Нам Б-гом, данная земля – мала, и мчимся мы, задрав штаны, по свету, как будто получили вдруг
права, на всю планету.
Но нашему герою выбор невелик, куда не поглядит – везде тупик.
Германия когда-то был нацист, Британия мандатом устрашала, Испания не так давно его народ
прогнала, Италия последний храм безжалостно попрала, Американец друг и брат, но так не
хочется одиннадцать часов летать.
Осталась Франция.
А ну ее, - все дорого и денег надо уйму - не набрать, невольно вспомнишь десять раз родную мать.
Не знаю, чем бы кончилась, такая канитель, сосед помог, - - Что, милый, денег пожалел, а вдруг,
не ровен час, придется умирать?
А люди говорят, что перед делом этим, - каждый, слышишь, каждый Париж обязан повидать!
Париж, Освоен и прохожен, как чудо света унавожен цивилизацией.
Влетел к тебе, разрушил тлен, десятилетий тяжкий плен, доверился, родным туристским дядям,
счет им раскрыл, почти не глядя, молился, морем пролетая, упал, удара ожидая, в ладоши хлопал.
А Одессит? Он близко был. Мой вечный жид, Мы породнились, в один миг,
Париж!
Париж - толпа, подобных, заграничных, в меру разных. Остановка, Базилика, холм, небо, сказка
О боже! На Монмарте, - я, цветно, раскрашено, и даже праздно, гид, сэндвичи, кофе, пять евро
грохнулись, их жаль.
В автобус, с группою. А Одессит? Он не один, (как я), с женой бывает,
Париж!
Париж, - не верится, однако, стеклянный конус, носом вниз, подземный зал с едой, крик гида,
мрамор, - Ники крылья, Венеры стройность, все бегом, нагромождение веков, богатство стен,
и роскошь потолков.
Улыбка и САМА, над грудою голов, увидел, - я воочию!
Ну, неужели, закончил жизни круг? В автобус, с группой, гул в ногах. Свершилось! Одессит?
Он рядом, - тоже Гриша, (а что не можно, разве?)
Париж…!
Париж, - метро, железа лязг, вагон в два этажа и переходы, темно, бессвязно, - суета.
Цветистые, по африкански, (о множестве чужом приятелем давно предупрежден).
Прижатые со всех сторон– парфюм витает. Одессит не отстает, по-прежнему с женой.
Неглубоко, а на верху, - божественный, уже знакомый, сверкающий, неугомонный,
Париж!
Париж, - мМост Александра, золото скульптур, на стелах. Училище, неброское – военное,
Наполеон, напротив Эйфель в небеса иглой, виднеется Сарбон, чуть дальше, - Пантеон.
Весна дотронулась, природа ждет, пыль, ветер, плац побед, и, наконец, Роден!
Сердцебиение, - это встреча! Роден, - создатель Человеков, таких, - как ты, как я, как он.
Что Джоконда и Наполеон? Забудется Гоген, но, не умрет – Роден!
Одессит, - не верит, на Мару смотрит, та грустит, глаза отводит, губу кривит, - «Роден?»
Возможно и права.
Париж!
Париж - метро, как в преисподню, мрак, скорее в номер, коньяк, листы, история, Марат,
скрип гильотины, радость простака. Убита роскошь, вновь ограблены века.
Король - Луи, Антуаннета, в неглиже, - все без голов, их тысячи, уже.
Но будет утро, завтрак, (не кошер), и Одессит, - «Как вам спалось? БЕСЕДЕР? А постель?» «Все
нравиться? Не верится!
Ужель? А Марочка волнуется, ей будет жаль, коль опоздаете, - в Версаль!»
Париж…! Да, не Париж, - Версаль! Булыжник, двор, в три этажа, все блекло и простор,
Решетки золото - не до конца, гид впереди, вошли гуськом, мгновение, и восторг никчемного,
юнца.
Камины, зеркала, и анфилады, гардины, спален балдахины, для отрады. Застыл, оглох, в мозгу
былое, до боли дикое, родное: «Безумной алчности, роскошь, народу бы раздать, немножко».
Рот не закрыть, и глаз не оторвать, такое Вам бы в жизни, повидать.
Ах, - видели уже? Петродворец, - не хуже? Да, все так говорят! Возможно, что канал поуже?
Но это не беда. Нам, с Марочкой, случалось…, - иногда. Версаль!
Париж!
Париж - мне кажется, - пора нам сделать остановку, Европа не Восток, хоть он и Ближний.
Устали мы, без тренировки с подготовкой. «Неплохо бы присесть: на поле, в парке, у реки?»
Такой вопрос, не стушевавшись, изрекли.
Гид ловок был, впросак он не попал, в карман свой не полез, ответ достойный дал:
- Поля? Пожалуй, Елисеевские выбрать стоит.
- Парк? – Люксембургский подойдет.
- Ну а река, простите, и дурак поймет.
Раз так все просто, Мару не забыв, столицей Франции вразвалочку прошлись
Париж!
Париж - кровь революций! Равенство! Свобода! Братство!
Долой власть избранных, богатство!
Раскрыты окна, улица бушует, послушна времени, кисть мастера, бунтует, покинув королей, вельмож,
господ. В природу, в чувственность, в Народ!
Без покровителей, без славы и наград, голодный, - не признАет он преград!
То точками, то странными мазками, низверг непререкаемо веками. Сюда в дозволенности рай, гонимый,
музы друг беги скорей и покоряй!
Париж!
Париж, - канкан, шансон и кабаре, раз в жизни, только раз - трясешь свой евро в кулаке.
Решил задачу сложную и вот…. Парадный вход. Гарсон, приветлив, строен и красив, но берегись, -
раздастся бой часов, и, не спросив, салат, горячее, пирожное – отнимут все, поторопись, -
бутылку спрячь, не отдавай, держись.
Гимнаст, под куполом, срывается, - летит.
Еще мгновение и стол с посудой загремит. С галерки визг, пригнулись, сердце в пятке.
Гром барабанов, звон литавр, артист в порядке, нога в петле, лучом прожектора пронзен.
О господи, вот радость, - он спасен!
И снова ножки, талии – почти что голо, вихрь красок, блесков, бестолково, над залом справа
пианист, певец и композитор, и артист.
Космический корабль, а в нем герой, спустился, - люстру огибая стороной, шум, музыка и песня –
все здесь, лишь дотянись рукой. Нас обаял, до самой ниточки француз, конферансье, -
веселый, озорной, костюм с иголочки - прекрасный вкус!
Париж!
Париж, -метро, дочь взрослая, грустит, одна выходит, мать ее печально в след глядит, глаза
отводит.
«Вот выросла уже, но парень не подходит, не будет толку». - А любовь?
- Любовь приходит - уходит.
- Не надо милая, - ваш город так прекрасен и велик, здесь счастлив, должен быть любой, пусть
он пока не сильно знаменит.
- Я не француз, не русский, а по случаю – еврей.
А одессит толкает, - Выходи, приехали, скорей. Рукой махнула – да, я этого хотел, хотя там,
в Ленинграде, на туристов не особенно глядел.
Для них, мой город был цветной, раскрашенной картинкой, а я все лужи стороною обходил, мечтал
не промочить ботинки.
Лувр парижанину, что мой. забытый Эрмитаж. Метро, работа, ужин сытный, телевизор и спортивный
репортаж.
- «Послушай, друг сердечный Гриша, давай подышим глубже воздухом Парижа».
- «Ты прав, трудились разве даром целый год?»
- «Народ не только книги мы, - мы очень любознательный народ.
Гуляй, смотри, назло врагам и террористам, сегодня Нотердам, где Эсмиральду прятал Квазимодо
неречистый, войдем, притихнув, в Пантеон, - Вольтер, Руссо там погребен и под конец, - Наполеон,
он в Доме Инвалидов, в граните мощном, красном, (кстати, камень из России), - усмирен.
Париж!
Париж, -а где же Франция? И вот, автобус на Луару группу с ветерком везет, - там в замках герцоги
принцессы, короли, интриги гнусные день ото дня, не покладая рук, талантливо, плели.
Великий итальянец, королем пригрет, окончил дни свои, сначала подарив портрет, Мадонны автор, та,
что в Лувре, не ошиблись, нет - Холодный замок пять веков, как гением согрет.
Но разве только он? Здесь образ героини Франции витает, так бог велел, врагов девчонка безудержно
побеждает! Ах, если б не свои, не зависть, не подлог. Горит костер, молчит народ,
бессмертье настает. «Все приукрашено, оштукатурено, - обвал, хоть разом покупай », - мне новый
русский, по ошибке прошептал.
- «А как же, приведений, дружный рой?»
Смотрю, поежился, мой нефтяной герой. Да вышел, сбой! Испортил парню песню я, ан, - не хотел,
но видно, так задуман кем-то мой безрадостный удел. Вино и погребок был кстати, один стакан, другой –
все стали братья!
В Париж!
Париж - ну, как тебя теперь оставлю, и на кого?
А если немец нападет, очнуться гунны, император римский войско к стенам Лувра снова подведет?
А. вам не привыкать! Откроете ворота и в кровать.
Да, немец – ерунда, придет, уйдет, - нам это не беда, нам главное, чтоб смуты не было в народе,
чтоб тихо жил, не бунтовал, имущество не грабил, не сжигал, а то недавно, африканские молодые,
машин несметное количество спалили.
Нам хватит, революций, перемен, Европой правим мы, а не заморский джентльмен. Ну, если так, пусть
будут тихи улицы и площади и парки и сады, достатка и успех победный, футбольный непременно,
оперный, велосипедный.
Прощай, лечу, а если снова евры сколочу, то не кому-нибудь, тебе их уплачу, а заодно,
музей Родена снова навещу,
Париж!
Лечу назад, взволнован, беспредельно поражен, не новичок я в странствиях, и все ж, - чего таиться,
несказанно удивлен, ты центр вселенной всей, и человечеству отрада, быть жителем твоим, успех
по жизни, удовольствие, награда!
Богатство ты хранишь несметные, что кажется - шальные, Спасибо императорам и королям, родители
они тебе Париж, а не чужие. Однако, стоит ли тебя учить? Нам в Книгах велено, - кто старше, -
уважать и чтить. Тебя, к тому же, посетил не только для забав, - как можно умереть теперь,
такое повидав.
Будь счастлив, гордость человечества, Ты славный и достойный сын (а, может, дочь) француза
и отечества! Париж!