журнал "Мне интересно", июль 2012
Новая книга-событие вышла в московском издательстве «ПРОЗАиК». К Ростову она имеет непосредственное отношение: ведь автор увлекательного литературно-исторического исследования под названием «На Молдаванке музыка играет» - писатель, журналист, филолог Александр Сидоров, широко известный также под литературной маской Фима Жиганец. А ещё это событие имеет прямое отношение к журналу «Мне интересно»: ведь Александр Анатольевич – постоянный автор нашего издания.
Поэтому мы решили сегодня основательно «попытать» Фиму Жиганца и узнать о его новом произведении если не всё, то главное.
-Александр Анатольевич, на вашем счету за долгую творческую жизнь немало книг, статей, исследовательских работ. В этом ряду новая книга выделяется чем-то особенным?
-Вы обо мне как о снайпере: на счету столько-то… Ну что же, эта новая «зарубка», пожалуй, для меня особо дорога – несмотря на то, что книга «На Молдаванке музыка играет» продолжает тему, которой было посвящено моё предыдущее исследование – «Песнь о моей Мурке».
-Первая книга, помнится, была признана событием 2010 года?
-Точно так. И это – очень важная деталь. Ведь о чём и первая, и вторая мои книги? Они посвящены исследованию феномена русской уголовной, арестантской, уличной песни – тому, что принято называть «низовым» фольклором. Это – занимательные, увлекательные, весёлые и трагичные рассказы о том, что скрыто за строками порою неприхотливых песен, которые с детства знакомы большинству из нас. Знаете, ведь, скажем, в 60-е – 80-е годы прошлого века определение «лагерные песни» имело двоякий смысл. Под ним подразумевались не только песни ГУЛАГа и вообще мест лишения свободы, но и… песни советских пионерских лагерей! Причём репертуар детских лагерей зачастую пополнялся репертуаром лагерей взрослых. Пионеры наряду с «взвейтесь кострами, синие ночи» горланили «сижу на нарах, блох ищу, картошку чистить не хочу», «Гоп со смыком – это буду я», «папашу я зарезал, мамашу я убил»… Разумеется, низовая песня не приветствовалась никогда, с нею боролись, её клеймили… Однако ребята выходили во двор – и под гитару раздавалось:
Лепил я скок за скоком, и часто для тебя
Швырял хрусты налево и направо…
И поделать с этим никто ничего не мог. Ребята вырастали. Кто-то вспоминал эти песни со стыдом и брезгливостью, кто-то продолжал петь в тёплой компании, кто-то – эстетизировал, подражал им в творчестве. Но факт остаётся фактом: значительная часть населения СССР – особенно городского – выросла на этих песнях или под эти песни.
-Допустим. Это – факт очевидный. Но разве на этом основании надо их прославлять и пропагандировать? Зачем вы этим занимаетесь?
-Ошибка типичная. Я не пропагандирую блатную и уличную песню. Я её изучаю как объект социологический, исторический, культурный. Скажем, изучая работы психоаналитика Зигмунда Фрейда или криминолога Чезаре Ломброзо, учёный их не пропагандирует. Он не утверждает, что выводы этих уважаемых людей верны, что их теории необходимо взять на вооружение. Но в трудах названных авторов отразились и следы эпохи, и практические наблюдения, и даже яркие заблуждения. Размышляя и анализируя, можно многому научиться, отделить зёрна от плевел, посмотреть на мир с иного ракурса, увидеть то, что привычным, «замыленным» взглядом разглядеть невозможно.
-Однако Ломброзо и Фрейд – не то же самое, что Абрашка Терц или Колька Ширмач…
-Кто сказал? С точки зрения научной как объект исследования песни про Абрашку и Кольку представляют не меньший интерес. А для широкой российской публики – даже значительно больший. Потому что предмет моего изучения – это наша жизнь, наша история, особенности нашего отечественного мировосприятия и характера, отражённые в низовой песне, воспринятые через неё. Песня – это всего лишь повод. Инструмент, с помощью которого мы можем увидеть многое иначе. Скажем, как для сыщика – лупа. По большому счёту, все мои очерки об уголовно-арестантском фольклоре – это и есть остросюжетные мини-детективы.
-Всё это замечательно – но звучит как-то очень отвлечённо, абстрактно. Вы можете подкрепить ваши высказывания какими-нибудь интересными примерами, аргументами?
-Извольте. Вот вам довольно известная уголовная песня. Она особую популярность у нас приобрела благодаря исполнению Любови Успенской – «Мамочка, мама, прости, дорогая»…
- «…что дочку-воровку на свет родила». Как же, как же. Очень назидательное произведение:
Пытал меня мусор, крыса позорная:
Рассказывай, сука, с кем в деле была…
И что же познавательного можно выжать из этой трагической истории любви и страсти?
-Представьте себе – очень много. К сожалению, мало кто знает, что песня о воровке – это переделка народной песни об эсерке-террористке Марии Спиридоновой, участнице боевой организации социалистов-революционеров. Той самой юной Маши Спиридоновой, которая 16 января 1905 года на станции Борисоглебск пятью выстрелами расстреляла тамбовского губернского советника Гавриила Николаевича Луженовского, с особой жестокостью подавившего крестьянские волнения в Тамбовской губернии.
-То есть революционерка превратилась в воровку? Но почему?
-Вот видите – интересно же! Дело вызвало огромный общественный резонанс. Сторону Спиридоновой приняла большая часть российского населения – причём всех слоёв. Луженовский и его казаки в самом деле прославились чудовищной жестокостью. Перед смертью сам губернский советник, если верить молве, прошептал: «Действительно, я хватил через край». Выездная сессия Московского окружного военного суда в Тамбове 11 марта 1906 года приговорила Спиридонову к смертной казни через повешение. Девушке исполнился на тот момент 21 год и 4 месяца. В камере смертников она 16 дней ждала утверждения приговора, затем казнь заменили бессрочной каторгой.
Но дело не только в самом теракте. Хотя крестьяне по всей России вешали фотографии Спиридоновой рядом с иконами Богоматери: эсерку причисляли к лику святых-страстотерпиц. Причём это характерно не только для русских крестьян: в еврейских местечках Малороссии портрет Маши тоже стоял – рядом с семисвечником!
-Какая же Спиридонова страстотерпица? Ведь это она стреляла в Луженовского, а не он в неё!
-Дело в том, что схваченную девушку казаки подвергли чудовищным избиениям и пыткам. Её били прикладами ружей, ногами, рукоятью нагана, нагайками… Затем Марусю пытали долго и изощрённо. Особо отличились помощник пристава Жданов и казачий офицер Аврамов. Как описывала сама террористка: «Ударом ноги Жданов перебрасывал меня в угол камеры, где ждал меня казачий офицер, наступал мне на спину и опять перебрасывал Жданову, который становился на шею… Раздетую, страшно ругаясь, они били нагайками».
А позднее все эти подробности стали известны широкой публике благодаря репортажам журналиста В. Владимирова в газете «Русь». Особо остановился Владимиров и на сценах встречи Маруси Спиридоновой с матерью в тюремной камере. Описываются все страшные раны эсерки, звучат и её слова: «- Мамочка! - говорила она. - Я умру с радостью! Ты не беспокойся, не убивайся за меня…».
В общем – мамочка, мама, прости, дорогая. Затем появляется народная песня на мотив популярного романса «Умер бедняга в больнице тюремной», сочинённого в 1895 году князем Константином Романовичем (К.Р.). Романс был страшно популярен в обществе. В песне о великомученице описано всё – и избиения, и встреча с матерью… А позднее песня об эсерке проникает и в уголовный мир, что неудивительно: на каторге эсеры и уголовники постоянно пересекались, да и на воле тоже – революционеры нередко привлекали к свом грабежам-эксам профессиональных грабителей и бандитов.
Вот вам лишь незначительный эпизод из моей новой книги. Любопытно?
-Ещё бы! И что, много в вашем исследовании таких открытий?
-Да на каждой странице. И не только из области русской истории. Например, мы уже упоминали об уличной песенке «Когда я был мальчишкой…». Ну, вы помните – носил брюки-клёш, соломенную шляпу и в кармане финский нож. О каждом из этих атрибутов лихого хулигана в книге – особый рассказ. Однако мы сейчас – не об этом. Вот вам, казалось бы, совершенно несущественная деталь: в одной из «детских» версий песенки всё начинается с появления… Чарли Чаплина:
На палубе матросы
Курили папиросы,
А бедный Чарли Чаплин
Окурки собирал.
Они его поймали,
По морде надавали,
А бедный Чарли Чаплин
Заплакал и сказал:
«Когда я был мальчишкой…» и т.д.
Но какое отношение имеет Чарли Чаплин к маньяку в канотье? Когда эта странная добавка появилась? А главное – зачем? Понятно, что песенный образ Чарли связан с киношной маской знаменитого Бродяги, который тоже собирал окурки. Но с какого перепугу его влепили именно в русскую хулиганскую песню?
А произошло это вовсе не случайно. Можно даже с достаточной точностью определить время создания нового зачина – 1936 год или ненамного позже. Почему? Да именно в этот год на экраны вышел знаменитый чаплинский фильм «Новые времена». В СССР он особо рекламировался: в нём усматривалось издевательство над американским образом жизни. Фильм открывается картиной стада баранов, затем их сменяют кадры с рабочими, едущими в метро на завод. Бродяга выполняет на конвейере одну и ту же операцию. Президент компании увеличивает скорость движения ленты, а заодно на Бродяге испытывают машину, которая кормит его прямо во время сборки. Машина ломается, обливает Бродягу супом и скармливает ему две гайки. Герой Чаплина сходит с ума, пытаясь закручивать гаечными ключами всё подряд, в том числе пуговицы на чужой одежде… В Соединённых Штатах «Новые времена» вызвали возмущение властей, ФБР завело на актёра оперативное дело объёмом около двух тысяч листов. А в эпизоде рабочей демонстрации один из протестантов держит плакат с русским словом «свабода»! Хоть с ошибкой, а родное…
-И при чём тут циничная песенка о гадком мальчишке, безжалостно истребившем свою семью?
-А очень даже при чём! Именно в картине «Новые времена» Бродяга в первый и последний раз в своей кинематографической жизни… запел! До этого все фильмы с ним были немыми. Собственно, немым был и фильм «Новые времена», в котором Чаплин продемонстрировал свой певческий дар. Бродяга заговорил, то есть запел в самом финале картины. И как запел! Это – удивительная находка, своеобразное прощание великого актёра с «Великим Немым».
Помните замечательную комедию Марка Захарова «Формула любви»? Там слуги графа Калиостро Жакоб (Александр Абдулов) и Маргадон (Семён Фарада) исполняют «тарабарскую» песенку на псевдоитальянском языке с припевом «Уно, уно, уно, уно моменто…». Кстати, тарабарский - не тарабарский, а текст, по рассказам, пришлось утверждать в литкомитете, для чего предоставили даже «русский перевод». Так вот, впервые этот приём в кино использовал именно Чарли. В фильме «Новые времена» его Бродяга, устроившись в кафе, должен исполнять комические куплеты. На репетиции перед выходом в зал он всё время забывает текст, и молоденькая подруга (Полетт Годдар) записывает слова песни на бумажной манжете Бродяги. Однако во время танца манжета улетает в публику, и Чарли вынужден по ходу выступления сочинять бессмысленные куплеты из «макаронической» смеси слов, похожих на итальянские и французские:
Se bella giu satore
Je notre so cafore
Je notre si cavore
Je la tu la ti la twah и т.д.
Песенка приобрела феноменальную популярность по всему миру. Тут же последовал её «перевод» на русский язык в самых разных вариациях:
Я усики не брею,
Большой живот имею,
Хожу по ресторанам,
А денег не плачу…
…
Я бедный Чарли Чаплин,
Мне пить нельзя ни капли,
Подайте мне копейку,
Я песенку спою…
Как легко заметить, вступительные строфы песенки «Когда я был мальчишкой» поются именно на этот мотив. Совершенно ясно, что они дописаны к хулиганской песне потому, что она укладывается в тот же размер – выпадает лишь вторая строка. А чтобы связать потрёпанного, непрезентабельного чаплинского персонажа с мальчишем-плохишем, анонимные сочинители заставляют Бродягу вспоминать о своём «шикарном» и одновременно преступном прошлом. Мол, были когда-то и мы рысаками, а теперь вот приходится собирать «бычки»…
-Неужели вся книга состоит из таких удивительных историй?
-Книга «На Молдаванке музыка играет» - это сплошная наша удивительная история! Я же повторяю: низовой фольклор – это то самое увеличительное стекло, которое позволяет разглядеть детали, ускользающие от внимания «высокой» литературы и истории. А без этих деталей и история наша, и культура, и жизнь – ущербны…