Вазилип

На выходе от терапевта Ромуальд Сергеевич Никитос держал в руке исписанный клочок бумаги. По сути, то была шпаргалка, где врач зашифровала названия лекарств, без которых отложенная на черный день в семье Никитосов заначка могла ополовиниться в любой момент. Под дверью кабинета он остановился, ещё раз заглянул в перечень и горестно присвистнул.
 
— Что? Огорчили? — участливо поинтересовался замухрышка-дед, охотно заводивший разговоры с каждым, кто тоскливо подпирал стены в ожидании приёма. — Это они могут. Им только дай. Теперь никаких лекарств не напасёшься… и в аптеках тот ещё бардак.

— Лекарств нужных нет? — наивно предположил Никитос.

 — Ценовой беспредел, — констатировал дед. — Я с этим столкнулся.  В одну пойдёшь — там одна цена. В другой — другая. Вот ведь что, сволочи, делают.
 
«Чертов старик, — подумал Ромуальд Сергеевич, — врёт, наверно, как сивый мерин. Не может быть, чтобы и в аптеках дурили».
 
Однако, ноги сами привели к аптечному киоску при самой поликлинике, где он, на всякий случай, решил справиться о цене на Вазилип. Из списка медикаментов запомнилось одно лишь это название. Оно было созвучно мази, которой мать боролась с цыпками, облюбовавшими маленького Ромуальдика; а, самое главное, - лекарство это ему теперь предстояло покупать до конца своих дней.
 
— Кончился. Нету, — строго ответили из окошечка.
 
— А, я извиняюсь, сколько он стоит?

— Какая нужна дозировка? — спросили ещё строже.
 
Вопрос заставил Никитоса поджать губы и отойти от зарешеченного окошка.
 
Дома Ромуальд Сергеевич трагически объявил, что «приговорён к пожизненному» и, чтобы показать насколько всё далеко зашло, протянул жене Татьяне составленный врачом список.
 
— Вот так теперь и будем жить, дорогая моя. На таблетках… и кашах.
 
Его горестный взгляд упёрся в пол, что говорило супруге о серьёзных мыслях, застрявших в голове её, как выяснилось, насквозь больного мужа. В наплыве жалости она села перед ним на корточки, чего раньше никогда не делала.
 
— Представляешь, оказывается, эти сволочи уже и в аптеках торгуют, как Бог на душу положит. И никому до этого дела нет, — жаловался он, растерянно глядя Танюшке в глаза.

— Так ты уже всё купил, что ли? — удивилась супруга.

— Как тут купишь, если бардак кругом, — неожиданно вскипел Ромуальд. — Я тебе о чём целый час долдоню?
 
Взяв зонтик — хотя ничто не предвещало дождя — Никитос вышел из дома. Какая-то сила гнала его от одной аптеки к другой в поисках подходящей цены на единственно запомнившийся ему препарат. Вопрос о дозировке уже не мог застать носителя излишнего холестерина врасплох.

На Шпалопропиточной улице, где располагалась вторая на его пути аптека, Вазилип оказался почти на тридцать рублей дороже.

— Это откуда у вас такая цена взялась, — язвительно поинтересовался Ромуальд Сергеевич. — С потолка берёте?
 
Но и в третьей, и в четвёртой аптеке назывались цены, которые никак не укладывались в его бунтующем сознании.
 
«Вот, что, сволочи, делают, — негодовал хронический гипертоник, — последних надежд лишают».
 
Под очередной вывеской его снова ожидало разочарование. На улице, перед табличкой с часами работы дежурной аптеки, он встал и поклялся, что и сюда не ступит его нога.

— Не видать вам моих грошей. Вот вам, сволочи! — и в сторону витрины, из которой струился мягкий рассеивающийся свет, был направлен жирный, как булка, кукиш.
 
Дома Ромуальд чаще обычного бегал на лоджию покурить, после этого долго не находил себе места и, наконец, будто на что-то решившись, спросил:
 
— Как думаешь, в Германии Вазилипом торгуют?
 
Вместо ответа Татьяна подошла к мужу, осторожно тронула за плечо и, насколько ей ещё хватало растраченной нежности, попросила не звонить в Ганновер.

— Да я, лапуся, только на секунду. Звякну Славику, чтобы узнал цены, и всё.
 
Через несколько минут женщина слышала, как её Ромик орал в трубку:
 
— Да не вазелин, а Вазилип, дурак! Я, по-твоему, идиот? Зачем мне вазелин? Ты себе его купи! Мне нужен Вазилип. Ва-зи-лип!
 
Всю следующую неделю Ромуальд Сергеевич уходил из дома раньше обычного и возвращался под вечер злой и усталый. На кухне он допоздна что-то записывал, а среди ночи, лёжа в кровати, мог жене сказать что-то типа: «В Черногории Вазилип недорогой. Из твоих знакомых никто туда не летит?» или проворчать: «Не будут они на мои деньги жировать. Хрена им!».
 
К исходу месяца на Никитоса было жалко смотреть. Выезды за город в окрестные аптеки отнимали много сил; зато картотека пополнялась новыми данными.

В один из вечеров он застал дома сына.
 
— Пап, я тебе лекарство твоё купил.
 
На кухонном столе Ромуальд Сергеевич увидел знакомую упаковку.
 
— Сколько заплатил?

— Зачем тебе?

— Раз спрашиваю — значит надо, — упрямо цедил слова Никитос-старший. Руки его дрожали.
 
— Пап, успокойся.
 
— Вы не понимаете. Так нельзя. Так нельзя, — повторял растеряно Ромуальд Сергеевич, глядя то на сына, то на жену.
 
Он всё ещё упрямился и не хотел верить, что для него проскочил уже и этот жизненный отрезок, в котором ещё как-то можно было обойтись и без вазилипов.