Искуситель поочередно приходил к мудрым и каждому, наедине, оговаривал остальных.
Первый, выслушав искусителя, размыслил.
Зачем он мне все это рассказывает, в чем его забота? Так ли уж он ко мне благоволит, отчего взволновался чужими острыми словами обо мне?
Не очень-то похоже на это. Не припомню его благого участия в моих трудах и заботах. Да и другим людям, насколько знаю, не выпадало ощутить добрую заботу от него.
И еще подумал: он же понимает, сказанное им, должно меня обидеть и вызвать вражду.
Выходит, для этого и старается. Однако, нет мне дела до этого. А, как я отнесусь по жизни к его сплетне, знать не может. Стало быть, рассчитывает, вот выслушаю его и вознегодую, затаю обиду. Или, его цель в побуждении меня на сказанное им, дурно высказываться о моих братьях? И дать ему повод разнести мои слова по людям?! Тогда, он желает ввергнуть меня в хулу и осуждение. Разве есть в этом благо?
От меня то, ты, что хочешь? Чего ждешь?
Да мне что, я сбоку, да вот обидно за тебя стало. Ты ж такой аскет, молитвенник, а тебя поносят как последнего грешника.
Если они, действительно что-то сказали обо мне, то это: или правда, или не правда. Если это правда, то, что ж обижаться на правду. Если же это неправда, то тем более, стоит ли на это обращать внимание. Значит, они говорят не обо мне, а о придуманном ими человеке с моим именем. Что мне до этого?
Есть просьба. Буду очень признателен, если поблагодаришь моих братьев за заботу. Сам то, я, увижу их не скоро.
Хмыкнул искуситель и пошел дальше.
Второй, по окончании речи искусителя произнес: как интересно, я и не обращал раньше на это внимания, очень хорошо, что добрый человек, через тебя, передал свое попечение обо мне. Теперь я лучше знаю, что мне нужно в себе исправлять.
Так он же не только мне, дурное о тебе сказал, но и всем, с кем общается, поведал.
И хорошо. Пусть они на моем примере видят недостоинство некоторых моих поступков и слов и не повторяют этих ошибок.
И от него ушел искуситель не солоно хлебавши.
К третьему он подкатился в восторженном славословии.
Великий, при жизни великий!
О ком это ты?
Да о вас мой почитаемый и почтенный! О вас!
По всей земле молва идет о вашем подвиге. И молитесь непрестанно, и сколько людей исцелили, и скольких от бед уберегли и на путь истинный наставили.
Все вас великим молитвенником называют, старцем, говорят, что нет вам равных среди живущих.
Постой, останови слова хвалы, ибо они принадлежат достойному, а не мне.
Как не вам? Разве не вы подарили радость здоровья и избавление от страданий и боли, тысячам людей?
Нет, не я. Все благое, о чем сказано и не сказано, свершил Бог, избравший меня, несовершенного, своим орудием исцеления человеческих души и тел. О том я, великий грешник, беспрестанно славлю Творца.
Не ожидал искуситель промашки, лесть всегда была его сильнейшей и надежной ловушкой. А тут такая оплошка.
Ну, уж этот то, у меня поймается, нацелился он на следующего.
Послушайте, добрый мой друг. Я принес вам отрадную весть. Все братья и знающие, почитают вас. Они говорят, что вы уже при жизни святым стали. И я так же считаю. Мы все, восхищены, ибо нет вам равных среди людей.
Искуситель, мысленно, уже собрался торжествовать победу. Уж от чего, чего, а от такой похвалы, хотя и льстивой, хотя, и справедливой по сути - по отношению к этому монаху, никто не откажется, всяк ее ждет и потешится ею, скажи только такое о нем.
Это они не знают греховных помыслов посещающих меня, последовал ответ. И не знают моих грехов.
Да какие у вас грехи, что вы на себя наговариваете? Искуситель очень натурально изобразил удивленное негодование. Таких как вы, готов поклясться, ныне, нет вообще, а всего было два-три в истории, маслил он все больше.
Послушай, милый человек. Что ты и другие знаете обо мне реально? А я о себе знаю очень многое, хотя, тоже конечно не все. Все о себе никто не знает.
Так вот, то, что я знаю о себе, то, каков я был и еще остаюсь, и близко не походит на выдуманный людьми ли, тобой ли, мой истинный образ. Нет на земле человека более грешного чем я. Только на милость Божию и уповаю. Только на милость, иначе, нет мне спасения.
Искуситель был ошеломлен. На какое-то время, он даже позабыл о своем коварстве и с жаром стал говорить о том, что знал совершенно точно, о глубоко молитвенной и беспорочной жизни этого человека с самых молодых лет, о его аскетических подвигах и подвигах любви к Богу и человеку. К любому человеку без разбора. Вот и его, искусителя, не прогнал, а милым человеком назвал. Он начал приводить бесчисленные примеры добродетелей и добрых дел, в запале желая хоть в правде, но взять верх над этим мудрым.
Ты вот думаешь, что я юродствую, утверждая, мол, я наигрешнейший человек на земле. А я таков и есть. Потому, что Бог открыл мне все бесчисленные грехи, совершаемые людьми и я вижу, что большая часть из них и мной совершена. Мне известны такие содеянные мной грехи, которые другие люди, по незнанию, за добродетели почитают. И не числят их за собой. А я все свои грехи вижу и нет им числа. И каждый день все новые прирастают.
Бог, по великой милости своей, после моего раскаяния и покаяния на исповеди, стирает всё исповеданное, да вот я сам в себе этого ни забыть, ни стереть не могу. Ведь что получается? Я, Самому Богу, являющемуся Любовью, отвечал грехами в ответ на Его Любовь. Мне любовь, а я в ответ грехи! На Любовь, отвечал грехами! Как же я могу забыть об этом?
Искуситель помрачнел. Он уже пожалел о потраченном времени.
И как это получается у Бога, никого, не заставляя и не принуждая, никого не обманывая, и не подкупая, заполучать таких, вернейших ему людей? Да еще, каких людей!
Что самое поразительное, они, с каждым годом своей жизни все чище и светлее становятся, все больше добра и любви в мир источают, а должны бы наоборот. Должны бы от окружающего и грызущего их зла – озлобляться, быть всеми недовольными.
Должны бы, всех, и ближних, и дальних, во всем обвинять и хаять, а себя восхвалять и над другими возносить. Они же действительно – самому то себе, мне врать незачем – лучшими из людей являются. А вот ниже всех себя считают, причем искренне, фальшь я тут же бы уловил.
Это ж уму непостижимо.
И все это не смотря на то, что Он им Сам, через апостолов, сказал:
"…многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие. " Деяния святых апостолов, гл. 14, 22
И этих скорбей у них было предостаточно, на многих хватило бы, а вот, поди ж ты, уже две тысячи лет восходят и восходят к Нему уверовавшие в Него и раскаявшиеся грешники. Как это удается Ему, из последних людишек, уверовавших в Него и доверившихся Ему, пестовать вот таких, как эти мудрые?
Как же быть? Как остановить этот восходящий поток испоганенных грехами людей – по мере восхождения, все более очищающихся и преобразующихся в угодных Богу?
Пожалуй, есть только одна возможность: нужно всеми доступными способами отучать и отлучать людей от раскаяния в свершенных грехах, отучать их думать и переживать о грехах, отучать их различать грехи и отличать их от добродетелей, отучить их различать грехи, прежде всего, в самих себе.
Если это удастся, поток из восходящего к Богу, станет нисходящим – в преисподнюю.
Вот этим и займемся, усиленно займемся, уже не сдерживая ярости, решил Искуситель.
---
И, уже в скором времени, соблазненные им поэты, писатели, сценаристы и режиссеры, актеры, музыканты, певцы и чтецы, художники и юмористы, излили в мир обеление греха и воспевание вседозволенности, оправдание и воспевание культа наслаждений любых и любой ценой, культа насилия, секса и наживы. А с появлением подвластных ему, через уловленных людей: СМИ, интернет сайтов, киностудий, компьютерных игр , книгоиздательств, это оправдание и воспевание всего греховного, низменного и порочного, бесчеловечного и богоборческого, обрушилось на каждого человека все возрастающей мерзкой лавиной…
И, тем не менее, вопреки этой лавине, словно маяки и спасительные острова, не исчезают, а проявляются все новые и новые, очищающиеся от липнущей греховной скверны, Божии человеки.
14.07.2012г.