Девочка стояла на ветру в степи. Ветер трепал ее платье и она, натянув его на коленки , присела на нагретый солнцем камень.
Долго смотрела в небо на облако, похожее на перо птицы.
Её имя Карлыгаш означает — ласточка. И эти маленькие птички сопровождали ее повсюду, они вили свои из глиняных комочков гнезда везде и под крышей сарая, где всегда было много работы и под крышей дома и на обрыве у речки, и сейчас они вились у нее над головой. Как бы ей хотелось так же с ними взмывать в небо, подчиняясь только ветру, дождям, солнцу.
Но...встав с камня, Карлыгаш вспомнила, что не девочка она уже, колени и спина напомнили ей, что она уже старая женщина. Она вставила свою палку, с которой не расставалась, в согнутые в локтях руки, так помогая сама себе выпрямить спину и снова зашагала по пыльной дороге.
Дорога была главным в ее жизни, теперь она далеко от мест, в которых прошло детство. Там, совсем рядом, были вершины снежных гор, а здесь степь простиралась до горизонта.
Сюда привез ее муж. С которым она тоже встретилась в степи. Нет он увидел ее раньше, она тоже слышала о нем.
Он украл ее по казахскому обычаю, но зная, что украсть невесту без ее согласия- большой грех, сделал это во время Наурыза, на празднике, во время игры- скачки.
Карлыгаш даже не поняла сначала, что случилось, а Калкаман перекинув ее через седло своего коня, спросил наклонившись к ней
-Согласна стать моей, Карлыгаш?
Карлыгаш приняв всё за приключение, ответила
Да!
Знал, ей плохо так, но не было времени усаживать ее, и поэтому с ношей, хоть и грубовато, но бережно придерживая, погнал коня что было мочи. Когда ускакали в степь и проскакали довольно далеко, оглянулся - никакой погони не было. Он любил степь. Она хоть и тебя оставляла на виду, но и противника было видно издалека.
Он знал ее, эту степь, знал, сколько перебежек нужно проскакать, чтобы попасть в селение своего друга и помощника, Батырхана. Там всегда ему готова была юрта, еда и гостеприимство хозяина.
Теперь, удостоверившись, что никто не гонится за ними, остановился и снял свою обессилевшую ношу.
Одета в казахскую национальную одежду, шаровары из тонкого атласа, платье , жилетку красивую, обшитую бисером, маленькую шапочку из ткани, и «борик» - шапку с меховым околышем и пришитым красивым султанчиком из перьев.
Она отворачивала лицо и не смотрела в глаза. Он ласково заговорил с ней, чтобы она знала - не обидит. Протянул ей свою фляжку с кумысом, она жадно стала пить, но вот и посмотрела на Калкамана.
Глаза зеленые, с прищуром. Вдруг улыбнулась ему и заговорила
- А я знаю,
много слышно о вас в степи, вы смелый и храбрый .
Глаза их встретились и уже не хотелось их отводить, все перестало существовать вокруг - степь, жара… были только эти двое на всем белом свете – он, большеглазый и красивый, и она, светлокожая и улыбающаяся.
Он взял ее за руки, она как будто ждала этого момента всю жизнь.
Ему казалось самым естественным и правильным сейчас поцеловать ее,
казалось, от нее пахнет степью и тимьяном, полынью и дымом от кангала, какая сладкая и зовущая, необыкновенная и такая вдруг родная, в один момент своя и больше ничья на свете.
Он вдыхал ее и вдыхал, и хотел как будто напиться этим ее запахом, но этого уже было мало и не хватало запаха только, руки стали жадными и смелыми,
атлас одежды скользил между пальцев нежной прохладой.
Когда коснулся ее кожи, казалось все тело как молния пронзила, уже не было никаких мыслей в голове. Она стояла перед ним нагая, с белой кожей, казалась мраморной , но нет, горячей и, как солнце, ласковой.
Он встал на колени перед ней и дотронулся губами,
она положила ему руки на голову и прижала в сладостном движении к себе.
Он не мог насладиться всей ее влагой и уже в нетерпении растелил кошму и уложил ее.
Она протягивала к нему руки и, закрыв глаза, притягивала и притягивала его к себе.
-Калкаман, - шептала она, - Калкаман, ты самый лучший джигит на свете…
Уже все перемешалось - слова и стоны, смех и слезы.
Он тоже шептал ей, какая она чудная и сладкая, что он теперь ее никому не отдаст, она только для него на свете и вся его жизнь. Он плакал от счастья, и не мог остановиться в своих движениях, он входил в нее снова и снова, и не хотел только одного, чтобы настал конец всему этому, но уже и не возможно было остановить этот момент, ради которого стоит жить - струя вырвалась из него, как стрела, сдерживаемая тетивой, и восторг и покорность этой женщины и ее радость и счастье смешались в воздухе.
Обнявшись, они не могли расстаться друг с другом даже на мгновенье, лежали, пока звезды не появились над ними , все повторяя это слияние двух существ, которые стали одним.
Воспоминания растревожили Карлыгаш, слезы текли по щекам старой женщины. Куда оно ушло это счастье? Жизнь промелькнула как одно лето ласточки.
Они были счастливы с Калкаманом, выросли дети, разлетелись из гнезда, не долго пожили они вдвоем. Калкаман берег ее, сам делал всю тяжелую работу, но не уберег главное — себя.
Карлыгаш снова присела отдохнуть, силы покидали и её, обняла колени, хотя всегда помнила суеверный запрет-тайым- не обнимать колени. Это означает, некого обнять больше.
Но ей и в самом деле некого обнять теперь.
Солнце шло к закату.