В детстве Василий Кудряшов мечтал стать летчиком. Нормальная мечта. Большинство пацанов тогда мечтали быть летчиками, а потом космонавтами. Подрастая, он только укреплялся в своем желании. Записался в авиамодельный кружок при Доме пионеров и параллельно – в спортивную секцию, поскольку атлетизмом не отличался, скорее наоборот. Он неплохо преуспел и в том, и в другом занятии, и когда подошло время выбирать, где продолжить учебу после школы, душевных разногласий не возникло: авиационный техникум. Пройдя жуткий конкурс, двенадцать человек на место, Василий понял, что цель близка и, главное, достижима. Учиться он начал без разгона, только усилив напряжение мозгов и вычеркнув непродуктивные паузы. К началу третьего курса, согласно призывной повестке, Василий с легким сердцем пошел в военкомат на медкомиссию.
Здесь по его крепко построенной мечте был нанесен смертельный удар. Врачи легко обнаружили тщательно скрываемые в последние несколько лет дефекты организма и вынесли заключение: «годен к прохождению службы только в военное время».
- Учитесь, молодой человек, спокойно. И лечитесь; у вас неправильный обмен веществ и глухота на правое ухо… Какое летное училище, бог с вами?! Здоровых-то девяносто восемь процентов отсеваем, а вы… И не надо делать такие глаза! Сочувствуем, но… до свидания.
Мир потерял цветовую раскраску, оборвался у ног пропастью, перепрыгнуть и уж тем более перелететь ее, казалось, никак невозможно. Те самые крылья, которые строились, укреплялись и разминались перед дальним полетом, уверенным точным движением докторских фраз отсеклись и остались за дверьми военкомата, а наружу вышло бескрылое существо, мало похожее на Василия Кудряшова. Это существо удивленно посмотрело на оставшиеся обрубки, называемые руками, стрельнуло у мордатого призывника сигарету и первый раз в жизни закурило.
Отходил Василий долго, почти два месяца. За прогулы чуть не вылетел из техникума. Но природный оптимизм, возраст и еще что-то, пока не осознанное, постепенно заплавили иссеченные места, «культяпки» (отцовское выражение) оживели и даже начали хлопать по воздуху, а впереди замаячили контуры новой цели. В программе учебы появился предмет «специальность», обозначенный земно и солидно: «Авиационные двигатели и агрегаты». Педагог дисциплины, молодой розовощекий выпускник института, читал лекции, как стихи, вдохновенно, не видя слушателей, не ставя оценок, «точил» и «скиркал», словно глухарь на току, выводя любовную песнь мощи и красоте самолетных моторов, сложной разумности бустерных систем, пел ораторию жизнеобеспечению человека в полете.
В опустевшую душу Василия эта песня вжилась цепкими корнями, закрепилась, наполнила смыслом и делом. Дипломный проект он защитил уверенно, точно зная свою перспективу.
Ряд последующих лет судьба проверяла Василия на верность выбранной профессии, усложняя тесты женитьбой, детьми, переменой жилья и работы. И словно, чтобы дожать окончательно, швырнула его на Север, куда самолетом можно было попасть только в качестве пассажира.
Работа прибориста на газокомпрессорной станции лишь косвенно соотносилась с записью в дипломе, но дух и смысл ее вызывал похожие ассоциации и потому чуждым не был. Здесь тоже имелись системы управления, контроля и обеспечения жизнедеятельности мощных турбин, творивших на земле схожую с полетной работу. Василию это нравилось; гул турбин, особенно если слушать с закрытыми глазами, очень напоминал рев МИГов на взлете и посадке.
Наконец судьба утвердилась в надежности характера своего подопечного и ниспослала награду. На Север пришли передвижные электростанции с приводом от самолетных двигателей, отслуживших свой срок в небе. Василия Кудряшова назначили мастером для контроля за монтажом, наладкой и эксплуатацией так любимых им агрегатов.
Собственно, с этого момента и начинается история, ради которой автор написал столь длинное и утомительное предисловие.
* * *
В конце сентября, когда лето уже отмахало стаями перелетных птиц, закраины рек и озер застеклила морозная кромка и ночь отхватила у света большую часть суток, на первом энергоблоке случилась авария. Здесь работали два агрегата марки ПАЭС-2500 (передвижная автоматическая электростанция мощностью два с половиной мегаватта). Включались они попеременно: пока один давал ток, второй был в резерве и наоборот. Плановый переход выполняли один раз в две недели.
Всё шло своим чередом, но двадцать третьего сентября ночью во время очередного переключения в турбину работающей станции всосало инородный предмет, возможно винт или гайку. Двигатель рявкнул, искрошил в куски лопатки первых трех ступеней компрессора и встал, намертво заклинив вал отбора мощности. Оператор вывел на режим резервную станцию, вытер со лба холодный пот и разбудил телефонным звонком начальника энергоблока.
- Степаныч, авария! Вторая машина гавкнулась, перешел на резерв; сейчас приедешь или до утра подождем?
Василий выдул в трубку воздух, тихо матюгнулся и спросил:
- Движок с места не сорвало? Что случилось-то?
- Да черт его знает, я еще не смотрел, некогда было… Пожара нет, слава богу…
- Ладно, сейчас приеду.
К утру обстановка прояснилась, но вылезла новая проблема: запасных моторов для замены неисправного на складе не оказалось.
- Час от часу не легче! – нервничал Кудряшов, бегая по кабинету. – Второй месяц долдоню на оперативках: запас, запас – как об стенку горох! Вот, доигрались… Попов! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Собери бригаду, совет в Филях будем делать.
Через пару минут в кабинет собрались Попов, Гофман, Фидюков и Костырин.
- Вот что, мужики, - прокашлявшись, начал Василий, - ситуацию объяснять вам не нужно, всем и так ясно – движок надо менять. Склад наш пустой. Я обзвонил ближайшие по трассе станции – у них по одному в запасе есть, но не дают. И правильно делают. С большой земли контейнер придет в середине октября, не раньше, пока запросят, пока отгрузят… Без резерва мы станцию оставить не можем. Все шишки, в случае чего, достанутся нам… мне, ясно, как божий день… Думайте, соображайте, я уже голову сломал, может, у вас какая мысль выродится.
Бригада заерзала на стульях, Попов и Гофман вцепились в свои бороды. Долго мычали, нукали, морщили лбы. Наконец Гофман неуверенно, словно бы спросил:
- А если его перебрать?.. Ну, там, лопатки поменять, то, сё?..
- Ну, ты даешь, Гора ежовая, - повертел пальцем у виска Фидюков – Это же не «Вихрь-25», чтобы его на коленке ремонтировать, это же самолетный мотор, а не лодочный.
Все снова замолчали.
- Ладно, - тихо сказал Кудряшов, - считаем, что мозговой штурм не удался. Все свободны.
Бригада разошлась по рабочим местам. Кудряшов остался сидеть за столом, уперев кулаки в щеки.
В не отдохнувших за ночь мозгах вяло кружились обрывки совсем неуместных мыслей. Вспомнились яблони в одичавшем саду на высоком берегу Оки под Горбатовом, танцы под дождем на открытой танцплощадке, тошнотворный холод в животе, когда за две недели до защиты он увидел свои дипломные чертежи случайно испорченными, преподавателя спецдисциплины, как он искренне, по-мальчишески восхищался устройством турбореактивного двигателя…
- Стоп, - сказал вслух Василий, - стоп, погоди.
Он, торопясь, достал из стола папку технической документации на силовую установку, развернул чертеж двигателя в разрезах и углубился в его изучение.
- Та-ак, - водил он пальцем по бумаге, - вот эта часть сломана, а все остальное живое. Если разъять его по фланцу и заменить компрессор на исправный, то… то, в принципе, можно!.. Но – нельзя!
Он посмотрел на жирную подпись в углу папки: «Ремонту в полевых условиях не подлежит».
Василий горько усмехнулся.
- И по кой хрен меня пять лет учили, если я этой наукой воспользоваться не могу?!
Он сложил чертежи в папку и задумался.
«Опыта у меня в этом деле, конечно, не густо, размышлял Василий, точнее – вообще нет. Там, на авиационном заводе – турбореактивные, миговские, здесь – турбовинтовой, с ИЛ-18-го. Разница большая. Хотя, в принципе… что я теряю? Ну не получится – все равно в ремонт отправлять. Хоть людей научу, да и самому интересно. Гофман хорошую мысль подал.»
Он снял трубку и набрал номер главного инженера.
- Григорий Николаевич, у меня вторая турбина чего-то барахлит, посмотреть бы надо, а я без резерва. Дайте команду снабженцам, пусть поторопятся с доставкой запасной, а то как бы чего…
Получив утвердительный ответ, он немного успокоился.
«И что я не сказал про аварию, сам себе удивился Кудряшов, на чудо надеюсь что ли?»
К исходу того же дня Василий тщательно продумал порядок ремонта. Снова собрав бригаду, он, хитро улыбаясь, сказал:
- Утверждается идея Горы Ежовой, то есть Гофмана. Двигатель будем ремонтировать здесь, сами… Вижу реакцию. Нет, с головой у меня всё в порядке. Эти движки я делал раньше, - соврал он, не задумываясь. – Ничего страшного в них нет, нужна только голова и крайняя степень внимательности.
- А где запчасти? – спросил Валера Костырин. – Там наверняка от лопаток и уплотнений ничего не осталось.
- Мы не будем перебирать компрессор, - уже деловым тоном ответил Кудряшов. – Мы его заменим целиком.
- Так его где-то надо взять! – упорствовал Костырин.
- Уймись, Валера, - сказал Попов, - начальник сказал «хорек» и никаких «сусликов».
Делать, так делать. А где чего искать – это его забота.
Кудряшов внимательно посмотрел на бригаду.
- Мужики, одна просьба: то, что мы будем делать, - касается только нас. И никого более. Внятно говорю? Иначе мне головы не сносить.
- Секретная операция, - хохотнул Фидюков, - блицкриг! Ладно, Степаныч, - не дети малые, с пониманием. Когда начинать?
Кудряшов кивнул и энергично потер ладони.
- Значит так…
И он долго и подробно объяснял бригаде что, как и в какой последовательности делать. Закончили поздно вечером, пропустив перед уходом по стаканчику неразведенного спирта. Василий домой не поехал. Предупредив жену по телефону, он снова достал чертежи и уснул только под утро, уронив голову на исчерканные листы бумаги.
* * *
Природа не терпит авантюризма. У нее всё расписано наперед и, что бы там не говорили, даже самые внезапные выверты имеют причиной вполне прозаические, обыденные явления. Урагану предшествует столкновение холодных и теплых воздушных масс, цунами рождают землетрясения, и даже падение большого метеорита предопределено заранее.
Природный авантюризм – звучит так же нелепо, как, например, сдохший Буриданов осёл.
Однако то, что не свойственно природе вообще, нашло свое место в одном из ее проявлений – человеке. Он был создан «по образу и подобию», но с брачком. Если Господь, то есть природа – суть абсолютный порядок, а его часть таким качеством не обладает, то, с точки зрения философии, получается полная бессмыслица. Объяснение здесь только одно: Господь сам был авантюристом, создавая нашего прародителя. Создав и увидев, воскликнул: «Это хорошо!», но, отвернувшись, тихо добавил: «Всё, кроме авантюризма».
Переделывать он не стал, поскольку рабочее время закончилось и наступил седьмой день. День отдыха.
…В Кудряшове авантюризм присутствовал, но в зачаточном состоянии. Так ему казалось. Правда же была другой. Эта черта характера настолько тесно граничит с разумным риском, что заступить ее можно так же легко, как и в сторону обратную – на скользкое поле трусости. Узкая тропа разумного риска невнятна и часто не искренна. Ей удобно оправдывать страх. Ей легко объяснять безрассудство. Есть точное определение: «очертя голову». В нем присутствует всё: и «черта», за которой опасность, и присутствие «чёрта» в решении, и разумный элемент – голова. Только нет одного – безопасности собственной жизни.
Так вот, в Кудряшове разумный риск сливался с авантюрными наклонностями и сепарации этот коктейль не поддавался.
Вторая бессонная ночь провалила глаза Василия глубоко в подбровья, но в зрачках появился темный быстрый огонь. Мысль заработала четко и слаженно – так бывало всегда, если решение принято, а срок выполнения крайне мал.
С утра он снова обзвонил ближайшие станции, интересуясь – есть ли поломанные двигатели и каков характер поломки. В Перегрёбном ему ответили, что такой имеется – развалился редуктор.
- Передайте начальнику: сегодня придет борт, заберем на реставрацию, пусть подготовит к погрузке, - сказал Кудряшов.
В десять часов Василий уже втолковывал вертолетчикам:
- Ну и что, что нет подписи Главного? Я что, на рыбалку лечу что ли? Смотри, в документах ясно написано: внеплановый рейс, Перегрёбное, запчасти… Слава, мы же с тобой не первый год… Нужно мне, понимаешь?!
Командир вертолета Слава Кольцин с сомнением покачал головой.
- Не могу, Вася. Без разрешения – ну, никак. Пусть хотя бы по телефону скажет.
Кудряшов взял его под руку, отвел от вертолета и долго что-то объяснял, тыча в бумажку и режа ладонью своё горло.
Наконец командир сдался.
- Да понял, понял я тебя! Эх, мать честная, ну и достанется мне на орехи!.. Запрыгивай, что ли!
Восьмерка резво свистнула винтами, пыльнула из-под себя песком и, клюнув носом, ушла в сторону трассы.
Лунина на месте не оказалось, он был у начальника Управления Бараховского на совещании. В энергоблоке рабочие готовили сломанный двигатель к отправке.
- На чем повезете? – спросил дежурный оператор. – У нас транспорта нет.
Кудряшов оглядел площадку компрессорной. У ворот под парами стоял гусеничный транспортер Бараховского. Водитель дремал, не включив мотора.
- Поехали! – крикнул Василий, залезая в кабину ГТТ.
- С какой радости? – очнулся водитель. – Ты кто такой, чтобы командовать? Это личный транспорт начальника.
- Вот он и послал, - обиженным голосом сказал Кудряшов. – Приказал срочно доставить одну железяку к вертолету.
- Черт, отдохнуть не дадут, - ругнулся водитель. – Мое дело маленькое – ехать, так ехать, - ворчал он, подгоняя машину задним ходом к энергоблоку.
- Грузим, ребята, побыстрее! – скомандовал Василий. – Четверо со мной, поможете закинуть груз в вертолет.
Через полчаса МИ-8 с отягощенным брюхом летел обратно. Василий сидел в кабине вертолета на откидной скамеечке и травил пилотам байки. Кольцин смеялся, но перед посадкой прокричал Кудряшову в ухо:
- Главному-то доложить, куда летали?
Василий сделал удивленные глаза.
- А мы разве куда-то летали?
- Так диспетчер все равно доложит.
Василий согласно кивнул.
- Значит летали. Только без меня и в другую сторону, ага?
Кольцин ничего не ответил, только осуждающе покачал головой. Впереди показалась обмелевшая лента Казыма, по ней белым бурунчиком бежала одинокая моторка.
* * *
Свободная площадка в конце машинного зала энергоблока походила на операционную военного госпиталя. Кафельный пол был застелено старыми простынями, выпрошенными у кастелянши поселковой гостиницы. На простынях, словно два пациента, стояли параллельно друг другу самолетные двигатели: один с торчащими шестеренками расколотого редуктора, второй беззубо ощерился щербатыми от страшного удара лопатками компрессора. По краям простыней хирургически сверкал аккуратно разложенный, вымытый в керосине и тщательно протертый инструмент. Дополнительные к потолочным рефлекторы ярко освещали приклеенные изолентой на стену чертежи и схемы мотора. Четверка «хирургов» сидела на лавке у окна и внимательно слушала последние наставления Кудряшова.
- Повторяю: карманы держать пустыми, инструмент после каждой операции укладывать на прежнее место. Ничего лишнего в работе не использовать. Каждые два часа его пересчитывать и сверять спецификацию. Все детали, вплоть до гайки и шайбочки, при разборке записывать в журнал и маркировать, указывая последовательность действий. Не базарить попусту и не ловить ворон. Перекур через час. Всё, приступаем: Попов с Фидюковым – на первый двигатель, Гофман с Костыриным – на второй. И никаких соревнований! С Богом, ребята!
Первые два часа работа шла медленно. Непривычные условия и боязнь что-нибудь перепутать тормозили процесс. Работали с оглядкой, то и дело обращаясь к развешанным чертежам и к Василию. Но после второго перекура осмелели.
- Леня, - спрашивал Валера Костырин Гофмана, - почему тебя наградили прозвищем «Гора ежовая»? Вроде как-то ни к селу, ни к городу.
Гофман тщательно прикрепил бирку к снятой детали и ответил вопросом на вопрос:
- А тебя Капканом прозвали за что, приставучий шибко?
- Да нет… У меня история с медвежонком случилась. Он в капкан попал, а я его выручил. С того и пошло: Капкан да Капкан… Дай ключ на семнадцать… А вот твоя кликуха вообще не понятна.
- Я и сам толком не понимаю, - пожал плечами Гофман. – На моей родине, в Невьянске, стоит гора Ежовая, называется так. Я там всё детство провел. Может, в курилке разболтался, может, еще где – вот и запомнили…
Соседняя пара работала молча и сосредоточенно. Ей досталась более сложная задача: разборка «живого» компрессора для замены разбитого. Главные операции выполнял Володя Попов (Бац), ассистировал Фидюков. С этого края слышалось только сопение и краткие команды.
- Прижми…, отожми, расклинь…, уронил – твою мать!.., придерживай…
- Слышишь, как действуют? – кивал головой Валера в сторону коллег. – «Пинцет, ланцет, топор, ножовка…» Прямо хирурги… Эй, «херурги», пупки не надорвите. Что вы его, как лося, разделываете? Айда, перекурим!
- Капкан – он и есть Капкан, - не оборачиваясь, буркнул Попов. – Давай-ка, тёзка, снимаем аккуратненько… кладем… переворачиваем… Всё! Ну вот, теперь и покурить можно.
Курить ходили в специально отведенное место, на станции с этим было строго.
- Степаныч, - любопытствовал Костырин, - а где ты второго болезного так быстро выкопал, да еще с нужным дефектом?
- Мало знаешь – крепче спишь, - улыбался Кудряшов. – Цель оправдывает средство… Спёр я его, ребята, украл в прямом смысле слова. Еще вопросы есть?
- А если... - собрался продолжить тему Валера, но Попов лягнул его в коленку и, потушив окурок, поднялся.
- «Если бы да кабы»! тебе, Капкан, русским языком было сказано – плановый ремонт оборудования, с использованием неликвидных запчастей. Еще что-нибудь ты здесь слышал?
Костырин развел руками:
- Умер, умер, больше не дышу. Уже пошел работать.
К вечеру на простынях в идеальном порядке лежали мелкие и крупные детали с привязанными к ним бирками. Движки, укороченные почти наполовину, но с разных концов, смотрелись как-то нелепо, словно огромные рыбины на разделочном столе: одна без головы, у другой вместо хвоста торчал огрызок спинного хребта.
Кудряшов дотошно проверил совпадение цифр и наименований в журналах, удовлетворенно кивнул и отпустил бригаду по домам.
- Завтра с утра начнем сборку. Выспитесь как следует и, мужики, не надо сегодня этого… - он щелкнул пальцем по горлу. – Нужны свежие мозги.
Домой он опять не поехал.
…В сентябре ночи противные и холодные. Холодные не потому, что низкая температура, просто так жалко проскочившего мигом лета, что даже это краткое межсезонье хотелось видеть его окончанием, не началом длинного, до смертной тоски бесконечного сезона. Природа уже отрешилась от суетной жизни: замедлила токи в стволах засыпающих кедров, прикрыла хрустящим листом звериные норы, изнеженных птиц прогнала от морозов и снега, закрыла глаза остывающей глади озер. В предзимние ночи заводится в душах тревога.
Василий накинул на плечи телогрейку и вышел из шумного здания на воздух. Небо почти волочилось по крышам, сея мелким жестким пшеном. Низовые порывы холодного ветра не давали снежной крупе лечь на землю, завихряли, уталкивали назад в тучи. Земля чернела голыми плешами, поблескивала застывшим в следах ледком.
Обдумывать завтрашний день не хотелось. Вполне объяснимое беспокойство сменило активный душевный настрой. В голову лезли другие, ни к месту, мысли. Вспомнились прокуренные ночи в маленькой комнатке у Хомичевского, где за бутылкой дешевого «Рислинга» ставились и тут же решались «проблемы высокого порядка». Философический зуд еще не тронутых коварным бытом молодых организмов быстро сменялся безудержной волной романтических фантазий, так же легко и просто уступавших место обычным спорам о смысле жизни, которая пока еще только обозначалась, но уже требовала объяснений и выводов.
Как всё было просто и понятно, думал Кудряшов, какой хитрой логикой мы в мгновенье ока решали мировые задачи, как одним усилием языка могли проложить ровную и блестящую дорогу в чаще тайги и в торосах студеного моря, что нам стоило резким взмахом руки изменить направление мира, если он не желал подчиняться воскликнутой хором идее, почему всё, что пелось, читалось и думалось было красиво и искренно? Где то время? Где затерялось умение мыслить «неправильно», но достигать верную цель? Как бы мне было сейчас это кстати!..
Он зябко подернул плечами и вернулся в кабинет. Спать, спать, приказал он себе и улегся на скамью, прижавшись спиной к трубе отопления.
* * *
- Степаныч, начальник, подъем, - будил Попов сладко спавшего Кудряшова. – Ну ты дрыхнуть, время-то знаешь сколько?
Василий с трудом разлепил веки.
- Ох, как плохо-то, - помотал он головой, - видать до смерти не высплюсь… Все что ли собрались? Сейчас я ополоснусь, и приступим…
Пока начальник приводил себя в рабочее состояние, мужики курили.
- …Я его понимаю, - кивнул в сторону кабинета Попов. – Хуже вечного недосыпа нет ничего. Нам на зоне тоже спать много не давали: не успеешь нары согреть – подъем, выходи строиться! Вертухаи четко следили, хрен закосишь…
- И долго сидел? – сочувственно спросил Гофман.
- Да так… хватило…
- А сюда каким ветром?
Попов снова кивнул на дверь.
- Случай подвернулся. Последний год отсидки на «химию» заменили, послали с бригадой сено косить. А там бугром Степаныч… Ну, поработали вместе. А когда вчистую вышел, в поселок приехал. Он меня взял, по старой памяти.
- Помню, помню, - встрял в разговор Костырин, - у него тогда несчастный случай в бригаде произошел. Вроде зарезали кого-то… Полгода нервы мотали, потом отвязались. А чё там было-то?
- А ты у него спроси, - буркнул Попов. – Ну что, оклемался? – спросил он подошедшего Кудряшова.
- Порядок. Ну, как настроение, господа разбойнички? Сегодня начнем лечить пациента. На сборку встану сам, будете шустрить в подручных… Бац, твоя задача – навесить на поломанный двигатель все детали разбитого компрессора в обратном порядке. И чтобы ни одна железка не пропала, понял?
- А это зачем? – удивился Попов.
- Неважно. Делай, что сказано, и набирайся опыта.
Сборочный процесс оказался делом трудным и кропотливым. Василию пришлось вспоминать всю теорию студенческих лекций, а заодно и практику работы на авиазаводе. Он «обсасывал» каждую деталь, сверял ее с чертежами, промерял щупом зазоры и нервничал при затяжке гаек, проклиная вслух отсутствие динамометрического ключа.
- Не забыть законтрить, - бормотал он и вставляя штифты в чуть видимые отверстия болтов, - только не забыть законтрить, а то вибрация всё развалит… Гофман, где контровочная проволока?.. Хорошо… Мужики, прижмите фланец, рук не хватает… Так, сел на место… Закрепить и, опять же, законтрить…
Он работал без перекуров, боясь спугнуть настигшее его вдохновение. Военная техника, весело приговаривал Кудряшов, если деталь с легким чмоком плотно садилась на место, и долго нежными движениями разглаживал смятую при разборке прокладку, пеняя помощникам за их «безрукость» и «бестолковость».
Попов сперва пытался дублировать операции Василия, но скоро устал, хмуро косился и, наконец, не выдержал:
- Степаныч, мне-то как быть? Мое-то железо всё погнуто и побито. Оно же по-человечески не ставится!
Кудряшов махнул рукой:
- Ставь как ставится. Главное, чтобы всё было в комплекте, на своих местах и не болталось. Заводские ремонтники потом разберутся.
День пролетел, как одна минута. Сознание успешно идущего дела, словно гриппозный вирус, поразило всех. Василий взглянул на часы.
- Ого! Времечко-то свистит – не удержишь! Шабаш, ребята, вас дома ждут.
Попов с сожалением отложил инструмент:
- А ты опять ночевать здесь собрался? Ольга уже заспрашивалась, подозревать начинает.
- Ничего, я ей позвоню. Не могу я без глаза машину оставить! Знаю, что ничего не случится, а не могу… Дуйте в поселок. Я еще поковыряюсь.
Мужики обтерли ветошью руки, ушли на последний перекур. Через десять минут Попов вернулся и молча продолжил работу. Спустя малое время подошли остальные.
- Однако, ты хитрая будешь, начальник! – скаламбурил Валера Костырин. – Сама весь праздник забрать хочешь, а нам, значитца, плясать не даёшь?
Бригада коротко хохотнула и заняла места согласно разнарядке.
Сборку закончили на другой день к обеду. Старый мотор задвинули в дальний угол машинного зала, зачехлили простынями и прикрепили картонную табличку с надписью: «В ремонт». Восстановленный двигатель Кудряшов решил опробовать на холостом ходу, но в режим нагрузки не включать, пока, как говорится, не приспичит.
- Пусть действующая машина работает полтора срока, глядишь и запасной подвезут, может, обойдется.
До конца рабочего дня провели центровку, навесили промежуточный вал, подключили питание.
- Теперь вот что, ребята, - строгим голосом сказал Кудряшов, - придется вам на часок покинуть здание, всем, в том числе и тебе, - он кивнул в сторону дежурного оператора работающей машины. – И пока я гоняю движок, ни одна живая душа в энергоблок попасть не должна. Так что ваша «военная» задача – встать в оцепление и зрить в оба.
- Степаныч, доверь мне это дело, - попросил Попов. – В случае чего, я не женатый, бездетный…
- Вот тебе и доверяю, - сделал вид, что не понял, Василий. – Отвечаешь за безопасность эксперимента: будешь стоять у входа в здание в полной боевой готовности. На случай чего.
* * *
Ориентировка из Главной конторы поступила капитану Осинину в шестнадцать часов сорок пять минут двадцать седьмого сентября 197… года. Вскрыв засургученный пакет, он прочел:
«Первый отдел КГБ. Приказымское ЛПУ МГ. Капитану Осинину.
24.09 с.г. в КС Перегрёбное неизвестным (неизвестными?) совершен несанкционированный вывоз авиационного двигателя АИ 20 ДКЭ, изделие №… Сообщение о происшествии поступило 27.09 с.г. в 13 часов 50 минут. Предполагаемое направление перемещения изделия – северное плечо трассы, в т.ч. Приказымская КС. Ф.И.О. похитителя уточняется. Основные приметы: рост средний, борода, усы русые, нос крупный. Особых примет не зафиксировано. Одет в полушубок крытый, сапоги кирзовые, шапка собачьего меха, рыжая.
Выяснить возможное место нахождения изделия и похитителя. Задержать до особого распоряжения и провести первичные следственные мероприятия.
Подпись».
Осинин дважды прочел бумагу, перевернул ее чистой стороной вверх и снял телефонную трубку.
Краткий разговор с начальством ничего нового не прояснил, только вызвал раздражение. Кому понадобился сломанный мотор, не хранящий никаких секретов, но еще по инерции подпадающий под этот гриф, было совсем не понятно. Применить его в «службе быта» невозможно, разве что раскидать на части, а уж те на что-нибудь переделать. Умельцев здесь всяких хватает. Но уж больно рискованно грабить такую технику – овчинка выделки не стоит. Да еще вертолет… Что-то уж больно витиевато, не похоже на простое воровство. А для шпиона – вообще бессмыслица.
Он убрал бумагу в сейф и снова взялся за телефон.
Энергоблок не отвечал, ни начальник, ни операторная. Тогда Осинин набрал домашний номер Кудряшова.
- Оля, твой дома?.. Да не ругайся ты!.. Четвертый день на работе пропадает? Ну, извини.
Он положил трубку и, вздохнув, начал одеваться.
Надо спросить Василия, куда можно применить эту самолетную хреновину, думал Осинин, поеживаясь от резкого ветра, он с этой техникой хорошо знаком…
… Кудряшов и Осинин ходили в приятелях. Так уж случилось, что их рыболовные и охотничьи угодья располагались рядом, по берегам Трех озёр. Только один занимал левобережье, а другой промежуточную гриву, прилегающую к реке. Пользовались они общей протокой и частенько встречались семьями на берегу дальнего озера под одиноко стоящей сосной с вывороченными корнями. Пока ребятня забавлялась, а жены сплетничали, мужики ставили сети, в основном Кудряшовские, или топтали окрестности, богатые боровой птицей и дичью.
Осинин числился в должности заместителя начальника отдела кадров, но Кудряшов, да и не только он, знал, что за обитой железом дверью Осининского кабинета скрывалась очень серьезная организация. Однако глупых вопросов никто не задавал, и в компании всё было запросто, по-домашнему.
…Осинин шел в энергоблок к Кудряшову, не имея за пазухой камня, а в мыслях – какого-нибудь подозрения. Танцующего на ветру Костырина он узнал издалека – Осинин всех работников компрессорной знал в лицо.
- Что, на дежурку опоздал? – здороваясь, спросил Осинин.
- Н-нет… - простучал зубами Валера, - к-корешей дожидаюсь, п-переодеваются… А вы что не у-уехали?
- Начальник здесь? – не ответил на вопрос Осинин.
- Угу… з-здесь… то есть нет! Он там… - Валера неопределенно махнул рукой. – Закурить не найдется?
Осинин вынул пачку, выщелкнул папиросу.
- А еще пару можно? – крикнул ему в спину Костырин. – Для к-корешей.
Осинин обернулся и внимательно посмотрел на Валеру.
- Курить только за пределами территории, - нажимая на каждое слово, ответил капитан. – Так где Кудряшов, здесь или уехал?
Костырин виновато развел руками.
0синин разозлился:
- Что ты машешь, как мельница?! Пьяный спит – так и скажи?! А то машет… Ну?
Валера с тоской посмотрел в черное небо.
- Да ну тебя! – выругался Осинин и быстро зашагал к энергоблоку.
В трех метрах от дверей он столкнулся с Поповым. Тот стоял посередине дорожки, широко расставив ноги и уперевшись руками в бока.
- Куда летишь, милай? – пропел Володя отскочившему от его массивного тела человеку.
- Попов, - строго сказал Осинин и, погрозив пальцем, сделал попытку обойти. Но Володя снова загородил дорогу.
- Нельзя, товарищ Осинин, туда сейчас нельзя.
- Да вы что!? – вскипел капитан. – Да у вас что тут!?
Он оборвал себя на полуслове и сделал шаг назад. Боковым зрением он заметил две темные фигуры, подходившие с боков. Сзади тоже захрустел песок.
- Так, - сказал он негромко и сунул правую руку за отворот полушубка.
Фигуры остановились.
- Товарищ Осинин, Виктор Николаевич, - просительным тоном начал Володя, - ну что вы, действительно? Всё у нас тихо-мирно, мы не чужие, а вы руку за пазуху суёте! Нельзя же так.
- Я тебе сейчас, знаешь, куда засуну!? – взревел Осинин. – Марш с дороги, защитники хреновы!
Он оттолкнул Попова и остервенело рванул ручку двери.
* * *
Василий занял кресло оператора, поёрзал, устраиваясь поудобнее, окинул взглядом приборный щит и положил руки на пульт управления.
- Ну что, Вася, вот ты и дождался своего часа, - сказал он почти весело, - считай, что это твой первый полёт.
Он включил тумблер контрольной проверки сигнализации. Щит осветился рядами крестатых лампочек.
- Порядок, - он погасил иллюминацию, глубоко вздохнул. – Ну, милый, не подведи, мне еще детей вырастить надо.
Память из головы плавно переместилась в пальцы. Кнопки и тумблеры, словно клавиши музыкального инструмента, начали тихую мелодию запуска. Василий наощупь, не отрывая взгляда от стрелок приборов, переключал позиции. За тонкой стеной в моторном отсеке появился низкий грудной звук. Турбина еще не пустила в камеры сгорания рабочий газ, она набирала обороты, влекомая двумя мощными электрическими стартерами. Забортный воздух втекал в кольцевой зев компрессора, лопатки его обжимали, проталкивали внутрь пищевода от ступени к ступени. Он сипел, упираясь, раскалялся и, стиснутый прочными стенками, вдруг врывался в бутылочной формы объем, где его поджидал коварный приятель, такой же невидимый, сколь и опасный – газ.
Василий прошептал одними губами что-то вроде молитвы и нажал кнопку «зажигание».
За стеной рявкнуло. В лопатки трубины ударили огненные струи из сопел камер сгорания и звук начал глиссировать, пролетая октавы от низких к высоким. Пол операторной мелко задрожал, ушные перепонки слегка заломило.
Василий довёл обороты до средних, отметил взглядом рабочие параметры двигателя, расслабил деревянно застывшую спину.
- Покрутись маленько, приработайся, - бормотал он, записывая в журнал показания приборов.
Турбина пела на одной ноте, ровно, без лишних призвуков. Давление масла было чуть ниже нормы, температура на выхлопе немного выше, но все отклонения Кудряшов относил к чистоте сборки, и серьезных опасений они не вызывали.
Через двадцать минут обкатки Василий отважился на штатный режим.
- Давай, приятель, поднажмем, напрягайся, напрягайся… - причитал он вслух, давя регулятор оборотов.
Двигатель нервно вибрировал, трудно, с натугой увеличивал скорость, но Василий не отступал.
- Не дрейфь, пацан, прорвёмся, - кричал он, не слыша своего голоса. – Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый!..
Мотор поперхнулся, на миг провалил обороты, но тут же выровнял. На щите зажглось табло: «Рабочий режим». Дрожь в полу исчезла, звук обрел привычную тональность, приборные стрелки замерли в нужных секторах.
Василий откинулся на спинку кресла, вытянул руки и сцепив пальцы, хрустнул суставами.
- У-да-лось! – он обернулся к зеркально-темному стеклу входной двери и по-мальчишески скорчил рожу.
Дверь распахнулась; в проёме обозначилась угловатая фигура капитана Осинина. Кудряшов не успел сменить выражение лица, и капитан попятился.
- Э-э… спокойно, спокойно, Вася… - Осинин загородился локтем, - не надо лишних движений… и спрячь зубы-то…
Кудряшов опустил руки и засмеялся:
- Привет, Виктор, это я так, дурачусь… Заходи.
Осинин переступил порог, боком втиснулся между шкафами
- Что-то много дураков мне сегодня на пути попадается… -прокричал он, перемогая шум. – Ты в порядке? Пойдем, поговорить надо.
Кудряшов серьезно кивнул.
- Ты выйди, подожди меня в кабинете, я через пять минут приду.
Осинин захлопнул дверь. Василий развернулся к пульту управления и еще раз внимательно осмотрел показания приборов. Машина работала нормально.
- Значит, пришел… - он тяжело вздохнул, в животе стало холодно. – Пусть будет так, как должно быть.
Он щелкнул тумблером «останов». Двигатель оборвал монотонную песню, звук покатился вниз и через минуту замер. Василий поиграл пальцами на пульте, привел всё в исходное положение и, погасив свет, вышел из операторной.
* * *
- …И что тебе не живется, как всем? – горячился Осинин. –Зачем тебе эти приключения на свою задницу?! Ты хоть понимаешь, в какую парашу ты вляпался? Шуточки: обманул вертолетчиков, похитил двигатель, между прочим, пока еще секретный, произвел запрещенный инструкцией ремонт, запустил, подвергая опасности жизнь персонала и работоспособность стратегически важного объекта… И всё это за ради собственного… самоутверждения!.. Ну, герой!.. А ты знаешь, сколько тебе светит за эти подвиги? Весь Магаданский ледок колоть – не переколоть!
- Ну вот что, Кудряшов Василий Степанович, - по-военному одернув полушубок, сказал Осинин, - обязан тебя задержать и препроводить в спецпомещение. Одевайся.
Василий накинул телогрейку, натянул шапку.
- Руки держать за спиной или как?
- Поговори у меня ещё, - буркнул Осинин. – Виду-то не показывай перед ребятами, когда пойдем, а то взбудоражат весь поселок.
Проходя мимо курилки, Василий скомандовал:
- Резервную станцию не трогать! Ни при каких условиях. Завтра переделаем центровку, трясет немного.
Мужики в ответ заулыбались, отпустив с лиц напряжение.
- Нормально, Степаныч, сами сделаем, …А то уж мы думали… того…
- Чего «того»?! – гаркнул Осинин. – Что, уж начальнику и выпить с приятелем нельзя?
- Ладно бы, если так, - пробурчал вслед Попов, - знаем, чем вы угощаете.
У себя в кабинете Осинин успокоился.
- Давай всё по порядку. Сначала на словах, потом запишешь на бумагу. Подробно, но без излишеств. Понял?
Василий снова повторил свою историю.
Осинин постучал себе по голове:
- Мотивы, о господи, мотив-то какой?!. Пиши: в связи с острой производственной необходимостью… руководствуясь последними решениями партии и правительства… находясь в цейтноте… «Цейтнот» зачеркни… В ограниченных для проведения согласования сроках… принял единственно возможное решение. Точка.
Он дождался, пока Кудряшов дописал и продолжил:
- В целях недопущения возможной аварии, могущей повлечь за собой прекращение подачи газа в Европу…
Кудряшов отложил ручку:
- Коряво как-то… Сплошные лозунги. С Европой перебор…
- А тебе что, стихами твои безобразия описать хочется? Там не Союз писателей, там – раз-два и небо в клетку. Делай, что говорят. И подробнее, подробнее в тех местах, где про партию и необходимость.
Василий закончил писать, положил листы перед Осининым.
- Вот, вот, - бормотал тот, водя пальцем по строчкам, - умеешь, оказывается!.. Вот здесь особенно хорошо: «Не преследуя корыстных и иных ( главное – «и иных»!) целей… Применив на практике опыт и знания…» Очень доходчиво!
- Теперь главное. Тот металлолом, который у тебя остался, он где? Не растащили?.. Слава Богу. Все сборочные журналы мне на стол. Объяснительные с работников я сам возьму, не афишируя. А тебе придется посидеть здесь, у меня… какое-то время.
Капитан открыл сейф, сложил в него Кудряшовские бумаги и достал с нижней полки початую бутылку спирта.
* * *
Втихую событие не прошло. Пока Осинин методично проводил сверку журналов с натурой, пока бригада писала объяснительные, слух просочился сначала на станцию, потом достиг поселка. Ольга бросилась домой к Осининым и вместе с его женой они день проревели, успокаивая друг друга. Кудряшов сидел под замком и без связи.
Вечером в кабинет вернулся Осинин, спокойный и вроде как радостный.
- Пляши, заключенный. Всё сошлось копейка в копейку. Сверху дали добро на твою свободу, в рубашке на свет появился. «Отсутствует состав преступления», - процитировал он резолюцию, - но: Налицо беспечная халатность руксостава Перегрёбненской КС, необоснованная инициатива нач. энергоблока Приказымской КС Кудряшова В.С…. Предложение сделать оргвыводы… строго указать на недостатки… усилить контроль…» И т.д. и т.п.
Василий поднял на капитана печальный взгляд и криво улыбнулся.
- Может, на рыбалку смотаемся, на озёра, а Витя?
- Опомнился, - засмеялся Осинин. – Закрылись наши озёра, зима на дворе.
Кудряшов протер запотевшее окно. Чернота ночи резко обрывалась у земли, покрытой белым, искряным при свете луны, уже насовсем улегшимся снегом.