КРЫМ. КОКТЕБЕЛЬ (в моей советской молодости).
После моих крымских отпусков в Ялте, Алупке, Гурзуфе, настала очередь Коктебеля, где с 1907 по 1932 год жил поэт и художник Кириенко-Волошин в доме, построенном в соответствии с его художественным замыслом.
С 1924 года он стал популярным местом отдыха в составе Литфонда СССР, куда съезжался весь цвет литературной интеллигенции страны. В мою пору в этот высокий особняк у самого моря, превращённый уже в музей его имени, продолжали приезжать всевозможные разновозрастные почитатели его поэтического и художественного таланта.
С 1944 года Коктебель был переименован в Планерское, по причине устройства в этом посёлке центра Российского планеризма, в котором занимался в своё время легендарный Королёв.
В Планерское я прибыл, как и в другие мои Крымские места отдыха, с небольшим фибровым чемоданчиком с металлическими углами, который у меня привычно выполнял роль небольшого столика, и крепкого стула во время моих периодических отъездов куда-либо из дома.
Был при мне ещё сшитый из старой портерной ткани моей заботливой матушкой небольшой заплечный вещевой мешок, в котором кроме вещей не боящихся смятия и поломки находились в тот раз домашней выпечки омлетные коржи из пшеничной муки и многократно замотанная в фольгу жареная курица.
Неподалёку от автобусной остановки, где я вышел, находился типовой газетный киоск, у которого стояла небольшая очередь за привезёнными только что вечерними газетами, местными и популярной тогда московской Вечёркой.
Купившие свою газету, не отходя далеко, подходили к стоявшей неподалёку пивной бочке, и, купив кружку (а то и две по 22 копейки), отходили немного в сторонку и начинали внимательно и подробно читать тогдашнюю прессу, состоявшую из двух страниц (как все периодические советские газеты того времени).
Особенно все уделяли внимание последней, четвёртой странице, где в нижней части обычно публиковались объявления о разводах. Отстояв очередь из десяти человек, я тоже взял пару кружек, чтобы не стоять повторно за второй, к тому же день клонился к вечеру, так что пиво в бочке могло закончиться и раньше.
После утомительной дороги, я решил немного подкрепиться, и тут же в сторонке, сев на свой фибровый чемодан, достал свою курицу. Чтобы она не испортилась в дороге от летней жары, моя матушка дальновидно замотала её металлической фольгой, предварительно нашинковав её чесночными дольками.
Когда я развернул фольгу, то мне в нос ударил густой запах чеснока, благодаря ему, курица не испортилась в летней жаре за всю долгую дорогу из Москвы.
Вечером найти в посёлке будущее жильё я посчитал не реальным, и отложил это дело на следующий день, а так как даже вечером тут было жарко, поэтому я решил провести первую свою отпускную ночь под открытым небом на какой-нибудь приморской лавочке.
Не помню почему, но это сделать мне не удалось, после чего подошёл к звучащему громкой музыкой небольшому приморскому ресторану, и первую свою ночь я провёл на топчане под навесом позади этого ресторана.
Один из официантов этого ресторана, предложил мне эту ночь за небольшую плату провести в его месте периодического отдыха. Это был узкий топчан с небольшим навесом сверху от дождя. С одной его стороны находилась ресторанная стена, с другой стороны ничего не было кроме небольшой на верёвочке раздвигающейся в стороны ситцевой занавески. Сам же он в ту ночь собирался идти ночевать в посёлок к своей подружке.
Но поспать мне так и не удалось, поначалу из-за громкой музыки доносящейся из ресторана, а когда под утро ресторан закрылся и стало тихо, то внезапно раздались крики из-за возникшего пожара в одной из ресторанных бытовок.
Я вскочил со своего жесткого лежбища и увидел языки пламени над хозяйственной пристройкой совсем рядом с собой. Все ресторанные люди громко кричали и суетливо бегали кто с огнетушителем, кто с вёдрами воды.
Мне ничего не оставалось делать, как со своими вещичками отправиться на набережную к дому-музею поэта и художника Волошина, усесться на ближайшей лавочке и торжественно лицезреть на медленно восходящий над гладью моря большой красный диск солнца.
Посёлок Коктебель располагался в широкой долине, справа от неё возвышалась гора Кара-Даг (остаток древнего вулкана), сзади виднелась ровная линия крымского нагорья очень популярного среди советских планеристов, слева и немного сзади небольшая гора, на вершине которой было видно одинокое, искривлённое ветром ветвистое деревце, посаженное у могилы поэта и художника Максимилиана Волошина.
Не откладывая на потом, я в первый же день поднялся на вершину этой горы, там лежали вплотную две надгробные каменные плиты с надписью, что здесь похоронен поэт Максимилиан Волошин, вокруг которых было большое количество морской гальки, принесённых сюда его почитателями. С его вершины слева вдали виднелся большой залив, на другой стороне которого вечером были видны огни дальних посёлков и курортов.
Нашёл себе жильё я довольно быстро, мне не надо было идти вверх по его кривым улицам, как это было в Алупке, и Гурзуфе. Улицы его были ровными и относительно прямыми, пройдя немного по одной из них, на калитке одного участка я увидел бумажку с короткой надписью: «сдаётся место».
Громко спросив хозяйку, я зашёл внутрь участка.
Навстречу вышла в цветастом халате женщина лет сорока и, поздоровавшись со мной, отвела меня к небольшому фанерному фургончику с маленьким оконцем.
Цена, как я уже упоминал ранее, была стабильная по всему Крыму: рубль – сутки. На двери фургончика висел замочек, ключ от него она мне тут же дала.
До моря было не более пяти минут ходьбы, что меня вполне устраивало.
Ещё в Москве я договорился со своей сестрой, что, как только вселюсь к какой-нибудь хозяйке в Коктебеле, то сразу же ей об этом сообщу телеграммой, чтобы она приезжать ко мне сюда по этому адресу.
Понимая, что сестра приедет через 3-5 суток, я не планировал быть в дневные эти дни непременно на пляже, где она могла меня также найти, и, позагорав до обеда, отправлялся покорять Кара-Даг с последующим спуском с другой его стороны к морю, где находился черноморский дельфинарий.
Одновременно изучал разные пути перехода, с целью выбора наиболее удобного и короткого к моменту приезда в Коктебель сестры, чтобы уже вместе с ней быть на Кара-Даге и в дельфинарии.
Из экономии, питался я жареными пирожками, запивая их сухим вином, которое, как и по всему крымскому побережью, было в изобилии в квасных цистернах вдоль всего курортного пляжа. От такого однообразного и не полезного для организма питания у меня появился гастрит, в виде рези в желудке, что было для меня неожиданно. И буквально в день приезда моей сестры, я резко изменил своё пищевое меню.
С утра шёл в магазин, покупал там бутылку натурального молока с французской (ещё её называли городской) булочкой, и, помыв бутылку, тут же её сдавал там же (кажется за 15 коп).
Рядом с магазином находилась большая лужа с чистой дождевой водой, которая никогда не пересыхала по причине её нахождения на кривом асфальте, который не позволял дождевой воде просочиться в почву, и который, как у нас везде в России укладывался без соблюдения строительных правил (часто прямо на грунт) и конечно без применения нивелира.
Этот сезон в Крыму часто были дожди, но хорошо, что кратковременные.
Я научился определять в какие дни их ожидать, для чего каждое утро поднимался на гору с могилой Волошина, откуда смотрел в сторону материка.
Если был виден вдали над Украиной приближавшийся облачный фронт, что означало в середине дня проливной с перерывами дождь, тогда я шёл на пристань и покупал билет на пароходик в сторону Ялты.
Хотя и там в это же самое время происходил такой же дождь, но в Ялте было множество мест, куда можно было тут же спрятаться, в любой магазин, уличные крытые тентом столовые, а на рынке под их длинные навесы.
Коктебельский пляж был галечниковым, где когда-то отдыхающие находили камешки сердолика, теперь за ним охотились пловцы с аквалангом. Его происхождение связывают с размытием центральной части - жерла древнего вулкана Кара-Дага. Более реальным было поиски среди пляжных галек после периодически отступавших волн обкатанные камешки с сквозными отверстиями в них.
Когда-то какой-то фантазёр обозвал их «куриным богом», и, продев в них тесьму стал носить как амулет на шее. Ещё этот амулет имел, как бы приворотное свойство, носящий его человек непременно снова появится в этом овеянном литературными легендами месте.
Впервые о таком непонятном названии галек с отверстиями я прочёл у Паустовского.
Ношение их на своих шеях как бы объединяло таких людей в неофициальное братство. Такой оригинальный обычай быстро прижился среди романтически настроенной молодёжи.
Естественно, находить их среди множества аналогичных мо размеру, но без таинственного отверстия в их середине, становилось всё труднее.
С первого моего момента на Коктебельском пляже, я настойчиво стал искать эти заветные камушки, с упрямым упорством, и через несколько дней мои поиски увенчались успехом.
А так как, вскоре ко мне должна была приехать младшая сестра, то я не прерывал своих дальнейших поисков, и удача мне улыбнулась вторично.
Ещё до приезда сестры, изучая Коктебельские окрестности, в получасе ходьбы на восток по грунтовой дороге за небольшой горой я обнаружил большой залив с обширным песчаным пляжем, и совсем небольшой глубиной моря на солидном расстоянии от берега, что было для меня очень кстати, так как моя сестра не умела плавать.
С другой стороны этого залива можно было увидеть далёкие огоньки какого-то населённого пункта. В случае дождя, укрыться там было абсолютно негде, пляж был абсолютно дикий, из растительности там были отдельные ивовые кустики и небольшие лопушки.
После приезда сестры мы стали посещать основной Коктебельский пляж. Когда иногда происходил во второй половине дня кратковременный ливень, то укрыться от него можно было под множеством пляжных грибков и навесов.
Через некоторое время я предложил сестре отправиться на новое, но далёкое пляжное место с мелким белым песочком и постепенным входом в море на большом протяжении, но с полным отсутствием каких-либо укрытий, как от жарких лучей солнца, так и от южных ливней.
В тот день я предложил сестре по пути на этот пляж посетить могилу Максимилиана Волошина, находившуюся на ближайшей небольшой горе (Кучук-Енишар), захватив с собой целофановый мешочек морской гальки, чтобы высыпать её рядом с могильными плитами, по стародавней укоренившейся традиции.
Постояв там немного у небольшого согнувшегося от постоянных ветров деревца, я взглянул на север в сторону материковой части Украины – горизонт был чист.
Теперь я был уверен, что весь предстоящий день будет солнечным без дождя, и, спустившись с другой стороны этой горы, мы направились дальше к этому пляжу. Новое место с девственно чистым без каких-либо следов курортного мусора белоснежным мелким песочком сестре очень понравилось.
К тому же оно было в те годы (абсолютно!) безлюдным, за исключением одной взрослой пары в больших старомодных панамах. На следующий день по пути на этот пляж я предложил сестре опять подняться на гору Волошина, чтобы вновь посмотреть на север, для прогноза погоды в наступающем дне.
Если не увидим облака над материковой Украиной, тогда спускаемся с этой горы и идём прямо на наш песчаный пляж. Этим утром (впрочем, как и все остальные) в Коктебеле было абсолютно безоблачное небо, поэтому сестра не могла поверить, что при таком чистом небе может потом произойти дождь, и, не послушав меня, а вернее поленилась подниматься на эту гору, упрямо отправилась одна на этот полюбившейся ей пляж.
Я же умудрённый опытом быстро поднялся на эту гору, и увидел те самые далёкие облака, предвестники непременного дневного ливня. Перед тем, как подняться на эту гору, я сказал сестре, что если увижу на севере далёкие облака, то пойду на лодочную станцию, чтобы отправиться морским путём в Ялту, если облаков там не будет, то спущусь с горы на песчаный пляж к ней.
Сверху я видел, как моя сестра упрямо шла по приморской дороге, огибая мою гору, к облюбованному нами песчаному пляжу. Я попытался кричать, но расстояние было слишком велико, а сестра не соизволила даже поднять голову и взглянуть в мою сторону.
Я ещё надеялся, что сестра поймёт моё отсутствие, как предупреждение о будущем дожде и подойдёт к лодочной станции, где в ожидании её простоял какое-то время.
Вздохнув, я стал спускаться с горы прямо к пристани, где, купив билет, отправился на пароходике в Ялту. Единственным утешением для тех, кто попадал под мощные струи южного дождя, было то, что жарким днём он не был особенно холодным. Вечером, вернувшись в наш сарайчик, я увидел хмурую сестру и развешенную на верёвке её мокрую одежду. Я, деликатно не стал её спрашивать о том, как прошёл её день.
Только утром она сказала, что в середине дня, как я ей и говорил, вынырнули из-за гор облака и начался ливень. После этого случая она стала прислушиваться к моим прогнозам погоды.
А скоро случился второй пожар в непосредственной близости от нашего жилого сарайчика, стоявшего рядом с соседским забором. Неподалёку, по ту сторону забора стоял небольшой стожок сена, который кто-то в середине ночи поджог.
Мы с сестрой уже спали, как услышали крики, которые нас мгновенно разбудили. Выскочив из своего жилища, мы увидели за забором горящий стог сена, и бегавшего вокруг него соседского хозяина с ведром воды, что было уже явно поздно. Рядом с нами стояла наша хозяйка и, не переставая ахать, заворожено смотрела на столб огня.
Стожок был не большим, поэтому сгорел он довольно быстро, потом наша хозяйка подошла вплотную к забору и стала разговаривать с соседом по поводу такого неожиданного для них обоих события, который ей сказал, что это был явный поджог.
Теперь он думает-гадает, кто бы это мог сделать, и кому он мог «насолить», ведь поджигатель вполне мог поджечь и его дом тоже. Я же задумался, почему оба случившиеся пожара произошли совсем рядом с местом моего ночного пребывания.
Находиться рядом с Кара-Дагом и не взобраться на его плоскую вершину, где находилось невысокое вертикальное скальное образование «Чёртов палец», значит не полностью ощутить своё нахождение в Коктебеле, что мы однажды с сестрой и выполнили.
Шли мы пыльной грунтовой дорогой, обливаясь потом, было очень жарко, на небе не облачка и солнце палило нещадно, Сестра время от времени останавливалась и отдыхала, прячась от солнечных лучей в придорожных кустах.
Там где дорога перестала подниматься верх и стала опускаться вниз, мы поняли, что своей цели достигли. По левую сторону от дороги начинался осень крутой щебенистый спуск между огромных скальных глыб к морю, но мы не решились им воспользоваться, а стали спускаться по этой же дороге теперь уже вниз.
Через некоторое время мы вышли к другому курортному местечку, где находился тогда единственный в Крыму «Дельфинарий».
Домой в свой Коктебель мы вернулись дополнительно загорелыми уже морским транспортом, который тогда ходил вдоль крымского побережья довольно часто.