Пьеса Бернарда Шоу «Ученик дьявола» входит в цикл «Три пьесы для пуритан» (1896-1899). Одной из целей пьесы было осуждение фарисейства и лживости порядков, принятых в обществе.
В пьесе «Ученик дьявола» показана парадоксальная, на первый взгляд, ситуация: в маленьком городке, где люди в высшей степени религиозны, царит холод и одиночество (холод как в прямом, так и в переносном смысле, и первая же ремарка являет читателю оба этих смысла). По мере знакомства с героями и их жизнью мы начинаем понимать, что их религиозность – показная, это всего лишь средство скрыть свою истинную сущность. Горожане соблюдают законы религиозные и нравственные лишь внешне – это нужно им для того, чтобы замаскировать далеко не добропорядочный образ жизни. Их фарисейство и обличает главный герой Ричард Даджен: «Как! Дядюшка Уильям! Да мы с вами не видались с тех пор, как вы бросили пить. (…) Ведь вы же бросили, верно? И хорошо сделали, а то уж очень усердствовали. (...) А где же наш честный барышник, дядюшка Тайтэс? Дядюшка Тайтэс, покажитесь. (…) Ну конечно, как всегда, ухаживает за дамами.
Дядя Тайтэс (негодующе). Стыдитесь, сэр...
Ричард (перебивает его, насильно пожимая ему руку). Стыжусь, стыжусь, но и горжусь тоже - горжусь своим дядюшкой, всеми своими родственниками».
Для людей в этом городе куда важнее понятие «прилично-неприлично», чем «честно-нечестно». Они задаются вопросом, как выглядят в глазах окружающих, но не оценивают свои поступки с точки зрения морали. Цитата: «Миссис Даджен закрывает лицо руками, так как ей в качестве вдовы надлежит быть убитой горем» (из ремарки, курсив мой).
Таким образом, мы сталкиваемся с мотивом игры с самого начала: все жители Уэбстербриджа играют определенные роли – роли достойных, законопослушных, уважаемых членов общества.
Играет и Ричард Даджен, но его роль сущностно меняется на протяжении всей пьесы. В детстве (это события, в пьесу не вошедшие, мы узнаем о них в пересказе Ричарда) герой был угнетенным матерью и бесчувственным окружением ребенком: «Меня воспитывали в иной вере, но я с самого начала знал, что истинный мой наставник, повелитель и друг - дьявол. Я видел, что правда на его стороне и что только из страха мир подлаживается к тому, кто одержал над ним победу. Я втайне молился ему; и он утешал меня и не допустил, чтобы мой дух сломили в доме, где постоянно лились детские слезы». Потом Ричард примеряет на себя роль бунтаря и – позднее – изгнанника, блудного сына. Когда Ричард возвращается в город (начало пьесы), то он берет на себя роль обличителя и даже некоего провокатора. Ему нравится выводить из себя людей, чье поведение основано на притворстве. Ричард и неискренен с ними, играет, потому что его искренность здесь не востребована. Словами о дьяволе он всего лишь «дразнит» общество, погрязшее в лживости и показной набожности.
Когда Ричарда арестовывают в доме пастора, принимая за мистера Андерсона, происходит коренная смена ролей – внешняя и внутренняя. Внешняя смена проявляется в том, что Ричарда считают пастором, и для солдат он – не «ученик дьявола», а служитель церкви. Да, неожиданные сюрпризы преподносит иногда судьба… Внешняя смена ролей закрепляется и вербально – сменой одежды (Ричард надевает черный сюртук пастора).
Внутренняя перемена совершается более медленно, вплоть до сцены казни: Ричард постепенно превращается из беззаботного забияки в защитника города, символ сопротивления, патриотизма и мужества. Фактически мы можем говорить о прекращении какой-либо игры: Ричард уже не играет, он стал самим собой. Его глубинная суть, качества, доселе незаметные, проявились в ситуации, требовавшей геройства. И он оказался способен на геройство. И это уже не игра в подвиг – ибо такая игра стоит жизни. Ричарду уже не нужно притворяться – теперь он твердо знает, что должен совершить.
Сцена суда примечательна тем, что каждый из участников играет роль, не соответствующую внутренней сути этого участника. Генерал Бэргойн, благородный и умный человек, прекрасно осознающий, что войска короля Георга скоро будут разгромлены, руководит судом, отдает приказ о казни, как будто казнь может существенно изменить ситуацию. Генерал Бергойн, «светский человек, обладающий врожденной галантностью», вынужден отдавать суровые и даже жестокие приказы, поскольку военное время не позволяет ему изменить свою роль.
Очутившись в тюрьме, Ричард перестает играть и скрывать светлые стороны своей натуры – мужество, благородство, доброту, способность к самопожертвованию. Действия Ричарда снова (как и в детстве) определяются жестким сценарием, не дающим ему возможности отклониться от выбранного пути. Но теперь сценарий выбирает он сам, согласуясь только со своим внутренним кодексом чести. Перед Ричардом два сценария: либо сознаться, что он не мистер Андерсон и, возможно, избежать страшной участи, либо продолжать выдавать себя за пастора и умереть, спасая этого человека. Первый сценарий для Ричарда неприемлем, и герой ясно говорит об этом Джулии: «Знаю только одно: когда дело обернулось так, что надо было снять петлю со своей шеи и надеть ее на чужую, я попросту не смог. Не знаю, почему, - я сам себе кажусь дураком после этого, - но я не мог; и теперь не могу. Я с детства привык повиноваться закону собственной природы, и против него я не могу пойти, хотя бы мне угрожали десять виселиц, а не одна». Следовательно, перед Ричардом остается один путь, один сценарий поведения: достойно вести себя на суде, скрывать, кто он есть на самом деле, и умереть за другого. Все очень просто – и очень тяжело.
Сцена суда – ярчайшее проявление игры: все уже заранее спланировано, прописано, как жесткий сценарий, и участники суда не имеют права на импровизацию. Генерал Бэргойн не имеет такой возможности, поскольку в условиях военного времени не может действовать по своей воле, майор Суиндон слишком труслив, чтобы проявить инициативу, а Ричарду не под силу изменить ход событий, потому что он заключенный.
Жесткий и при этом абсурдный сценарий суда прекрасно иллюстрируют сами диалоги:
«Суиндон (Ричарду, резко). Ваше имя, сэр?
Ричард (с добродушным озорством). Полно вам! Что ж, вы меня привели сюда, даже не зная, кто я такой?
Суиндон. Форма требует, сэр, чтобы вы назвали свое имя».
Другая цитата:
«Суиндон (позеленев от злости). Арестованный, предлагаю вам воздержаться от дерзостей.
Ричард. Ничего не поделаешь, генерал. Если вы решили повесить человека, вы тем самым даете ему в руки преимущество. Зачем мне быть с вами вежливым? Все равно - семь бед, один ответ.
Суиндон. Вы не имеете права утверждать, будто у суда имеется заранее принятое решение».
Абсурд ситуации создается также при помощи иронии, казалось бы, неуместной в суде. Цитата:
«Суиндон. Что, по-вашему, я должен думать после такого заявления?
Ричард. По-моему, солдатам вообще думать не полагается, сэр.
(Бэргойна этот ответ приводит в такой восторг, что он почти готов примириться с потерей Америки)».
Желание участников суда шутить не понятно только Джулии. Влюбившись в Ричарда, она перестает играть, отказывается от роли возвышенной и холодной добродетели (маски, которую носят все жители этого городка), и становится обычной женщиной, не скрывающей свои чувства (что тоже необычно для жителей Уэбстербриджа). И в зале суда Джулия не способна играть – она отлично понимает, сколь серьезны последствия этой игры для Ричарда. Поэтому ирония ее раздражает и пугает. Джулия осознает, что эти люди шутят с жизнью и смертью, а это не те вещи, с которыми можно шутить. Цитата:
«Бэргойн. Надеюсь, вы, как джентльмен и человек разумный, несмотря на ваше призвание, поймете, что если мы будем иметь несчастье повесить вас, это произойдет исключительно в силу политической необходимости и военного долга, без малейшего личного недоброжелательства с нашей стороны.
Ричард. Ах, вот как? Это, разумеется, совершенно меняет дело.
Все невольно улыбаются; кое-кто из самых молодых офицеров, не выдержав, фыркает.
Джудит (все эти шутки и любезности еще усиливают ее ужас). О, как вы можете!
Ричард. Вы обещали молчать».
Сцена казни представляет собой карнавализованное действо, в котором под масками правосудия и благочестия совершается беззаконие. Причем убийству безвинного человека здесь пытаются придать вид «благородный» и «культурный». Убийство снабжают декорациями культурного мероприятия. Посмотрим ремарки: «У горожан, собравшихся на площади, вид оживленный и довольный; по Уэбстербриджу разнеслась уже весть о том, что мятежник, которого собираются вздернуть король Георг и его страшный генерал, - не священник Андерсон, а Ученик дьявола, а потому можно наслаждаться зрелищем казни, не смущая себя сомнениями в ее справедливости или беспокойными мыслями о том, что не следовало допускать ее без борьбы. Кое-кто в толпе даже начинает проявлять признаки нетерпения, так как двенадцатый час уже близок, а никаких приготовлений, кроме прихода клерка с лестницей, пока не видно (…) В толпе раздаются возгласы: «Тсс! Тише!»; доносятся звуки духового оркестра, исполняющего похоронный марш из оратории Генделя "Саул"».
И именно Ричард обращает внимание присутствующих на карнавальность совершаемого. Цитата:
«Ричард (Брюднеллу, с трудом сдерживая раздражение). Послушайте, сэр! Человеку вашей профессии не место здесь. Ушли бы вы лучше.
Суиндон. Осужденный, если в вас сохранилась хоть капля чувства приличия, советую вам выслушать напутствие капеллана и с должным уважением отнестись к торжественности момента.
Капеллан (Ричарду, с мягким укором). Постарайтесь взять себя в руки и покориться воле божьей. (Поднимает перед собой требник, готовясь начать молитву.)
Ричард. Вы хотите сказать - вашей воле, сэр, и воле вот этих двух ваших сообщников. (Указывает на Бэргойна и Суиндона.) Ни в них, ни в вас я ничего божественного не вижу. Толковать о христианстве, собираясь вешать врага своего, - слыхано ли где подобное кощунство! (Обращаясь к Суиндону, более резко.) А вы воспользовались «торжественностью момента», чтобы поразить народ своим благородным величием, - и музыка Генделя, и священник, присутствие которого придает убийству вид благочестивого деяния! Что ж, вы воображаете, что я стану помогать вам? Вы мне посоветовали выбрать веревку, так как вы слишком плохо знаете свое дело, чтобы расстрелять человека как следует. Так вот, вешайте - и покончим с этим.
Суиндон (капеллану). Может быть, вам удастся на него воздействовать, мистер Брюднелл?
Капеллан. Попытаюсь, сэр. (Начинает читать.) «Человек, рожденный от женщины...»
Ричард (глядя на него в упор). «Не убий»».
Но, пожалуй, самая неожиданная смена ролей происходит в случае с пастором Андерсоном. Мягкий, на первый взгляд, человек, достаточно слабовольный и миролюбивый, он резко покидает город (чтобы спасти свою жизнь – так думает Джулия), однако он возвращается в этот город капитаном отряда народного ополчения. Его, как и Ричарда, перерождает ситуация, требующая отказаться от маски и стать тем, кто он есть на самом деле.
Перестают ли играть другие жители? Неизвестно. Они показаны в пьесе в виде массы, которая сначала с увлечением наблюдает за казнью Ричарда, а потом возвращается, чтобы славить и превозносить его. На мой взгляд, жители городка – всего лишь как толпа, которой все равно, что кричать: «Осанна!» или «Распни его!». Возможно, всё дело в том, что отказ от игры – личный выбор каждого. Путь к собственной душе каждым совершается в одиночку, а не в толпе.
Что же Ричард? Андерсон благословляет его быть пастором. Вот так. Тот, кого называли Учеником Дьявола и считали воплощением порока, стал учителем, примером настоящего человека для города. И последние станут первыми, как сказано в Евангелии.