Глава. -51.
Австралиец Стёба и учитель Серый.
Пришла осень. Я продолжал работать в швейной мастерской. Вместе со мной на работу выводили Виктора Соколова, спокойного парня и приятного собеседника. Проучившись три года в мединституте, он бросил учёбу и был призван на службу в армию в подразделение, сопровождающее воинские грузы. Однажды, находясь в поезде, он чистил свой автомат, вставил рожок с патронами и... выстрелил в лейтенанта, убив его наповал. Два солдата -сослуживца от страха выскочили на ходу из вагона поезда.
Виктор рассказывал мне, что он сам не знал, зачем это сделал. Он получал небольшую порцию лекарств и надеялся, что через пять лет его выпишут.
Перед обедом по отделению прошел слух, что выходя из прогулочного двора под машину бросился больной Гаркуша, пробывший в больнице на лечении уже семь лет. Грузовая машина везла продукты на кухню и ехала очень медленно. Гаркуша прыгнул под колесо, и машина проехала по его телу. Рассказывают, что он жив и лежит в хирургическом отделении с переломанными ребрами. Под эту же машину раньше бросился другой больной, но его постигла тоже неудача. Машина вовремя затормозила, и только колесом сорвала с его головы скальп. В результате несчастный вместо «бани» попал в надзорную палату и его заднее мягкое место потом много месяцев страдало от инъекций нейролептиков.
Теперь и Горкуше, если он выживет, врачи этого не простят.
Из -за происшествия санитар Семеныч нас с Виктором вывел на работу с небольшой задержкой. За штакетником на проезжей части дороги было хорошо видно большое пятно крови Гаркуши, посыпанное песком.
Работая на швейке я научился быстро строчить и теперь не боялся ,что меня закроют в отделении за медлительность и срыв конвейера. Инструкторы требовали норму и категорически запрещали вставать с места, если больного начинало крутить от лекарств.
Все больные, кто работал на швейке получали больше, чем вязальщики сеток, примерно, 18-20 рублей в месяц. Так же как у осуждённых зэков, работавших на зоне, так и у этих больных , находившихся под действием страшных лекарств, советское государство забирало 50% заработанных ими денег.
Неожиданно в мастерскую прекратилась подача электричества. Санитары не долго думая, завели всех работников в прогулочный двор, где было и без нас довольно тесно. Я был счастлив снова увидеть здесь Мишу.
-Как твои дела?
-Какие дела!- отвечал раздраженно брат,- просил, чтоб хоть меньше лекарств давали, так врачиха говорит: «Лечиться нужно»,- и тычет мне на тех, кого совсем свело, или на полностью завернутых. С ума я сойду здесь . Представь, каждое утро до подъёма будят, заставляют кровати в коридор выносить. Уборка пройдет-затаскивай. Потом обход врачей начинается, хоть бы все вместе пришли, а то по-одиночке, зайдет с вопросом: «Как здоровье? Как самочувствие?» Не успеет выйти одна, появляется другая и снова: «Как здоровье? Как самочувствие?» Прошли врачи, повалили сестры,только и успевай отвечать: «Хорошо, хорошо», а самому охота заорать им прямо в морду, что с ума схожу, невыносимо крутит всего,сбавьте хоть немного лекарств.
-Миша, пытайся при всех разговорах с врачом объяснить, что ты поддался на уговоры Анатолия и в будущем никогда не совершишь подобной глупости,-советовал я, медленно протискиваясь между больными.
-Да я говорил это,так врач теперь хочет знать ,что у меня было, когда я в психдиспансер пришел жаловаться . Как я могу помнить,что было тогда? Там врач задавал разные вопросы, а я только и отвечал : «Да, да, да!»-«У тебя голоса есть?»- «Да!» -«Галлюцинации есть?» - «Да!» Я там чёрти -чего наплёл ,лишь бы в армию не взяли. Ты знаешь, ко мне вон тот парень подходил, что с Плющем гуляет. Он меня расспрашивал о нашем деле, как мы границу переходили и зачем, я решил раз он с Плющем, то можно довериться и всё ему рассказал.
-Хорошо, что так сделал,- подбодрил я Мишу,-может он как-то сможет и о нас с тобой информацию на Запад передать.
-А вот видишь этого? -брат показал на худого и седого мужчину.- Я думал, что его Степой зовут, а оказывается у него фамилия Стёба. Он из Австралии. В семнадцать лет туда уехал, когда еще Западная Украина Советам не принадлежала. У него там жена и дети остались. В 1961 году он решил на Украину в гости съездить. Приехал, и ему понравилось. Деньги есть, горилка рекой течет и всё село его любит. Он принял даже советское гражданство и начал работать шофером. Привезенные деньги закончились и начались советские будни. Он решил вернуться домой, но вместо Австралии оказался здесь . Его может и выписали бы отсюда, но он на каждой профессорской комиссии говорит:
-Отпустите меня обратно домой . Ненавижу вас, жидов и коммунистов.
-Он что, дурак такое говорить на комиссии?- удивился я, –Да и при чем здесь евреи?
-Вроде не дурак. Ему и медсестры уже говорят: «Молчи ! Говори, что понял свою болезнь и ни в какую там Австралию больше не хочешь, а до жидов и коммунистов тебе дела нет».
-Колят его? Ведь так много здесь врачей- евреев.
-Нет, они смеются, что его костлявый зад только шприцы ломает и никакой пользы, получает лишь жменями лекарства.
Я стал внимательно рассматривать Стёбу. У него было приятное, но как будто, уставшее лицо. Он тихо разговаривал с незнакомым нам человеком и действительно был похож на австралийского фермера, если бы только одеть ему вместо зэковской кепки ковбойскую шляпу. «Какая судьба у этого человека, думал я. Приехать навестить Родину, превращённую за время его отсутствия в рабоче-крестьянский рай и не иметь права навсегда подальше от нее уехать».
-Выпишут его отсюда через «баню»,-сказал Миша с сожалением .
-А вон тот человек, прислонившийся к забору, – показал Миша,- учитель географии по фамилии Сирый, хотел самолет угнать, чтобы из Союза сбежать, но неудачно, теперь он здесь. Учитель совсем не был похож на угонщика самолёта. Он молча наблюдал, как больной по фамилии Кичка выполнял заказ, выдувая задним местом мелодию «Чижик –Пыжик». Кичка надувался и пыжился так смешно,что рассмешил даже замученного лекарствами брата .
-С тобой хочет познакомиться Толик Яворский. Он много раз пытался вырваться на Запад, правда в отличие от нас, он здесь числится за судом.
Рассматривая больных, Миша искал Толика, но его не было во дворе. А вон тот , тоже политический,- Миша показал на человека , внешне мало отличавшегося от Стёбы, может только был чуть выше ростом.
-Это учитель истории, Рафальский.
Об украинском националисте Викторе Рафальском я узнал много от Андрея Заболотного. Сам Рафальский, вспоминая начальные годы арестов, писал:
«После следствия в начале шестидесятых я попал первый раз в казанскую психушку. Кололи меня там беспощадно. Быть все время под нейролептиками — вещь страшная. Это состояние описать невозможно. Нет покоя ни днем, ни ночью. Человек перестает быть человеком. Становится просто особью, существом жалким, низведенным до животного состояния. Какого-либо медицинского подхода к лечению здесь нет, назначение лекарств действует автоматически —месяц за месяцем, год за годом. Никому нет дела, что таким вот образом человека делают инвалидом, ибо никакой человеческий организм не в состоянии выдержать систематических атак нейролептиков...
В Ленинградской спецбольнице,где мне пришлось тоже побывать, применялась довольно часто метод усмирения: раздевают донага, укутывают мокрой простыней, привязывают к кровати и в таком состоянии держат, пока человек не завопит. Ибо, высыхая, плотно обернутая простыня причиняет невыносимую боль. Это так называемая «укутка» в ленинградской психушке применялась довольно часто...
Достойно ли это самой сущности цивилизованного государства? Отнята жизнь. Оплевана, загажена душа. Двадцать лет погублено, считая со дня последнего ареста — год 1966-й. Двадцать лет. Вдумайтесь только в это. Не знаю, ей-богу, не знаю, как я все это перенес». :(«Журнал «Власть» № 5 (709) от 12.02.2007 )
В Днепропетровской больнице В.Рафальский был уже несколько лет.
Глава-52.
Освобожденный от стражи и наказания.
В швейную мастерскую подали электричество. Я распрощался с братом и пошел на работу, где меня встретил Игорь, вернувшийся после свидания с мамой. Его лицо светилось от радости.
-Судили моего терпилу (пострадавшего),-сходу сообщил он.- Суд признал меня невиновным! Теперь я иду по делу, как свидетель. Скоро придет сюда бумага из суда, и тогда для меня проведут внеочередную комиссию по выписке. Поверить не могу,что очень скоро я из больницы уеду.
На следующий день Игоря не выпустили на работу. Больные из его отделения сказали мне,что зам.начальника по медчасти Надежда Яковлевна Каткова решила всё иначе. Она приказала перевезти Игоря в надзорную палату, выписав ему целый арсенал инъекций карательной медицины. Я только мог представить, что сейчас творилось в душе у бедного Игоря, судом признанного невиновным. Всю оставшуюся жизнь он будет помнить об этом подарке Катковой.
Прошло несколько недель. Я встретил Игоря совершенно случайно, когда в прогулочном дворе он ждал начала свидания с мамой
-Привет, Игорёк! Как делишки? .
К моему удивлению, он не обратил на меня никакого внимания, продолжая ходить взад и вперед маленькими шагами, еле сгибая ноги в коленях. Руки были согнуты в локтях, словно приклеены к бокам, а голова и спина как будто привязаны к доске.
-Игорь, привет! Что с тобой?- повторил я.
-А, Санёк,...- произнес он тихо, медленно всем телом поворачиваясь ко мне. -Колят меня сульфазином, галоперидолом, таблетки горстями дают. Н-е е--могу, У-у-жа-ас, что со мной творится! Места себе не нахож-у-у-у! Это все Каткова назначила после того свидания, так мне моя врач сказала. Буду сейчас матушку просить, что б хоть как -то помогла, -дрожащим голосом едва слышно прохрипел он.
-Так когда тебя отсюда выпишут?
-Не зна-а-а-ю. Суд ссылается на больницу ,а больница- на суд. Эти (врачи) говорят через полгода. Сам теперь толком ничего не понимаю. По мне, пусть меня здесь держат сколько им вздумается, лишь бы эти лекарства сняли. Невмоготу просто...Не могу-у-у, Санёк, ой, лучше б я пятерку в лагере отсидел, чем эти полгода здесь....
Сейчас возле меня стоял не Игорь, а тощий, замученный человек, совсем не похожий на крепкого парня, а напоминавший древнего деда, что -то шепелявившего мне о жизни. Он мог сейчас обняться со своим братом по несчастью , Васькой Кашмелюком, которого Каткова по сей день казнит за «лошадиную морду» . Ваську колят уже третий месяц сульфазином и кормят, как и Игоря, жменями лекарств. Только недавно его стали выпускать на прогулку. Вот он идет, как робот нам навстречу. Сейчас он остановится и будет думать как обойти нас. Его превратили здесь в это высохшее, с лицом идиота,существо.
Глава-53.
Диалог с бредом.
Завтра 7 ноября. Перед праздниками на комиссии шесть счастливчиков из нашего отделения были выписаны, и теперь они ждали постановления суда об изменении лечения в спецбольнице и переводе в больницу общего типа, где обычно держат ещё шесть месяцев. Четверо из них отбыли в больнице по много лет .Сашка Рущак 16 лет был здесь на лечении за совершённое убийств , Олег Шляхов пробыл 11 лет за тяжкие телесные повреждения на почве ревности. Для тех , кто оставался , начальник больницы Прусс решил усовершенствовать старую систему канализации. Он лично изобрел нехитрый прибор, на вид конусообразный стакан, сделанный из толстой проволоки. Зэки из хозобслуги получили приказ установить это изобретение в отверстиях туалетов до начала праздников, и теперь бегали из отделения в отделение, тягая за собой сварочную установку. Это новшество прибавило работы Адаму, директору туалета -так с насмешкой его все называли. Теперь он пропадал целыми днями там, зорко следя , чтобы каждый, кто пользовался туалетом сам пробивал палкой всё, что застряло в «конусе Прусса». Нередко больные оставляли всё как есть, однако Адам ,как пес –ищейка всегда определял, кто это сделал.
-Адам, ты что, жуёшь говно там втихаря, раз так хорошо определяешь,-дразнили его больные.
Перед самым отбоем в палату вместе с Адамом , оживленно с ним беседуя, вошла немолодая, маленького роста , похожая на серую мышь медсестра.
-Что это вас за границу понесло?- поймав мой взгляд , спросила она с ехидным сожалением.
-По дурости, попутешествовать захотели,- ответил я ,надеясь, что теперь она от меня отстанет.
-Хорошо, что вы по дороге никого не убили. Это только потому, что вы никого не встретили, а иначе точно бы убили.
-Даже при желании убить кого-то мы б не смогли это сделать. В моей компании если б надо было курице голову отрубить, так ни у кого бы смелости на это не хватило.
-Нет, нет! Убили бы, это точно!- воскликнула она категорично.- Вон в фильмах- шпионы всегда людей на границе убивают, и вы б убили.
-Так это в фильмах, где режиссер специально это делает для острых ощущений. Да и мы вовсе не шпионы,- я чувствовал , что разговор заходит слишком далеко, и как она потом всё это опишет в своём журнале наблюдений, я тоже не знал .
-Вот она! Вот она, твоя болезнь! Ты- самый настоящий больной раз ни во что не веришь. Лечить тебя надо. Ничего, подлечат тебя здесь,- и медсестра повернулась к больным, сидевшим молча на кроватях.
-Вот мы скоро построим коммунизм, только для этого нужно лучше трудиться,-сказала она, словно выступая с трибуны. Как мы сейчас хорошо живём! Хлеб есть и всего вдоволь, не то ,что раньше! А вот построим коммунизм,- ещё лучше будет.
«Боже!-подумал я,-и живут на земле таких дуры!»
Олигофреник Адам в нашей палате был самым большим мыслителем и знатоком политики, и хотя он не знал значения многих слов, похоже, он был намного ступеней выше в своём умственном развитии, чем это двуногое существо в белом халате.
-Какой там коммунизм! Сколько его не строй, все равно не построим, и можно ли его вообще построить?- почесывая затылок,сказал Адам.
-Построим, Адам, построим коммунизм! Дай бог, что б войны только не было!-казалась, что говоря это, она сейчас расплачется.-Империалисты, Америка вооружаются, не они б, -мы бы давно уже жили при коммунизме.
-Что нам Америка! Вот Китай сейчас угрожает ! Но мы их разобьём,как немцев.-Адам, сидя на кровати, жестами давил немцев.
Медсестра забыла обо мне и теперь с Адамом ещё долго обсуждала международную обстановку и планы нашей дорогой КПСС. Я старался не слушать этот бред, пытаясь заснуть. Завтра будет тяжёлый день, седьмое ноября, день рождения эпохи социалистического мракобесия.
Глава.54.
Седьмое Ноября или Дьявольская Пятница.
Утро. Санитары будили на оправку, кричали на больных, но не забывали при этом поздравить с праздником . Больные волокли свои исколотые задницы и поздравляли медперсонал, а те -больных.
У советских людей сегодня праздник. В динамике гремят марши, выступают дикторы с речами, написанными как будто специально для них вчерашней медсестрой в паре с Адамом.
-Трудиться, товарищи! Да здравствует коммунизм! Долой американских агрессоров!
Звучат призывы по радио, как понос из больного организма.
В связи с праздником, для больных было решено устроить праздничный обед и отдых. Никакого труда в этот светлый день, никаких тряпок и тазиков с хлоркой. На обед принесли повседневный рассольник,- суп со старыми солеными огурцами и крупой, но на второе были макароны по- флотски. Медсёстры, врач и заведующая отделением прохаживались вдоль стола , наблюдая как едят больные.
-Ну как, Корчак, нравятся тебе макароны по-флотски?- спрашивает врач человека, прослужившего много лет на флоте.
-Только не по -флотски, а по –к-р-р-а -аснофлотски. К-р-р-аснофлотские эти макароны,-огрызнулся бывший моряк, уминая их за обе щеки.
-Пусть будет так, по-краснофлотски,- спокойно ответила врач.
Несколько больных , рассмеявшись, закашлялись, давясь макаронами от смеха, другие поглядывали искоса то на Корчака,то на врача, ожидали что он ещё отмочит. Врач не стала с ним продолжать разговор и подошла к восемнадцатилетнему Славику Гонину.
-А что ты, Гонин, скажешь про макароны по –флотски?
-Очень вкусные,- ответил Славик, зная что Корчаку ответ может и пройдет, а у него ещё ягодицы до сих пор болят от курса сульфазина.
Бедный Славик. Он с раннего детства пытался удрать на Запад, но тогда всё обходилось детским приёмником . На этот раз он решил выбраться через Финляндию. В Ленинграде в кассе на вокзале у него спросили пропуск, чтобы оформить билет в приграничный город Выборг. Ничего у Славика не было и он был задержан, наговорив от обиды, сгоряча очень много плохих слов в адрес страны Советов и... страна отправила его лечиться.
Рядом со Славиком причмокивая ел старый беззубый колхозник, дед Кулиш. Врач прошла мимо, не замечая его, она прекрасно понимала, какой он антисоветчик с двумя классами церковно-приходской школы, ляпнувший в своём сельсовете, что при панах лучше жилось, чем при коммунистах. Уже в течение трёх лет она хотела выписать его ,но это было не в её силах. Главные психиатры, решавшие судьбу деда, сидели в других кабинетах с табличками на дверях: КГБ.
Я не мог дождаться прогулки, в палате с включенным динамиком находиться было невозможно . Да ещё и дед –фронтовик, контуженый, почти глухой, включал динамик на полную громкость и ходил взад и вперед, подпевая песням.
Я решил терпеть, не выключать радио, чтобы это не было расценено медперсоналом как моё нежелание отмечать великую дату революции
Глава -55.
Славик Меркушев.
Пришла зима, и теперь, выходя на прогулку, мы вытаскивали из мешков зэковские зимние шапки , кирзовые ботинки и замызганные соплями фуфайки. Ботинки были разного размера, многие с гвоздями внутри и могли быть оба на одну ногу. Во дворе по утрам примораживало и вонь не так сильно смердела, как в тёплую погоду. У меня теперь был новый знакомый, отслуживший на границе с Турцией и решивший в 1971 году её перейти . Это был Славик Меркушев. Его арестовали, дали статью «Измена Родине» и срок- десять лет.
Я видел, как он прибыл в больницу в зэковском одеянии и с пышной длинной бородой, которую ему здесь сразу сбрили. Лекарств назначили немного, и Славик пока был похож на нормального человека, рассказал мне историю своей жизни.
-Однажды в клубе нашего лагеря под прикрытием темноты были разбросаны листовки. Они имели провокационный характер -стравить одну группу заключенных с другой. Это было сделано, несомненно , лагерной администрацией. Я и ещё несколько моих товарищей начали проводить расследование и след вывел нас на ментов. Администрация, боясь разоблачения, придралась к нам по липовым причинам и как нарушителей режима, отправила во владимирскую тюрьму на крытку, где я пробыл несколько лет. Однажды я пожаловался врачу, что голова болит, просто хотел таблетку для сна получить, хотя голова у меня никогда не болела. Прошло несколько месяцев, и вдруг меня в Институт Сербского привезли, где мне эту жалобу и показали. Из Сербского вместо лагеря, где мне осталось досидеть три года, я оказался здесь. Кстати, мне на зоне о двух братьях Шатравка –переходчиках границы рассказывал Альдигис Жипре. Он с тобой в Сербском был,-поспешил сообщить мне Славик .
-Так значит его все -таки признали здоровым,-обрадовался я.
-У него признали временное психическое расстройство -,ответил он и спроси:.
-А ты с братом видишься?-спросил Славик.
-Очень редко. Когда Каткова спрашивала больных какие есть просьбы или жалобы, я попросил её поместить меня с братом в одно отделение, но она сказала, что это невозможно, а вот свидание нам обещала устроить.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/07/15/19