые, оглушенные мы не сразу поняли, что произошло. Громовые раскаты повторялись снова и снова, запахло гарью, сыпался пепел. Да это же батарея ведёт огонь! Восторг , оживление от пережитого, вот здорово, - шутят моряки, стряхивая пепел с одежды. Снаряды из орудий батареи пролетали над нашими головами. Это велась зачётная стрельба по морским целям. В сухую погоду от маяка по уступам и тропинке смельчаки – рыбаки спускались к подножью скалы, где её расщелины, гроты уходили под воду глубокими каньонами и в них водилась рыба, даже касатки иногда заплывали сюда поохотиться.  Буквально, возле берега, у каменных глыб, они шумно всплывали белобокие, огромные, зубастые. «Эй вы, рыбаки – а что если касатки примут вас за нерпу да стащат с камней», посмеивались сослуживцы.
На камбузе, всю добытую рыбу – окуня, треску разделывали, валяли в муке, жарили, затем все дружно ели и расхваливали рыбаков. «Вот это рыбаки спасибо, вкусно было».
Все ещё помнили родной дом, и было порой тоскливо, одиноко. Вахты, работы, стрельбы, кинофильмы заполняли наш быт.  Но частенько поднимались мы на горку, возле поста, и долго смотрели с высоты на сине-голубой, бескрайний простор, далёкие острова, провожали взглядами суда, проходящие неподалёку.
Вот тебе и кино, - «голубые дороги» сказал кто-то. А вечером – «огни большого города», - добавил другой.
В первой половине лета над заливом часто весят плотные туманы, словно белый пушистый войлок.  Из толщи тумана странно видеть движущиеся судовые мачты. Судна нет, одни мачты движутся – диковинное зрелище. Звучат протяжно «туманные» сигналы маяка.
Как в прошлые времена здесь плавали суда, когда не было  радиолокаторов? Кругом одни опасности, ни чего абсолютно не видно с мостика даже бака своего судна.
В наставлениях того времени, в подобных случаях, рекомендовалось сбавлять ход судна, вести промеры глубины, слушать шум берегового прибоя, лай собак и т.д.
Шли дни, я с нетерпением ожидал весть с «берега», из отдела кадров флота. Мне очень хотелось продолжить свою службу на боевом корабле, испытать все её особенности, воспетые в книгах, кино, песнях и мечтах еще в военно-морском училище.
Наконец долгожданная весть пришла. Вскоре, в бухту зашел гидрографический бот. Решено, не теряя времени, воспользоваться этой оказией. Провожающие меня сослуживцы весело с шутками спускались с горы по каменистой дорожке через заросли багульника (рододендрона).  На берегу попрощались, – «Счастливого пути, счастливо оставаться». Глухо заурчал мотор, среди моряков бота мне нашлось место и дело. Больше волею судьбы я на Аскольд не вернулся. Бухта, скалы, прекрасные молодые лица моряков навсегда остались в памяти. Бот обогнул утес и пошел в сторону большого берега, к кекурам-живописным каменным островерхим столбам, стоящих среди обманчиво тихой воды. Там, у буя проблескового огня, заменили болоны с ацетиленом, опустевшие на полные.
Погода была на редкость превосходная. Солнечно. Бирюзово-синяя гладь пролива «Стрелок», где мы работали, обрамлялась высокими лесистыми сопками, скалами, бухтами острова Путятин и материка.
Те же живописные нетронутые берега и воды предстали тогда впервые русским морякам клиперов «Стрелок», «Пластун», фрегата «Паллада». Самый большой остров этой части залива Петра Великого назвали именем адмирала Е.В. Путятина, командира экспедиции, талантливого моряка и дипломата, возглавлявшего дипломатическую миссию России в Японии. Обслужив буй, шли к другому, распугивая бакланов и чаек. Незаметно солнце катилось к закату, под ним появилась тревожной полоской тучка. Насыщенно терпко и свежо запахло морем. Все уже приустали — пора домой. Старший бота дал отбой работам и взявшись за румпель направил бот в бухту «Абрек», на базу.
Уже в сумерках подошли к пирсу. Стал накрапывать дождь – «Вот этого только не хватало». Недалеко, за деревьями, большое строение – военная казарма, направляюсь к ней. В просторном зале длинные ряды коек с постелями, одни аккуратно заправлены, на других спят, отдыхают сменившиеся с постов и вахт матросы. Мне раньше приходилось здесь заночевать. Дежурный матрос вежливо предложил пройти в зал. До прихода поезда, на небольшую станцию за перевалом, ещё около трех часов. Ночевать – сутки потерять. Поразмыслив, пошел по слабой тропинке до ручья, тогда эта тропинка вывела меня на перевал – болотистую седловину между сопок, но это было в хорошую погоду днем, а сейчас…
Во мне с азартом боролись два искушения: идти на перевал – представил путь и сердце тревожно заныло; остаться – тоскливая неудача. Конечно молодость, неопытность взяли верх. И я пошел, надеясь одолеть хотя бы половину пути до усиления дождя. Речей успел превратиться в быструю речушку, теперь её не перепрыгнуть. Дождь шлепал по мокрым листьям кустарника. Влажный воздух еще полон пряных ароматов подлеска. Мокрая трава цепляет за ноги. С энергией энтузиаста, отодвигая ветки кустов, продвигался вперед.
Скоро шинель моя, брюки намокли, изрядно потяжелели. С фуражки стекали крупные капли за шиворот, на шею. Дождь усиливался, стало совсем темно. Пробираясь сквозь высокую болотистую траву, ориентировался только по крутизне склона. Опасности какой-либо я не боялся. Тигр или хуже того тигренок-подросток в такой дождь из логова не выйдет. Правда, в этих местах разбаловались полосатые, по поселкам стали гулять, появляться в неположенных местах. Хунхузов теперь тоже нет, подбадривал сам себя, так что давай, топай. Долго, очень долго и медленно, чавкая ботинками по воде, добирался до перевала. И вижу, сквозь сетку дождя, внизу, на той стороне долины, светятся такие манящие теплые огни железнодорожной станции с китайским названием «Шимиуза». И что еще! От станции отошел поезд, постукивают колеса, и квадратики огней окон вагонов приветливо помигивают.
Досадно… Очень досадно! Стал спускаться, спуск не крутой, но также болотистый. Болотистые мочажины на сопках, это, наверное только здесь, в Приморье? Уже близка высокая железнодорожная насыпь. Но что это?! Я не ожидал! Передо мной образовалась широкая река. Шумит стремительная вода, ветки полузатопленных береговых кустарников изогнулись по течению. Вот это влип! Как теперь? Эту реку уже не обойти, переправы не будет. Что делать? Выход только один – переправляться.
Думаю… Там где течение быстрее должно быть мельче и омута не будет. Вглядываюсь в темную стремнину, определил более узкое место и деревья с той стороны были поближе. В шинели, кителе, брюках как есть, держась за ветки тальника, шагнул в поток. Вода показалась на удивление теплой и упругой. Шаг, другой, вода по пояс, вода по грудь,  но под ногами твердое дно. Ещё шаг и ещё, и уже цепляюсь за спасительные ветки с другого берега. С трудом забрался на высокую насыпь. Напитанное водой обмундирование оказалось очень тяжелым. По шпалам направился к станционному строению, где приютились несколько изб.
Постучал в избу попроще. Вышел хозяин в накинутом брезентовом дождевике.
- Да вот, опоздал на поезд…
- Заходи, заходи.
Без лишних слов пригласил он и завел меня в просторные теплые плетеные сени. Включил электрический свет. Хозяйка принесла таз и ведро. «Вода в колодце» - просто сказала она. Выстирав, выполоскав свою одежду, здесь же развесил её на веревках. На широкий топчан принесли ватный матрац, подушку, и теплое шерстяное одеяло. Проснулся часов в десять дня. Никто меня не беспокоил. Сквозь щели плетенки пробиваются ярки солнечные лучики, где-то басовито жужжит или овод или муха. Негромко вздыхает, дышит теленок в загородке, перетаптывается, что-то жуёт. Пахнет сухой травой, молоком. Чуть скрипнув, открывается из избы дверь и в сени входит девушка лет шестнадцати – чудесная, словно фея из сказки. Я был восхищен её образом. Улыбаясь, она пожелала доброго утра. «Я вам молоко принесла не завтрак» - сказала она, ставя на край топчана кружку молока и хлеб на тарелочке. Затем она принесла утюг, гладильную доску. Форма моя высохла, почистил её, отутюжил. Прощаясь, благодарил чудесную девушку, её родителей за кров и приют. От платы они искренне отказались.
От ночной непогоды не осталось и следа. Яркое солнце искрилось в глубоком синем небе над зелеными сопками.
Щебет и пение птиц ласкали слух. Вновь иду по железнодорожным шпалам к станции. Слабый запах мазута, пропитки шпал волнует и возвращает сознание к истокам подзабытой было цивилизации.
Уношу в себе образ прекрасной незнакомки, чудится ее юный певучий голос. Очнись, одергиваю себя, еще всему не время, это просто светлый миг, чудесная сказка.
Через час я уже ехал в стареньком пассажирском вагоне с редкими пассажирами, в поезде местного сообщения, судьбе на встречу.