Просыпаться сложно. Рассвет - белый флаг, сотканный из туманных одеял поверженной ночи. А я должен вынырнуть из пластикового бассейна, из лабиринта полиэтиленового трубопровода, я должен сейчас же приблизиться к идеально гладкой поверхности над стоком и сделать свой первый вдох ради перерождения. Я все еще обладаю телом головастика, а тоннель вокруг, пусть и неустойчив, сотрясаем рывками рассудка, но готов в любой момент кристаллизоваться вновь. Десятки мелких клювов извне долбят матовую оболочку моего неуютного пластикового дома. Глоток воздуха: сейчас или никогда. Может быть я должен сменить изображение. Сложнее всего в этой застоявшейся воде открыть глаза. Правый открылся, он выручал меня при любой атаке света... Еще у меня обнаружилась правая рука, которая судорожно выпрямилась, чтобы задержать падающий потолок. Порядок, потолок на месте, я в своей кровати, чувствую холод. Очередь за левым глазом, который почему-то хандрит. Костяшкой указательного пальца массирую веко, зеваю, слышу запах жареного лука. На улице, судя по шуму, моросит.
Стараюсь поменьше думать о глазе. Вполне ожидаемо, он пострадал во сне - еще бы, такие выкрутасы. Каждый раз, как просыпаюсь, чего-то недосчитываюсь, что-то остается там, что-то не работает... По левой щеке сбегает слеза. Туповатая боль, ощущение мыльного пузыря в голове. Штормит. Аромат лука с кухни сильнее. Мать зовет к столу, а я бы вернулся в сон на минутку, пока не поздно забрать потерю. - Завтрак остывает! - Иду! - Хворый глаз по-предательски плачет. Подтеки от скулы к основанию челюсти - оттуда капли срываются на подушку, холодные, крупные, мутноватые. Переборов брезгливость, приподнимаю веко. По левую сторону картинка из светло-желтых пятен. Слепотой не назвать, так, подвижное марево. Мне рассказывали про такое. Либо сразу пройдет, либо плохо. Вскакиваю, несусь к зеркалу. - У тебя все в порядке? - Надеюсь. - Прихожая. Окно с видом на себя. Зрачок правого ока, меняясь в размерах, ищет нечто аналогичное в области левого. Бестолку. Белок глаза, вовсе не белый, напоминает пирожок с фаршем до обжарки. Вздувшееся дрожжевое тесто, с сочащимися от мяса порами. И если бы не удивительно прочный глазной покров, моя глазница давно бы низвергла эту кашицу аки переспевший чирей. Про глаз можно забыть, да только ли в нем ли главная проблема? На всякий случай восклицаю гордо, с важностью доктора: "У меня кровоизлияние в мозг!"
Мать смотрит в мое лицо, трясет меня, повторяя мое имя. Сотни клювов одного гигантского существа долбят стенки пластикового тоннеля. Просыпаться сложно.