Сашке из Крымска посвящается
Мы приехали в Крымск утром в четверг. Получается, на пятый день после катастрофы. По организациям спустили разнарядку: кому и в каком количестве нужно отправиться в пострадавший город. Можно было отказаться, сослаться на занятость, на воспаление пяточного нерва, на семейные обстоятельства: разводы, свадьбы, побои жены. Может быть, кто-то и отказывался, но я о таких не слышал. Так что, считайте нас всех волонтерами.
После катастрофы интернет кипел. Кучи свидетелей, кучи комментариев. Обычно свидетели, это свидетели свидетелей, у которых в свою очередь были какие-то там свидетели.
Читал я и ту мерзость про божью кару за поддержку на выборах Путина, что постигла погибших. Все это смакование, все это наслаждение бедой. Всю эту пляску на крови. Лозунги, призывы, обвинения. Самозваных, самоназначеных специалистов хватало, знающих все и вся, готовых предоставить универсальный рецепт правильного решения вопроса, вынести правильный вердикт, найти виновных. Они ничем не отличались от мародеров, грабящих разрушенные жилища.
Мародеры… Они всегда существуют, во все времена, людошакалы, людогиены, полулюди, получающие барыш от чужой беды: материальный приз или статус. В самый тяжелый миг они выскакивают из каких-то темных закоулков, похищая надежду, внося сумятицу, разнося домыслы и слухи. Что ж, Бог судья этим людям. Если они хотели что-то выиграть на беде, то в большей степени проиграли, показав, ЧТО они есть на самом деле. Если нечего сказать, лучше молчи, за умного сойдешь.
Я не претендую на истину в последней инстанции. Мой взгляд на происходящее – это мой взгляд, сложившийся из того, что видел лично я, плюс домысливание, попытка анализа. Предполагаю обвинения, оскорбления. «Плюс восемьдесят пять», напишут некоторые; «анчоус», «портянка», - скажут другие. Пусть. Пусть так. Интернет питательная среда для всевозможных микробов.
Итак, город Крымск. Город? Городом назвать трудно, городишко, городишечко. До этого я в нем никогда не был – видел издалека. Когда едешь в Новороссийск или Анапу, этот населенный пункт оказывается справа, на крутом изгибе дороги. Он неровной чашей лежит в какой-то воронке, маленькой запятой на гугловской карте. Наверное, где-то за час я пересек бы его из конца в конец пешком. Россыпи домишек, отдельные многоэтажки. Задрипаная автостанция, станция железнодорожная, магазин «Магнит». Речка Адагум, будь она неладна. Не речка - ручей в овраге, от силы метров пять шириной, протекающий через город. Но в ту ночь этот ручей стал в сотни раз шире.
Уже на подъезде к Крымску были видны следы потопа. Жители Новоукраинского развешивали на воротах промокшие матрасы и ковры; лужи, грязь. В питомнике декоративных растений, протянувшемся вдоль дороги, все саженцы елок и можжевельников стояли в воде и грязи. Промоины и лужи на кукурузном поле.
Потом мы уперлись в большую автомобильную пробку. Навстречу чередой шли самосвалы, доверху набитые мусором: досками, кусками рубероида, поломанной мебелью. Бесконечная череда самосвалов, ревущих, скрежечущих. В город же шли фуры с гуманитарной помощью, водой, продовольствием. Вернее даже – ползли, вперемежку с частными автомобилями, автобусами. Похожие на негров, закопченные гаишники в белой форме и белых респираторах пытались регулировать этот процесс, вертели жезлами, свистели в свистки.
Сотрудников ГИБДД нужно отметить особо. Весь этот автомобильный поток застыл бы без их участия в прочную каменную пробку.
После съезда с автомобильной эстакады, пролегающей над железнодорожными путями, мы ощутили запах Крымска, запах беды. Чудовищную вонь мертвечины, от сотен утонувших домашних животных. Этот запах витал в воздухе, разносился ветром. Нет, он присутствовал не везде, в большинстве мест он почти не ощущался, но в низине возле железной дороги он был тошнотворно невыносим.
Насчет разрушений. Когда схлынула вода и подсохла грязь, последствия ужаса стали менее заметны. Если ехать быстро и специально не присматриваться, то за деревьями и не разглядишь, но если присмотреться, задуматься, оценить…. Когда приходит беда к кому-то, ты пытаешься примерить ее на себя, предположить, что бы делал ты, как бы поступал в такой ситуации. М-да, в шкуру крымчан влезть не хотелось. Ночь, ливень, где-то после полуночи потоки воды врываются тебе в дом через двери и окна. Вода поднимается, затапливает комнату, доходит почти до потолка. Ты выбираешься во двор, здесь ночь, темень, вода, кругом вода….
На мосту, пролегающим над Адагумом следы грязи и мусора. Поток воды перехлестывал через мост. Это те самые семь метров, о которых любят говорить. «Семь метров» - это не абстрактное понятие, не словосочетание. Не просто там: «Ах, семь метров, ужас какой!» Глубина оврага, по которому течет ручей Адагум метра четыре, плюс еще три метра воды. Вот и получается семь метров смерти.
В магазине «Магнит», стоящем недалеко от автостанции, выбиты витринные окна, и зияют сквозные проемы. Видимо, потоки воды, ворвавшиеся с другой стороны, вырвались наружу с другой, унося стеллажи с товарами. Какие-то люди пытаются навести здесь порядок: скребут пол, выносят наружу какие-то железки. Полосы грязи на стенах домов, влажные следы на кирпиче и штукатурке, растительные мусор, прилипший к заборам, позволяет определить, на какую высоту поднималась вода. Где-то метр, где-то два, где-то два с половиной. Два с половиной метра воды. Белесые полосы на стекле окон у самого верхнего края указывает на то, что в комнатах вода поднималась до потолка или заливало дом наполовину.
Ты жил в этом доме, прятался от бушующего мира, от всех стихий, ты верил в его прочность и надежность. Твой дом был центром твоей вселенной, твоей крепостью, твоей обитаемой планетой. И в этот дом врывается холодная вода. Гибнет твой мир, твоя опора, кусочек стабильности в кипящем океане мироздания…
Заборы из профилированного настила и просечного железа, стоявшие на пути потока, выгнулись и повалились. В одном месте видел поваленный забор из бетонных плит, причем не подмытый, а сломанный – плиты сломались в нижней части и стояли накрененные. Кругом грязь: в огородах, во дворах, в домах. Тонны грязи. Грязь пропитала вещи, приведя их в негодность, грязь наполнила подвалы, затопила дворы, дома. Следы грязи на стволах деревьев (все стволы фруктовых деревьев в садах вымазаны грязью). Сделанная из ДСП и оклеенная лакированным шпоном советская мебель разбухла и пришла в негодность, несоветская и современная тоже пришла в негодность. Пришли в негодность холодильники, пылесосы, ковры, детские игрушки, компьютеры, кухонные комбайны, домашние хлебопечки, стиральные машины, кондиционеры, сплит-системы, электроутюги, электромясорубки, дрели, шуруповерты, сварочные аппараты – все достижения прогресса, вся электронные чудеса, дарящие комфорт. Люди, смотрели и слушали рекламу, брали кредиты, покупали эти вещи, радовались покупкам, потом привыкали к ним. Эти предметы становились частью жизни, настолько привычными, что о них даже не задумываешься. Потом пришла вода, и вещи испортились.
Некоторые дома и хатенки, сложенные из сырцового кирпича-самана, подмытые водой, просто обрушились. Не скажу, что таких рухнувших домов было много, но на каждой улице, в каждом квартале пара таковых имелась. Да и устоявшие дома, пропитавшись водой, требуют капитального ремонта или должны пойти под снос. От воды набухли обои, осыпалась штукатурка, вздулись полы. Разбухшие двери и рамы повело, деревянные ступени перекорежило. Во многих домах были выбиты окна. Потоком воды их выдавило, или окна разбили выбиравшиеся наружу люди – не знаю.
Особенно поразила железная дверь какой-то конторы. Уже не помню, что это было: или фонд социального страхования или фонд пенсионный (над дверью какая-то вывеска висела). Так вот, центральная часть двери вогнулась внутрь, а края задрались наружу, словно какие-то штурмующие варвары били по дверь тяжелым тараном. Какой же мощью обладал поток, бьющий в эту дверь?
Насколько я понял, зона затопления была разбита на сектора, и каждый район края наводил порядок в отведенном ему секторе. Все районные администрации обезлюдили, все начальники, руководители служб и отделов находились теперь в Крымске, давали распоряжения, службы ЖКХ со своей техникой, электрики, газовики. Бюджетные организации выделили людей для работ. Главы районов представляли для пострадавших власть. Именно они выслушивали их жалобы, записывали пожелания, раздавали воду и хлеб, лекарства и средства первой необходимости.
Наш штаб находился на улице, по-моему, маршала Гречко, а жить предстояло в семнадцатом детском садике. Этот же садик нужно было очистить от грязи.
В садике два корпуса. Небольшой одноэтажный только-только отремонтировали: покрасили окна, двери, стены, полы. Разрезанные пластиковые бутылки с засохшими в застывшей краске кисточками все еще валялись у стен. Но в корпус ворвалась вода, проникла сквозь щели деревянного пола и образовала слой вязкой грязи. Теперь нужно было срывать полы, выбивать рамы, вычерпывать грязь и строить садик заново.
Но нужно было и грузчиками поработать: машины загрузить, продовольствие и средства первой необходимости привезти, машину разгрузить, груз рассортировать. И все это быстро, суетливо, с долгими простоями, когда начальство что-то решает…
Возле большой палатки, где складировались продовольствие, подушки, матрасы, мыло и т.п. постоянно сновал трое мальчишек из ближайших домов. Один постарше, худенький, невысокого роста парнишка лет четырнадцати, и двое помладше – лет двенадцать, одиннадцать. Эти пацанята постоянно были среди взрослых. Вместе с ними носили тюки и коробки, порой тяжелые, сортировали, переставляли с места на место. Маленькие муравьишки, проворные, шустрые, деятельные. Их никто не прогонял, не спрашивал: «Чего ты здесь делаешь?» В их помощи, может быть, и не было особой необходимости, но раз помогают, то пусть помогают.
- Тебя как зовут? – Спросил я самого старшего из них.
- Александр,- ответил парнишка гордо и обстоятельно.
- Не устал, Сашка?
- Нет.
Рядом с палаткой располагалась полевая кухня. Кухня для всех, жителей ближайших пятиэтажек, пусть и не затопленных (пострадал только высоченный цокольный этаж, и намокли полы на первых этажах), для добровольцев, для всех, кто придет. Супчик, сваренный в кухне, младших мальчишек не прельщал, но безумно нравилась вермишель быстрого приготовления. Они распаковывали рифленые брикеты лапши, клали их в глубокие одноразовые тарелки, заливали вскипяченной в котлах полевой кухни водой, и с удовольствием поедали, свистя и причмокивая.
На следующий день младших ребят я не видел, но Сашка остался. В этот день к штабу пригнали огромную фуру с минеральной водой. Двадцать тонн минеральной воды, штабели полуторолитровых бутылок. В течение трех часов с десяток взрослых мужчин разгружали эту воду. Запакованные в полиэтилен шесть бутылок, девять литров в пакете, девять килограммов, по пакету в руки.
К разгрузке фуры я пришел под конец. До этого мы возились с гуманитарной помощью, потом чуть ли не с боями добывали постельное белье для пострадавших, ремонтировали колеса нашего микроавтобуса, ловили улетевшую в окно майку водителя (не поймали). Но и разгрузке минеральной воды пришлось поучаствовать.
Сашка работал вместе со всеми и наравне со всеми. Мокрый от пота, с синими пятнами под глазами, он ходил внутри огромного фургона туда-сюда и передавал пакеты с водой стоявшим внизу.
- Сашка, да ты уже зеленый!
Усталая улыбка в ответ.
- Может, отдохнешь?
Отрицательное мотание головой.
Волонтеры. У меня возникло ощущение, что все эти добровольцы: студенты, активисты, просто желающие, много суетятся, много снуют, много фотографируют на телефоны, тратят энергию, расходуют силы, короче, создают большую активность при минимальной результативности. Нет, они трудятся, выгребают грязь, разносят гуманитарную помощь, но во всех этих действиях есть что-то показательное. Словно не ради пострадавших этой делается, а ради того, чтобы покрасоваться, отметиться, сфотографироваться в респираторе на фоне руин.
Весь город забит волонтерами. Они ходят по улицам, измазанные грязью, они стоят на перекрестках. Многие носят майки с эмблемами ВУЗов или названиями молодежных организаций. Есть казаки в камуфляже, есть какие-то молодые люди тоже в камуфляже, есть активисты «Молодой гвардии» с эмблемами, есть еще кто-то молодой и активный. Активистов из рядов борцов за свободу «Pussy Riot» я там не заметил.
Что делали все эти люди, приехавшие в Крымск большим скопом, разбившие палаточные лагеря в разных точках, на любой свободной площади? Два дела, две самые большие проблемы нужно решить в городе: снабдить пострадавших водой, продовольствием, одеждой, медикаментами и вычистить грязь.
Тяжелая, вязкая, жирная, эта грязь лежит повсюду: на улицах, в огородах, в домах. Высохшая грязь под ногами превращается в мелкую белесую пыль, которая оседает на одежде, покрывает слоем тело и лицо, попадает в воду и пищу. Грязь вычищается вручную лопатами. Смывается водой. К счастью, воду уже дали. Жители и добровольцы вытаскивают из домов испорченные вещи, испорченную мебель, пропавшие электроприборы, куски линолеума и складывали на обочинах дорог или просто на улице. Подъезжает трактор, подкатывает самосвал, весь этот мусор грузится в кузов и вывозился на свалку.
Пожарные машины выкачивают оставшуюся в подвалах воду, ассенизаторские бочки очищают септики и выгребные ямы, разнося по округе тошнотворную вонь. Кто-то из жителей просил, чтобы затопленные сортиры очищались только ночью, но в такой ситуации важна скорость, машины работают круглосуточно. Круглосуточно работают и люди, посменно, а потом валятся от усталости на сложенные в палатках тюфяки и забываются сном. Кто работал ночью, спит днем и наоборот.
По дворам и квартирам был сделан обход, молодые волонтеры переписали людей, выписали отдельно маленьких детей и инвалидов, спросили, что кому нужно. Вначале продовольственные пайки и воду выдавали прямо в штабе, брали все, кто хотел. Там же можно было получить средства первой необходимости и постельные принадлежности. Но потом выяснилось, что, например, за постельными принадлежностями идут люди, которые этих самых принадлежностей лишились, но и прочие, жители не пострадавших этажей.
Тогда стратегия поменялась, и необходимое стали развозить по домам. У людей берут заявки, узнают адреса, потом привозят заказ и выдают лично в руки. При этом пытаются обходиться без своеобычной русской бюрократии.
Благостная картина? Все тип-топ, без проблем и нареканий? Ох, если бы. И конфликты возникают, и маленькие скандалы. Именно маленькие – устали все: и жители и спасатели, поэтому орать в голос ни у кого не хватает сил. Вообще, обычных начальственных криков я там не слышал, все разговаривают вполголоса, не повышая тона.
Без накладок не обходится. И пропустят кого-то из пострадавших, и в список не внесут, или приедут, а человека на месте не окажется, он куда-то отлучился. Или два раза в одно место помощь доставят. Хаоса и бардака хватает. Может быть, можно и по-другому. Может быть, если бы штабом руководили военные или еще кто-нибудь, удалось бы организовать процесс четче и грамотнее. Может быть, кто-то из своеобычных критиков власти взялся бы за это дело и справился? Может быть?... Но пока есть, что есть. Хотя процесс развивается, постепенно появляются опыт и четкость.
Гуманитарные грузы, подвозимые фурами, собираются на складе рядом с Крымском, а потом машинами муниципальных образований развозятся по адресатам. Мы, например, пользовались двумя микроавтобусами. На лобовые стекла автобусов наклеили бумажки с надписями: «Волонтеры такого-то района в помощь Крымску». И все, вот тебе пропуск. И сотрудники ГИБДД пропускают даже в те места, куда обычным машинам путь закрыт.
К сожалению, решить все вопросы двумя машиненками не возможно. Ну сколько груза в автобусы влезет? К примеру, набили мы автобус спальными комплектами: подушками, матрасами, одеялами. Вещи объемистые, весь салон забили, а всего-то на восемьдесят человек – капля в море. Но если пускать на узенькие улочки Крымска большие грузовики, движение в нем встанет.
Итак, что я видел в Крымске и чего не видел. Я видел пострадавший город, видел раздавленных горем людей, видел людей, на пределе сил ликвидирующих аварию. Я видел огромную колонну в пятьдесят большегрузных «Маков», которую привели азербайджанские военные. За два дня безостановочно они покрыли больше двух тысяч километров и доставили в город продовольствие. Мы разговаривали с их начальником, подполковником азербайджанской армии. Он вспоминал, что его брат когда-то учился в Армавире в милицейской школе, рассказывал неприличный анекдот. Мы пили вкуснейший азербайджанский лимонад, очень сладкий, но без приторности, не чета нашим газировкам. Были колонны из Осетии, Дагестана, были машины из Москвы. Липецкие пожарные вместе с остальными откачивали воду из затопленных подвалов. Худенькие солдатики-десантники, изможденные, малоразговорчивые, больше похожие на уставших школьников трудились на складе, разгружали и загружали автомобили.
Я видел маленьких районных начальников, руководителей отделов и управлений, которые вместе со всеми по уши в грязи разбирали завалы. Сыновей маленьких районных начальников, работающих наравне с прочими.
Пару раз над городом пролетали вертолеты: Ми-8 МЧС, и маленький вертолетик, на котором прилетели два генерала (МЧС-овский и какой-то армейский). Генералы дали распоряжение работникам складов и улетели осматривать город.
А чего я там не видел? А не видел я там партийной рекламы. Не видел и все! Не видел пресловутых наклеек с эмблемой «Единой России» на пакетах с помощью. Может быть, кто-то из местных начальников и пытался прогнуться, но это начинание зарубили на корню. Один из наших юных волонтеров приехал в Крымск в футболке с эмблемой ЛДПР, в футболке удобной и дешевой, их в свое время бесплатно раздавали, я сам в такой красовался. Так парня заставали футболку наизнанку надеть, чтобы не светился. На разборах завалов трудятся люди разной партийной принадлежности, но никто свою принадлежность не выпячивает.
Еще я не видел там известных блоггеров, борцов с режимом, властителей дум, надежду и опору креативного класса. Не было там и известных и свободолюбивых деятелей культуры, борцов с угнетением. Хотя, может быть, подобно ниндзя они просочились в город и никем не узнанные стали раздавать пострадавшим бабкам банки с тушенкой. Может быть.
А еще кроме юного Сашки и его друзей я не видел на ликвидации аварии жителей самого Крымска. Нет, пострадавшие в потопе вычищали свои дворы и дома, пытались отмыть утопленные машины, что-то на благо делали. Разберут машину, снимут обивку, а потом сидят с пивком на высоком крылечке и свысока на деятельность волонтеров посматривают, компенсацию ожидают.
Я не виню людей, переживших потоп, они до сих пор не могут отойти от пережитого. Но есть жители верхних этажей, половина города потопом затронута не была. Где они все? Где все, кто пишет о своих страданиях в блогах, кто фотографии и видео в сети выкладывает? Где родители учеников затопленной школы или разоренного детского садика?
Жители Крымска ездят по городу на машинах! Узкие улочки просто забиты автотранспортом: грузовики, трактора, один БТР по городу носится, и в общем потоке, добавляя неразберихи и хаоса, по городу в своих «жигулях» и иномарках едут простые смертные. Включив аварийный сигнал, они бросают свои автомобили на краю дороги, не давая возможности грузовикам проехать, они снуют туда-сюда, огибают пробке по обочине, они съезжают на пострадавшие улицы и фотографируют подтопленцев на мобильные телефоны или снимают на видеокамеры. Стоит полураздетая старушка перед своим разрушенным домишком, притормозят, камеру в окошечко выставят, запечатлят, как она бедная страдает, и как два измазанный в иле спасателя ее поломанный шкаф из двора выволакивают. Сфотографируют и поедут дальше, руинами любоваться.
Снова о гаишниках, ну не любят их автомобилисты – и взятки, сволочи, берут, и останавливают где ни попадя. И если бы не они весь бы этот поток закоксовался в прочную пробку. На большинстве перекрестков стоят регулировщики, руководят движением, направляют потоки машин в разные стороны. Но и их деятельность от аварий не спасает. Только и слышно: «Бзынь!», и очередной автолюбитель выбирается из своего железного коня и, постанывая, идет разглядывать вмятину. А движение останавливается, а где-то люди помощи ждут.
Теперь о гуманитарной помощи, тех кучах шмотья, которые шлют пострадавшим жалостливые сограждане. Я сам таскал эти мешки, которые рвались, содержимое рассыпалось. Большую часть этого добра невозможно носить. Это просто тряпки, ветошь, мусор. Гаражи местной автошколы (по-моему, автошколы, там еще автодром имеется) под потолок завалены гуманитаркой. С ней никто не хочет связываться. Тюки с одеждой раскладывают на перекрестках, пострадавшее население в них роется, что-то подходящее выискивает, а остальное бросает, потом эта одежда валяется неопрятными кучами, так похожая на мусор. Кто-то эти кучи фотографирует. Убежден, что потом постоянные обитатели глобальной сети будут ломать копья, кого-то проклинать и обличать, на продажность власти сетовать. Мол, опять саботажники гуманитарную помощь на свалку выбросили.
И еще одна немаловажная проблема. Сортиры, мои дорогие, отхожие места, которые, как известно, посещают все без исключения: и короли, и простые смертные. А туалетов, при той массе спасательного населения не хватает. Когда ночью мы сидели за импровизированным столом и мирно ужинали, из темноты вдруг выдвинулся незнакомец и просящим голосом простонал:
- Мужики, а где здесь сортир? Уже несколько часов терплю, мочи нет.
Это был пожарный из Липецкого отряда, приехавшего на ликвидацию. Ночевали пожарные в своих машинах, днем работали, кушали. А вот дальше…
- Мужики, спасайте, мочи нет!
- Ну найди место.
- Здесь детский садик. У меня самого дети в садик ходят…
Я вручил ему фонарик, и побежал он искать точку опоры.
По Крымску ходят собаки-зомби, пять-шесть, ну может, около двух десятков на всю затопленную территорию. Когда пришла вода никто собак не спасал. Люди спасались сами, спасали друг друга, о собаках никто не думал. Собаки сидели на цепи, но и те, кого не удерживала, привязь не спаслись. Собака ведь не может забраться на дерево, уцепиться когтями за забор. Собаке остается только скулить и тонуть. Оставшиеся в живых псы бродили по улицам как сомнамбулы. Они не реагировали на окрики, не рылись в помоях, они просто лежали или, покачиваясь, ходили по улицам, опустив свои хвосты.
Люди тоже стали похожими на зомби. Они убеждены, что их затопили специально. Что были открыты шлюзы водохранилища, и вода залила город. Эту версию я слышал абсолютно от всех: и горожан, и спасателей. Это аксиома, не требующая доказательств. Все доводы, ее опровергающие, сразу отметаются. В зоне подтопления нет света, нет возможности посмотреть телевизор, заглянуть в интернет. Да и не поможет это. Краем уха я слышал комментарии измученных женщин, когда какой-то чинуша бодрым тоном вещал о катастрофе. К этому времени в штабе нашего района поставили купленный телевизор с питанием от генератора. На стене одного из многоквартирных домов мы все видели надпись, этот крик отчаянья: «Спасибо власти – теперь мы бомжи!» В этом уверены все, и эта уверенность передается добровольным спасателям.
Я тоже размышлял на это тему (да кто об этом здесь не думает). Знаете, родные мои, те, кто строчит обличающие заметки в блогах и на форумах, кто судачит за стаканчиками водочки о преступлениях правящего режима. Я склоняюсь к недавно опубликованной версии Льва Десинова.
Такой поток мог вызвать только прорыв плотины. Смятая железная дверь, скрученные заборы, свидетельствуют о мощном потоке с высоким давлением воды. А если, как все убедились, плотины водохранилищ целы, тогда что? Какая пропускная способность у шлюзов, или сливных устройств? Да не вызовут они такую волну. Может и будет затопление, но не такое быстрое, не такое высокое. А вот версия с дорожной насыпью, создавшей затор, мне представляется наиболее реалистичной. Но тогда вопросы к местной власти остаются: Как вы такой затор проглядели, почему не приняли мер?
И количество жертв. Это тоже аксиома. Все говорят о тысячах. Причем лично у большинства, с кем мы разговаривали, близкие и родственники в число этих тысяч погибших не входят. Две тысячи погибших, четыре, шесть, восемь, все озвучивают такие цифры, даже не пытаясь их анализировать. Такое ощущение, что люди получают мазохистское удовольствие от непомерного количества жертв. В разговоре с местными жителями я спросил о погибших на их улице - два человека: беспомощная старушка и еще кто-то. Итак, на этом отрезке улицы пятьдесят домов (специально считал). Пятьдесят домов, пятьдесят частных подворий. Сколько там живет людей? Сотня, полторы. В каком-то доме одинокий старик, где-то семья. Ну, допустим, сотня человек. Два человека на сотню. Двадцать на тысячу. Двести на десять тысяч? В многоэтажных домах жертв не было. Это точно. Стоявшие рядом со штабом пятиэтажки возведены с цокольным этажом трехметровой высоты. Еще обратил внимание на такую особенность. В двориках очень тесно: деревья, сараи, какие-то еще строения, заборы, в конце концов. Если у тебя есть силы, а в экстремальной ситуации силы вдруг появляются, ты сможешь за что-нибудь ухватиться. Да, возможно власти и замалчивают масштабы трагедии, но счет на тысячи вряд ли идет.
«Магнитовские» КАМАЗы забитые трупами? Видеоролики, интервью? На них нет сотен и тысяч трупов. Мне в ответ говорили: «Все окрестные морги забиты». Хорошо. Что значит «морг забит»? Вот наш районный морг, маленький сарайчик без холодильника вмещает в себя три трупа. Если трупов будет четыре или пять он уже станет забитым. В городах вместимость моргов поболее. Но если туда привезут двадцать погибших, тогда он станет забитым до отказа. К тому же в такую жару нужны холодильники. Использовать холодильники мясокомбинатов? Так они частные, в них мясо лежит. Хозяева на такое не согласятся. А работники всю информацию наружу вынесут, какими карами им бы не угрожали.
Две тысячи, четыре, шесть, восемь. Четверть населения города? Сколько времени и сколько человек понадобиться, чтобы собрать тысячи трупов? Первые добровольцы из нашего района были в Крымске уже в понедельник, но никто о найденных трупах не говорил. КАМАЗы с трупами? А на чем еще в затопленном городе мертвецов вывозить? Вода к этому времени еще не схлынула.
Но мнение о тысячах замолчанных погибших уже устоялась. Ее понесут дальше побывавшие в городе добровольцы, и пойдет она гулять по свету, множа возмущения и стенания. Ее будут эксплуатировать всевозможные витии, будут чего-то требовать, чего-то добиваться. Наверное, во время следующей протестной демонстрации лозунги о жертвах Крымска будут подняты над головами. Будет новый вой шакалов и хохот гиен – все эти падальщики любят чужую смерть.
Мы возвращались из Крымска в пятницу вечером. Из города людей-зомби я въезжал в мир просто людей. За два дня я и забыл, как он выглядит. И я понял, сколько таких миров существует в нашей стране. В каждом из этих миров свое небо, свой запах, свой воздух. Это могут быть миры стяжательства, миры беды, миры нечеловеческого лоска и нечеловеческих страданий. Эти миры порой даже не соприкасаются друг с другом.
Садилось солнце. Оно висело огненным шаром над полями, взгорьями, станицами и хуторами родной Кубани. Оно было спокойным и умиротворяющим. По дороге в обоих направлениях шли машины. Большие и маленькие. Дорогие и не очень. В них ехали люди. Мальчишки играли в футбол на импровизированной поле. Какие-то строения проплывали за окном. Какие-то огромные цеха возводились, какие-то заводы, новенькие, с иголочки. Корпуса складов. Всего этого по убеждению большинства сограждан быть не должно - «ведь Россия, сраная Рашка подыхает в коррупции и воровстве, загнивает и скоро погибнет».
Мы создали рыночную политику, рыночную жизнь. Мы мерим все деньгами, товарами, услугами. Образовательные услуги, медицинские услуги, государственные услуги, услуги полиции, услуги спасателей, услуги суррогатных матерей, услуги матерей не суррогатных. Мы, как капризные потребители, требуем для себя что-то особенное, чтобы нас облизывали, но при этом не желаем сделать что-то для других.
Мы не верим в лучшее. Когда кто-то начинает говорить, что в стране не все так уж плохо, ему затыкают рот, парируя рассказами о продажности чиновников. Это правдивые рассказы, но правдивы истории о строящихся кораблях и заводах. Мы ХОТИМ быть быдлом, мы желаем, чтобы страна прозябала в тупости и невежестве. Истории об убожестве нашего народа причиняют нам недетское наслаждение.
У нас всех кто-то виноват: «подлые коммуняки», «вонючие белоленточники», быдло и небыдло, «анчоусы» и «презервативы», евреи, чеченцы, русские, олигархи и президенты. Мы ХОТИМ чтобы были тысячи трупов, чтобы нас обманывала власть. Мы иногда демонстративно чего-то там требуем, сбиваемся в колонны под разные лозунги, но порой ленимся убрать за собой мусор.
Поток истории, как бушующий поток Адагума, нанес на тело нашей страны кучу мусора и грязи. Эту грязь можно не замечать, прятать от вони нос в тряпочку изысканного парфюма, а потом на дорогущей машине нестись вперед, забрызгивая грязью всех остальных. Можно эту грязь демонстрировать, громко вопить: «Какая грязная эта грязь, и какие все вокруг грязные. Долой грязь! Победим грязь! Пасть порвем грязедеям!» но ничего при этом не делать. А можно взять лопатку, да что там лопатку, детский совочек, и начать эту грязь отчищать. По пол-лопаточки, полсовочка, по горсточке. Ведь удается же юному Сашке из Крымска носить тяжелые коробки и пакеты, не требуя ничего взамен.
14-15 июля 2012 года.