В поисках признания и известности забрёл я как-то в одну редакцию. В шумных коридорах никого не было, а потому подходы ко всем дверям оказались свободны. Я без труда нашёл кабинет главного редактора и дружески протянул ему руку со своими рассказами (этот хитрый приём вынуждал главреда сначала взять рукописи, а потом уже здороваться). Он близоруко осмотрел меня и сказал:
- Значит, Евгендавидыч, поедете сейчас в Вороново и напишете разгромную статью. С Вашим-то язвительным языком пройдётесь по всем тамошним мерзостям и получите соответствующий гонорар.
Несмотря на то, что Евгендавидычем я никогда не был, волшебное слово «гонорар» подавило всё недовольство, и, лихо отсалютовав, я отправился в Вороново. В конце концов, думал я, получу деньги, а потом объясню этому кроту в редакции, кто я такой. И честь соблюду, и гонорар приобрету. Славно выходит! И название придумал соответствующее – «Кладбище без мертвецов».
Одно смущало меня во всей этой истории. Слишком хорошо мне известно Вороново, чтобы проходиться язвительным языком по всем тамошним мерзостям. К тому же нередко я оказывался их участником. Да и мерзостями их назвать было трудно – ну, напились да по домам разошлись, а кто сам не смог, того отнесли. Но было уже поздно – жестокий газетный бог требовал жертв.
Консенсус совести и долга нашёлся скоро – я не поехал в Вороново, а сел дома, съёл пару котлет для вдохновения и взялся за ручку.
Первая строчка родилась тут же: «Известно, что многие районы нашего города стоят на бывших кладбищах, в том числе Вороново…» Тут же передо мной явились знакомые вороновцы с улыбками на лицах. Я со вздохом дописал: «…и центр». Дальше я на семи строчках объяснил читателю, что такое кладбище, пользуясь при этом примитивными философскими выкладками о жизни физической и духовной. «На кладбищах же любая жизнь отсутствует», - сделал я оригинальный вывод, но вороновцы не исчезли. Я уткнулся в лист и вывел полную бессмыслицу: «То же самое можно сказать и о тех местах, где они раньше располагались».
Вороновцы кивнули. Я воодушевился: «Скажем, городской центр. Сколько высококультурных мест! Однако же жители его выбирают не музеи или театры, а всевозможные разливайки, скрытые за красивыми вывесками баров. А памятники интересуют их не больше, чем места для распития. Но и это не самое страшное! Все знают, что происходит внутри т.н. закрытых кафе».
Вороновцы давно исчезли, а я всё писал и писал. Никогда ещё лист так быстро не покрывался словами. Наконец статья была готова. Смущало только то, что Вороново упоминалось там всего один раз. Испугавшись, что на место вороновцев придёт близорукий редактор, я дописал: «Даже те безобразия, которые происходят на другом таком «погосте без покойников» - Воронове, - не идут с этими ни в какое сравнение».
На следующий день я понёс статью в редакцию. В кабинете главного редактора творилось что-то невообразимое. Оттуда доносились дикие крики:
- Какого чёрта Евгендавидыч туда поехал? Только вчера ведь звонили, требовали, чтобы больше на пороки центра упирали! Центра! Сложно – в центре плохие, на окраинах – хорошие! Я всем сказал!! Господи печатный, что ж делать-то?!
Из кабинета вышла секретарша, злобно причитая:
- Вот идиот слепой. Сам вчера отправил туда какого-то хрена с горы, а Давидыч уже второй день в токсикологии лежит. Теперь вообще без статьи останется.
Я вошёл в кабинет и, скромно кашлянув, сказал:
- Здравствуйте. Вот, принёс статью про моральный облик центра. Не подойдёт ли?
Редактор разрыдался в полной уверенности, что газетный бог услышал его мольбу, и тут же подписал в печать новый номер с моим творчеством.
На следующий день, купив эту газету, я почуял неладное и тут же открыл свою статью. Под ней красовалась подпись: «Евгений Давидович».
С тех пор я не хожу по редакциям.