Побег из Рая. Главы с 61 по 65

Александр Шатравка
                Глава-61.
                Михаил Иваньков.

   В больнице я смотрел старые cоветские  приторно- патриотические фильмы в черно- белом изображении: «Оптимистическая трагедия», «Человек с ружьём», «ЧП».

   Фильм «ЧП», (чрезвычайное происшествие,) был основан на реальных событиях, происходивших на Тайване в 1954 году, когда был захвачен советский танкер  «Туапсе». Меня этот фильм настолько заинтересовал, что я умудрился просмотреть его дважды, что невероятно трудно было сделать в больнице. Я знал, что советская пропаганда всегда была лживой и искажала факты, и хотя это был художественный фильм, я не верил, что всё было именно так,  как показано в нём.

    Михаил Васильевич Иваньков-Николов был начальником радиостанции на этом танкере и живым очевидцем всех тех событий. Он вернулся из США в Советский Союз в1961 году и был арестован КГБ . Я был с ним очень хорошо знаком. Мне хотелось поскорее увидеться сегодня с Иваньковым. Мишино отделение скоро выйдет на прогулку, а вместе с ним и Иваньков.

   Фильм «ЧП» Лёшку Пузыря тоже заинтриговал, и он решил меня подстраховать, пока я буду на прогулке и встречусь с Иваньковым.

   Иваньков, как всегда, много курил и ходил по двору один.

   -Михаил Васильевич, я только что фильм просмотрел,- спешу доложить ему,- Я думаю он правдив наполовину,- а что вы скажите?

   -Там и сотой доли правды нет,- ответил он спокойно, без эмоций, совсем ошарашив меня.

   -Как!?- я не мог в это поверить, считая, что на Тайване живут смелые люди, раз посмели захватить танкер такой огромной и сильной страны.

   -Единственная правда- это события 1954 года. Вот и всё. Остальное- ложь. С самого начала в фильме -ложь. Не было никакой истории с мартышкой, не было никакого собрания. Чепуха всё это! Команда была в этом рейсе вся новая, за исключением комсостава. Друг друга никто не знал, так что не до собрания было. В Москву я сам радировал, когда тайваньские эсминцы приказали нам застопорить машины, так что никакого радиоглушения  тайванцами не было. Голодовка действительно была, но лишь какой -то час, а не сутками, как в фильме развели, и не было в команде этого приблатненного одессита и,тем более, не было никакой драки с тайванцами.

   -Так всё-таки они ж незаконно захватили судно?- допытывался я, отметив ,что я тоже собранию, мартышке и этому противному одесситу в кино не поверил.

   -Нет, судно захватили вполне законно. В те годы между Тайванем,Южной Кореей и Филиппинами существовал договор, чтобы задерживать в этом водном треугольнике суда под  любым флагом, которые держат курс в Красный Китай со стратегическими грузами, а мы шли с керосином,  сам понимаешь!

   -Хорошо! Но вас всё-таки в тюрьме держали!- старался я рассуждать .- Пускай вы там, как в фильме, не держали длительной голодовки и в верности Родине вы там своей кровью не расписывались, но тринадцать месяцев просидеть в тюрьме-это что-то значит!...

   -В какой тюрьме?! Нас было сорок девять человек команды. Тайванцы нас разделили на две группы, да и то по той причине, что в маленьком городке, куда нас доставили, не было такой большой гостиницы, чтобы разместить столько народу. Вторую группу увезли в другой город, там они тоже жили в гостинице. Тайванские власти нас бесплатно кормили, курево давали, в кино иногда водили. А так, мы целыми днями бродили по этому маленькому городку, не зная толком, чем кончится вся эта заваруха.Тайванцы- как представители власти, так и простые люди относились к нам доброжелательно. Народ, правда, бедновато там живёт, поэтому нас и содержали довольно скромно. Никаких шантажей не было, не было  и психолога, а тринадцать месяцев мы там пробыли только потому,что Советский Союз не поддерживал никаких дипломатических отношений с Тайванем, и не было никакой возможности вести переговоры, как нам выбраться домой. Лишь спустя несколько месяцев нами занялось французское консульство, и только благодаря его посредничеству начались переговоры с Москвой. Москва тем временем использовала наше пребывание на Тайване для нагнетания антитайваньской истерии внутри Союза, совершенно не заботясь о нашем возвращение . Погостив тринадцать месяцев, группа из другого города была отправлена в Москву, а нас отправили в Штаты, наверное тайванцам было накладно нас содержать. Возможно, французы вели переговоры только о первой группе. Оказавшись в нью-йоркском аэропорту, мы были встревожены, что нас никто не встретил из советской миссии. Несколько человек решили остаться в Америке, опасаясь репрессий на Родине, как это и было на самом деле. Впрочем, и концовка фильма настолько же лжива, как и весь фильм. Когда я прибыл в 1961 в Союз, меня арестовали, сняв с поезда в нескольких километрах от дома. Прямо из Одессы, куда я ехал, меня доставили в Бутырскую тюрьму. В Бутырке мне один надзиратель сказал, что чуть больше года назад здесь сидели некоторые члены команды из комсостава нашего танкера.

   -Значит вместо цветов, как в фильме, их встретила зона? Я тоже слышал на этапах от людей, кто был в потьменских лагерях в конце 60-ых годов, что они встречали там членов команды танкера «Туапсе», которые добивали свои десятилетние срока,- добавил я.

   Михаил Васильевич промолчал. Миша стоял в стороне и разговаривал о чём -то с другим  больным. Втроем в битком набитом дворе не было никакой возможности передвигаться.  Я прохаживался с Иваньковым, и мне даже было трудно представить, что вот этот невысокий, совсем невзрачный  худенький человек лет пятидесяти, прожил шесть лет в Америке.  Мне было очень интересно знать всё об этой стране, и Иваньков спокойно, так-же без каких-либо эмоций рассказывал мне, как он там жил. По его тону чувствовалась, что он очень сильно сожалел, что вернулся в Союз.

   -Первое время я жил в Нью-Йорке. Нашел работу в ресторане- мыть посуду.

    Словно угадав мой вопрос об этой тяжелой низкооплачиваемой работе,  он добавил:

Мне ещё два месяца пришлось учиться как управлять посудомоечными машинами. Ресторан был очень популярным. За эту работу мне платили восемьдесят долларов в неделю. Этих денег мне вполне хватало, чтобы снимать квартиру и скромно жить. Я там проработал четыре года, пока не перебрался в Вашингтон, где нашел работу по специальности. Купил свою первую машину, правда подержанную, за четыреста долларов, огромную в триста лошадиных сил.

   Я сразу представил себе его за рулём шикарной блестящей машины, проезжавшим мимо Капитолия, как будто в кино.

   -Жена моя в Союзе с двумя сыновьями осталась. Их в Америку не выпускали. Я -то никогда даже и не мечтал жить в Америке, мне и дома в Одессе было очень хорошо. Нервы у меня не выдержали, пришлось даже в Америке в больнице подлечиться.Трудно теперь сказать, что меня привело там в советское посольство, только вот такой разговор тогда получился: «Давно вам, Михаил Васильевич, пора возвращаться на Родину,- с сочувствием и пониманием говорил мне представитель посольства.- Хватит вам на капиталистов  работать! У нас в стране большие изменения произошли. Разоблачили культ Сталина, детям в школах бесплатно молоко дают. А вам лично нечего бояться, вы же здесь ничего против Советского Союза не совершили, так что против вас не может быть никаких репрессий. Если пожелаете, то снова можете ходить в плаванье. Возвращайтесь, Родина вас ждёт».- Я чувствовал, что произойдет в Союзе что-то неладное. Все деньги, накопленные в Штатах, постарался истратить. По-всякому думал, но не мог представить, что именно так всё обернётся. Здесь меня приговорили к высшей мере наказания за измену Родине! В чем моя измена? За границей я оказался не по собственной воле, ни разу плохого слова не сказал о Советском Союзе, правда меня никто и не спрашивал. Я думал, ну дадут лет пять, а тут вот как. Высшая мера-расстрел! Решил я под дурака «гнать». Суд признал меня дураком до излечения, а затем к стенке поставить. До 1968 года я был в Черняховской спецбольнице.

   Я представил себе, что значит быть до излечения. Каждые шесть месяцев устраивается профессорская комиссия-признают вылеченным, значит поезжай на суд и получай свой приговор или «коси» под дурака в больнице и получай горстями нейролептики, уколы. После нескольких лет проведенных между молотом и наковальней, Михаилу Васильевичу суд отменил смертный приговор и оставил его на принудительном лечении в больнице специального типа. Не нужно было больше симулировать под дурака, и жить в черняховской больнице стало легче. Но его ожидала впереди не менее страшная участь. В 1968 году открылась Днепропетровская СПБ, куда он и прибыл из Черняховска. В 1973 на профессорской комиссии Иванькова выписали и он ждал результата районного суда, точнее разрешения КГБ изменить режим и  уехать домой в больницу общего типа. Все эти годы его ждала жена и дети. Через четыре месяца ему врач сообщил, что суд решил продлить лечение в спецбольнице.

   Время прогулки подходило к концу. Я распрощался с Иваньковым .




                Глава- 62.
                Документы о танкере «Туапсе».

   Живя в Америке третий десяток лет, я часто вспоминаю о Михаиле Иванькове и всё время пытаюсь понять причину его возвращения  и других моряков в Советский Союз.    Борис Сопельников в «Вечерней Москве» и разные авторы писали, что  «Н. И. Ваганов, В. А. Лукашков, В. М. Рябенко, А. Н. Ширин, М. И. Шишин, В.Татарников, М. Иваньков-Николов, В. Еременко и В. Соловьев в октябре 1955года выехали в США, где к ним приставили «опекунов» из организации  «World Church Service». .

   Почему «World Church Service» называют «опекунами», подразумевая  агентов из ФБР? Дважды мне пришлось столкнуться с этой «таинственной»  организацией. Первый раз в 1988 году, когда по моему вызову в Америку приехала моя мама и «World Church Service», будучи  маминым спонсором, помогала ей оформлять и получать документы, денежное пособие, изучать английский язык. Второй раз в 1989 году в Америку перебрался  мой отец и его спонсором тоже была «World Church Service». Только в одном Нью-Йорке наберется с десяток организаций-спонсоров, оказывающих помощь вновь прибывшим эмигрантам. У меня был спонсор  IRC  (International  Rescue Committee). Они помогали мне начать жить в новой стране, решая все мои вопросы первые полгода.

   Живя  в Америке , получая помощь от этих организаций, ни мне, ни моим родным и друзьям не приходилось сталкиваться со сцецслужбами. Выдавать желаемое за действительное, похоже, было присуще советским писакам. Если рыба -в воде, птица -в небе, то невозвращенец должен быть окружен спецслужбами.

   Помощь получал и М.Иваньков. Шесть лет он прожил в этой по -настоящему свободной стране, и я не переставал задавать себе вопрос: «Что этого жизнерадостного человека привело к депрессии и желанию вернуться? Может, разлука с семьёй? Советы это прекрасно  понимали и не выпускали жену с детьми в Америку. Смешно читать, когда о М.Иванькове пишут, что он был настолько болен, что американцы подбросили его в советское посольство. В Америке такого просто не могло произойти; ни одна организация не взяла бы на себя такую ответственность - решать судьбу человека, а случись подобное, пресса и защитники гражданских прав и свобод подняли бы такой шум ,что и в Конгрессе начались бы слушания с целью разобраться как такое могло случиться и кто виновен в выдаче человека на растерзание за «железный занавес».

   Моряков использовавших Америку, как транзит, по дороге домой можно понять, они плохо знали свою Родину и даже не могли представить себе, как низко ценится там человеческая жизнь.

   Жуткая судьба ждала их всех там!

   В 2004 году я прочитал статью Бориса Сопельника  «Заложник танкера "Туапсе"»  о трагической судьбе Николая Ваганкова, участника тех далеких событий. Привожу её в сокращении:

                Автор: Борис СОПЕЛЬНЯК

   «Флот Китайской республики пытался установить морскую блокаду КНР начиная с 1949 года. В 1949—1953 годах было задержано несколько десятков судов. Незадолго до захвата «Туапсе», в октябре 1953 тайваньским флотом был захвачен польский танкер Praca, а в мае 1954 польское грузовое судно Prezydent Gottwald[1].

   – А что, собственно, случилось? Почему чанкайшисты задержали советский танкер?
     – Дело в том, что в это время была объявлена морская блокада коммунистического Китая, и чанкайшисты досматривали все подозрительные суда. Скажем, незадолго до нас они задержали два польских сухогруза, но довольно быстро отпустили. А тут подошли мы с грузом осветительного керосина, но чанкайшисты были уверены, что мы везем керосин не осветительный, а авиационный – об этом я узнал гораздо позже. Дело прошлое, но я так и не знаю, какой керосин мы везли на самом деле… Захватили наш танкер на рассвете. Никакой стрельбы, пальбы и тому подобного не было. Я, например, спал и ничего не слышал. А когда поутру вышел на палубу, там уже были вооруженные китайцы. Потом нас загнали в красный уголок, а к штурвалу встал китаец.
  – Вас били, пытали, оскорбляли, унижали?
   – Ничего этого не было. Правда, когда мы объявили голодовку и уселись на палубе, сцепившись руками, китайцы применили силу и на берег буквально вытолкали.
   – И что потом?
   – Потом нас разделили на три группы и поселили в разных местах. Общаться с другими группами не могли. Жили вполне прилично, нас кормили, поили и даже давали деньги на карманные расходы. Ни оставаться на Тайване, ни перебираться в США ни у кого из нас и мысли не было. Но как удрать с окруженного водой острова? На Тайване не было ни нашего посольства, ни торгпредства. Той группе, которую возглавлял капитан, повезло: они смогли установить связь с французским консульством. Французы подняли шум, поставили на уши прессу, протестовали в ООН и добились согласия чанкайшистов отпустить домой группу из 29 человек.
   – И вы об этом не знали?
   – Знали. Но мы были изолированы и ничего не могли сделать. И тогда мы решили чанкайшистов перехитрить. Подписали письма с просьбой о политическом убежище в США. На уме у нас было только одно: добраться до страны, где есть советское посольство, и уже там обратиться к нашим с просьбой о помощи.
   – А контакты с ЦРУ?
   – Да какое там ЦРУ! На кой ляд им я, простой деревенский парень? Что я им мог сообщить? Сколько получает капитан и сколько моторист?

   Николай Ваганов был одним из тех, кто вернулся на Родину не сразу, а спустя два года. А через семь лет, 20 ноября 1963 года, его арестовали. Полгода держали в одиночке, чуть ли не каждый день таскали на допросы и, наконец, 31 марта 1964 года два следователя и начальник Управления КГБ по Горьковской области подписали обвинительное заключение. Вот что там говорится:
    «Ваганов, являясь бухгалтером советского танкера «Туапсе»… в период нахождения на острове Тайвань и в США изменил Родине и до возвращения в СССР в апреле 1956 года занимался активной враждебной деятельностью против Советского Союза.
    Поддавшись антисоветской обработке, проводившейся группой чанкайшистских разведчиков во главе с генералом Пу Дао-Мином и эмигрантом Соколовым, называвшим себя представителем США, Ваганов отказался от возвращения в Советский Союз и написал на имя Чан Кайши заявление с просьбой предоставить ему политическое убежище на Тайване с последующим выездом на постоянное жительство в США…»
    Итак, на дворе – середина 1960-х, разоблачен культ личности Сталина, идет массовая реабилитация жертв политических репрессий, в искусстве и литературе буйствуют «шестидесятники», преданы анафеме костоломы с Лубянки, а в это время в одиночке томится молодой моряк, который после двухлетних мытарств добровольно вернулся на Родину, но которого обвиняют в том, что он этой Родине изменил и проводил антикоммунистическую деятельность.
    Доказательства антисоветской деятельности нашлись: это вырезки из газет и журналов, распечатки выступлений по радио и т. п. Вот, скажем, как Ваганов «возводил клевету на советскую прессу». 15 сентября 1955 года в «Правде» было напечатано письмо членов экипажа «Туапсе», которые вместе с капитаном вернулись в Советский Союз. Николаю и другим морякам, находившимся в США, показали этот номер «Правды», и они страшно возмутились напечатанной там ложью.
    «Мы прекрасно понимаем, в каком положении находятся наши товарищи, вернувшиеся в Советский Союз, – сказал в прямом эфире «Голоса Америки» Николай Ваганов, – поэтому они говорили ту правду, которую от них ждали. Они пишут, что во время задержания судна китайцы нас били, пытали и даже грозили забросать гранатами. Ничего этого не было. На самом деле нас попросили пройти в красный уголок, где по паспортам проверили  наши личности. А на Тайване ни в какой концлагерь нас не загоняли. Мы жили сперва в гостинице, а потом – на загородной даче. И голодом нас никто не морил, и насильно оставаться на Тайване не заставлял, и отказываться от возвращения на Родину не вынуждал. Мы сами выбрали свободу, но это не значит, что забыли Родину. Домой мы вернемся, но вернемся тогда, когда там будет полная свобода и демократия…»
    С позиций сегодняшнего дня ничего криминального в заявлении Ваганова нет, но тогда, в середине 50-х, это было самой настоящей антисоветчиной. Удивительно, что Ваганова не арестовали сразу по возвращении. Но в 1963 году «ошибку» исправили и влепили морячку-бухгалтеру 10 лет колонии строгого режима.
    Когда говорят, что пути Господни неисповедимы, это, конечно, верно, но еще больше неисповедимы пути КПСС и КГБ. Судите сами. Вместе с Николаем Вагановым из США вернулись Михаил Шишин, Виктор Рябенко, Александр Ширин и Валентин Лукашов. Так вот их почему-то не тронули, хотя «изменяли Родине и клеветали на советскую действительность»  они вместе. А вернувшихся в 1957-м через Бразилию и Уругвай Леонида Анфилова, Владимира Бенковича, Павла Гвоздика и Николая Зиброва тут же схватили и отдали на растерзание Военной коллегии Верховного суда СССР. Судьи были солидные… и сроки давали тоже солидные: Анфилову и Бенковичу дали по пятнадцать лет, а Гвоздику и Зиброву – по двенадцать. 
 Мордовские лагеря. В коллективе столярного цеха трудилось много эстонских и украинских националистов. Следователь Кулешов пообещал Гвоздику:-Выяснятся подробности, и мы тебя шлепнем!

   А в марте 1959 года собралась Судебная коллегия Одесского областного суда, чтобы рассмотреть уголовные дела тех, кто на Родину так и не вернулся – Виктора Татарникова, Михаила ИваньковаНиколова, Венедикта Еременко и Виктора Соловьева. Поскольку они остались в США, судили их заочно. Одесские судьи подняли с полки принятый по инициативе Сталина в 1950 году Указ «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам» и приговорили моряков-невозвращенцев… к расстрелу!

    Пройдет тридцать четыре года со дня захвата танкера «Туапсе». Выйдут на свободу из советских лагерей члены команды и будет выписан из спецбольницы в 1978 году М.В Иваньков. Родина, так гневно осуждавшая правительство Тайваня из-за ареста членов команды, довольно быстро забудет о своих моряках. Саблин, Писанов, Книга, Лопатюк будут заживо похоронены и выброшены из памяти как отработанный, ненужный пропагандистский  материал.

    Автор статьи   «РОКОВОЙ РЕЙС ТАНКЕРА "ТУАПСЕ"» Турченко Сергей в журнале «Жизнь»-       № 053, 22   Марта 2001г. описывает что произошло с моряками живущими на Тайване:

   «Только совершенно случайно в 1988 году новый заведующий консульским отделом посольства СССР в Сингапуре Александр Иванович Ткаченко, принимая дела в одном из сейфов обнаружил список советских моряков, томящихся на Тайване. Он обратился к Рэму Чандре Наиру, заместителю консульского отдела МИД Сингапура, с просьбой навести  о них справки и выяснить позицию тайваньских властей. Вскоре Наир позвонил и сообщил, что тайванцы готовы передать троих бывших советских моряков в СССР через Сингапур, а четвертый –Всеволод Лопатюк- отказался от возвращения на Родину. Перелёт в Москву и гостиница в Сингапуре будут оплачены тайванскими властями, и 15 августа 1988 года сингапурцы смогут встретить советских моряков в зале почетных гостей аэропорта Чанги.

   Владимиру Саблину в 1954 году было 21 год. Маме в подарок на Тайване купил отрез. Из гостиницы позвонил и узнал, что родителей уже нет в живых.У Саблина в Коломне нашлась сестра Тамара Николаевна, в Харькове оказался младший брат Евгений Николаевич ,а в Черняховске – старший брат Юрий Николаевич. Услышав об этом, Владимир Николаевич счастливо засмеялся- может быть, впервые по-настоящему за тридцать четыре года.

    Почему же не захотел вместе с Саблиным, Писановым, Книгой, вернуться Лопатюк? По всей вероятности, он знал и помнил, как встретили на Родине Бенковича, Гвоздева, Зиброва  и других. После возвращения они были приговорены к 15 годам лишения свободы. Отсидели по восемь лет, а потом были освобождены в связи с отсутстием состава  преступления.

   Три человека с танкера «Туапсе» остались в Америке и не вернулись: В.Ерёменко. В.Соловьёв .В.Татарников.»   (прим. газета «Труд » № 53, 22 марта 2001г )

   Я с интересом знакомился с воспоминаниями членов экипажа и хотел понять, почему такие разные факты приводили они во время интервью. Возможно, с первых минут не совсем понимая, что происходит, не желая подчиниться требованиям полиции чужой страны,  проявив смелость в высказываниях , юношескую дерзость, они создали ситуацию, в которой оказались, попав на Тайване в тюрьму.

   Сергей Турченков в статье «Роковой рейс танкера "Туапсе"» продолжает:

   «В тайваньских застенках погибли, не выдержав пыток, Ж.М. Димов, А.В. Ковалев, М.М Калмазан. Сгинули где-то завербовавшиеся в американскую армию В.П. Еременко и В.С. Татарников. Потеряны следы поселившегося в Нью-Йорке В.Д. Соловьева. М.В.Иваньков-Николов лишился рассудка в Вашингтоне и был передан в 1969 году представителям советского посольства. (О   М.В. Иванькове-Николове неверная информация. Он прибыл в советское посольство в здравом уме и вернулся в СССР в 1961 году. Прим.автора, А.Ш.)

   Группа в составе В.И. Книги, В.В. Лопатюка, В.А. Саблина почти 35 лет провела в плену на Тайване. Семь лет в тюрьме, а затем на поселении в пригороде Тайбэя. В 1988 году благодаря советскому консулу в Сингапуре Александру Ивановичу Ткаченко они были освобождены и доставлены в Москву. Мне довелось встречать их в Шереметьево, где я (Турчин) и записал рассказ Владимира Саблина о злоключениях этой группы:
   - После того как мы отказались от написанных ранее заявлений с просьбой отправить на жительство в Америку, на нас сразу же надели наручники, посадили в машину, привезли в центральную полицию в Тайбэе. Сидим с неделю. Приезжают человек двадцать военных, выводят сначала меня к открытым камерам с металлическими решетками. Там сидели задержанные спекулянты, мелкие воришки. И вот возле этих камер начали бить, пока не упал. Потом вывели Книгу, Писанова, тоже били. Пока полицейские не запретили. Тогда нас отвели в нашу камеру, и там избиение продолжалось. Потом через каждые три-четыре дня все это повторялось до середины апреля. Били свинцовыми перчатками. Потом состоялся суд - без нас, конечно.  9 мая ночью нам зачитали приговор: за то, что вы обманули нашего президента (то желаете, то не желаете на свободу) - десять лет тюрьмы.


    «Правительству Свободного Китая Господину Генералиссимусу Чан Кай Ши От моториста танкера «Туапсе» Книга Валентина Ивановича

                Прошение

   Уважаемый Господин Президент Генералиссимус Чан Кай Ши и все Правительство Свободного Китая. Разрешите мне от всего чистого сердца очень поблагодарить Вас за Ваше хорошее внимание и заботу обо мне от которой мне на душе и сердце было спасибо Вам очень хорошо…»   (Пунктуация и язык сохранены. — В.К.)

   -Семь лет просидели. Наконец нам объявили, что президент Тайваня нас помиловал. Но что делать с нами, никто не знает. Ведь с Советским Союзом дипломатических отношений нет.  До прояснения ситуации поселили нас в особняке на берегу моря. Приставили охрану.  Стали выдавать по 200 долларов в месяц. Разрешили ходить в магазины, кафе, правда, только с охранником. Так и жили почти тридцать лет, пока о нас не вспомнили на родине.     (прим. газета «Труд » № 53, 22 марта 2001г )

   Эти же события описывает Владимир Казанский,автор статьи «Горечь на губах» .

   — Сначала нас, разделили на группы и бросили в концлагеря. Что только не делали с нами: избивали, не давали еды, устраивали провокации, пытались подкупить. Держали в отдельных камерах, где все время горела мощная электролампа. Охранникам ничего не стоило в любое время ворваться в камеру и избить истощенных моряков. Требовали от нас одного — подписать заявление о согласии поехать в Америку или другую страну. Но мы были так воспитаны, что считали: лучше смерть, чем измена Родине! Пожалуй, не все из нынешнего поколения обладают нашей убежденностью и стойкостью. Временами казалось, что Родина забыла о нас. Только представители Международного Красного Креста иногда навещали, передавали пакеты с едой и кое-¬какой одеждой, а где¬то в 60¬х годах мы получили маленький радиоприемник, всегда настроенный на Москву. Теперь мы могли знать, что происходит в России. Но мы ни разу не услышали ни слова о русских моряках, оставшихся в азиатском плену, хотя прошло 10, потом 20, потом уже 30 лет... И только с приходом к власти Горбачева, с началом перестройки о нас вспомнили. Через 34 года и два месяца!

    -Неужели до этого никто из нашего правительства не интересовался, где вы?-спросил я.
    -Говорят, на запрос нашего Министерства морфлота МИД Тайваня отвечал: «Мы не знаем, где находятся ваши моряки».  Сами мы через французское консульство сумели передать свои заявления, которые чудом дошли до советского посольства...
   До последнего дня нам не верилось в освобождение. Даже когда привезли в аэропорт и посадили в самолет, мы еще думали, что это какая-¬нибудь новая провокация. В качестве компенсации правительство Тайваня (у них к тому времени тоже произошла “перестройка”) выплатило каждому из нас по 20 тысяч долларов.   Коку Лопатюку страна (Россия) принесла $20 (двадцать!)долларов компенсации за все эти годы.

   Но только трое из семи выдержали весь этот ужас, один сошел с ума, другой покончил с собой, двое умерли в тюрьме.
Может быть, кто¬то помнит любимый многими приключенческий фильм «Чрезвычайное происшествие»,  в котором снялся в главной роли Вячеслав Тихонов. Вспомнили?  Это о них, моряках танкера “Туапсе”. Правда, в фильме и намека нет на продолжение истории, которая в 50¬х годах вовсе не закончилась. История страданий и надежд, мужества и любви к Родине, пронесенных нашими моряками сквозь годы.

               
   Кто-то  из «туапсинцев» отрекался и уезжал в Америку. Одни оседали там, другие рвались домой, возвращались и попадали за колючую проволоку уже на родине. Кто-то погиб на Тайване. Кто-то жил в бессрочном плену…

   А на Родине полным ходом шли съёмки фильма «Чрезвычайное происшествие» о подвиге экипажа танкера.  Вячеслав Тихонов еще не сыгравший Штирлица, уже сыграл Лопатина,  (даже ради человеческого любопытства не поинтересовался судьбой реального героя).

    Жена Элеонора Лопатюк выключала телевизор, когда на экране шёл этот фильм.Её муж был забыт страной, он был в настоящем плену... 39 лет!

   В 1993 году ей позвонили китайцы и сказали:

   -Ваш муж жив. Мы везем его домой. Вы примете его такого?

   Родной порт показался на горизонте, и он его не узнал. Бывшие тюремщики, возвращавшие  пленника на Родину, спустили трап.

   Ему ,корабельному коку Лопатюку   страна принесла $20 (двадцать!)долларов компенсации за все эти годы.
   Мне очень жаль, что М.В.Иванькову и другим членам экипажа выпал шанс стать свободными людьми, но они выбрали возврат к жизни в стойле коммунистического режима и вернулись на Родину.
   Из статьи : «Долгий путь из Тайваньской ямы»–''Аргументы и Факты.’’ :http//www.peoples.ru/state/citizen/vsevolod_lopatuyk/

   Основоположники и строители нового социалистического общества Ленин, Троцкий, Сталин и ещё многие большевики не страдали от понятия «тоска по Родине», эти будущие тираны понимали, что для создания их утопического общества им будут нужны специальные люди, не способные мыслить свободно в разрыве с их коммунистической идеологией. Для создания подобной «породы» над людьми проводили насильственную идеологическую обработку. Этот «человек –мутант» был получен и назвали его «советский человек», верный и преданный коммунистическому режиму, а если получался брак в идеологической обработке, даже с мелким дефектом, то он должен был быть уничтожен. Для этого и был создан ГУЛАГ и использовались психиатрические больницы. Человек-мутант- продукт психически больного общества, и ему очень трудно адекватно воспринимать окружающий его мир.

   Только три моряка: В.П.Ерёменко, В.С.Татарников и В.Д. Соловьёв смогли сделать свой выбор. Эти трое, несомненно были дефектом советской идеологической машины, и их за это на Родине приговорили заочно ...к смертной казни.




                Глава -63.
                Инсулин.

   После освобождения Леонида Плюща и постоянных обвинений Западом Советского Союза в нарушении прав человека и использовании психиатрических лечебниц в политических целях Кремлю пришлось, хотя бы внешне, подправить фасад своей карательной системы.

   Режим в больнице стал мягче. Больным запретили угощать санитаров продуктами под угрозой наказания уколами серы. Теперь у больных появился выбор: сделать своим врагом санитара за отказ дать ему банку консервов или получить пару кубиков серы в ягодицу. Санитары стали меньше понапрасну бить больных, били с оглядкой и то тех, кто чересчур перечил или был сильно гонимым болезнью. Даже Каткова, зам.начальника по медчасти, стала сдержаннее и, насколько это было возможно для её жёсткого нрава, даже предупредительной. Она вспомнила и о Ваське Кашмелюке, который её осенью «лошадиной мордой» втихоря назвал, сделав ему через шесть месяцев ! амнистию, отменив уколы сульфазина.

   -А чего ты такой скованный?- спросил я Кашмелюка, похожего на скелет,  обтянутый  желто –синей кожей, и голосом поломанной куклы.

   -Только серу отменили, а таблетки все оставили,- едва слышно вытягивал он слова. Подсчитай, восемнадцать таблеток утром дают, двадцать восемь в обед и двадцать четыре -вечером. Семьдесят таблеток в день!..как же тут не будешь заторможенным.
               
   Моего брата сейчас тоже сильно лечили. Его перевели в инсулиновую палату , где уже было десять человек и назначили тридцать дней шоковой терапии инсулином! Каждый день в восемь часов утра его привязывали к кровати и вводили внутривенно инъекцию инсулина. Он терял сознание, рвался, ругался или просто орал, как и все остальные больные в палате. Медсёстры и санитары не спускали с него глаз и наблюдали. Больной в этом шоковом состоянии  мог говорить даже личные оскорбления и угрозы в адрес главврача  больницы или кого угодно. За это больного никогда не наказывали. Курс инсулина начинали с двух кубиков инъекции, увеличивая каждый день на один кубик. Затем, продержав на повышенной дозе её начинали снова снижать, поэтому курс длился около месяца. В Ленинградской СПБ применяли ещё и электрошоковую терапию, когда два электрода приставляли к вискам и пропускали разряд тока.

   К двенадцати часам дня Миша приходил в себя, его снимали с вязок и сразу давали выпить целую кружку очень сладкого чая. Я был рад видеть брата, он стал меньше топтаться и на лице начала появляться улыбка.Теперь, встречая его на прогулке я видел, что Миша был более оживлённым, чем  раньше, но я не знал, что эта шокотерапия уничтожает целые участки  его мозга. Не знал я, что и от приема галоперидола в течение двух лет вес серого вещества головного мозга уменьшается от семи до двенадцати процентов, что приводит к сильным психическим расстройствам. Сама процедура шокотерапии такой нетерпимой боли, как нейролептики, не давала.По распоряжению врача Миша принимал теперь  шесть таблеток в день. Какими могут быть последствия от инсулина в дальнейшем мы не знали.



                Глава -64.
                Переход в восьмое отделение.

   Стас Улима- это мой новый приятель. Мои друзья политические не могли понять, что меня связывает с этим хитрым дерзким, обладавшим дьявольским умом, уголовником. Он был маленького роста с большим квадратным телом, из которого, как спички из спичечного коробка, торчали тонкие руки и короткие ноги. При этом он был очень сильным и, как обезьяна, ловким. Стас работал со мной на стройке. Его знали все санитары,  надзиратели больницы и относились к нему совсем не строго. Он сидел много раз в лагерях для уголовников и дошел там до самого последнего режима-особо опасного. За что он сидел сейчас, я не знал- то ли за бандитизм, то ли за государственные кражи. Он не верил никому и даже, как он мне говорил, самому себе. Как взрослые могут предугадать поступки маленьких детей так и Стас, как рентген, сразу определял говорю я ему правду или просто хочу поскорей отделаться. На прогулке он часто проводил время с больным Бусько, москвичом, таким же уголовником, как он, прошедшим все режимы. Правда, Бусько был менее энергичен и походил на маменькиного сыночка, от которого только и было слышно, как его матушка хлопочет о его переводе из Днепра поближе к Москве.

   Бусько сидел за бандитизм. Я слушал его рассказы о том, как он из людей вытряхивал деньги, как  ненавидел свои жертвы, потому что они причиняли ему и его банде хлопоты , не желая сразу говорить, где лежат деньги. Своим жертвам он и его люди обыкновенной пилой - ножовкой отпиливали ноги или руки. Часто жена становилась свидетелем пыток мужа или наоборот. Бусько рассказывал, что один «козел», так он назвал жертву, так долго держался и не хотел отдавать деньги, что из его заднего места валил уже дым от вставленного туда паяльника.  Его сообщников приговорили к высшей мере наказания, а Бусько удалось «скосить» на дурака. Теперь ему очень не нравились условия содержания в  днепропетровской больнице и он всё время жаловался. Что у Стаса было общего с этим Бусько я не знал.

   Пришёл приказ, чтобы наше маленькое второе отделение расформировать. Все четыре этажа  бокового корпуса были отданы заключенным, которых свозили  из лагерей. Стас советовал мне просить перевод в его отделение, где заведующей была Нелля Ивановна Слюсаренко, о ней очень хорошо отзывались больные. Я решил пойти на маленькую хитрость, стал просить врача перевести меня на четвертый этаж, где в одном из трех отделений был мой брат. Врачи в тех отделениях были плохие и попадать к ним никто не хотел.

   -Я не могу тебя туда перевести, ты не можешь быть вместе с братом,- сочувственно объяснила мне моя врач.

   -Ну, тогда в восьмое,можно?

   -В восьмое можно.

   Я нехотя покидал своё маленькое тёплое отделение. Восьмое находилось на третьем этаже главного корпуса, вместе с седьмым и шестым отделениями. Мы поднялись на третий этаж, контролер открыл дверь и, оказавшись в гробовой тишине широкого длинного с высокими потолками мрачного коридора, мы прошли мимо палат в самый дальний конец, где находилась ординаторская восьмого отделения. Санитар приказал раздеться догола, чтобы забрать нашу одежду с отметкой второго отделения.

   Медсестра рассматривала нас  как живой товар, пока сестра-хозяйка принесла кальсоны и рубашки. Стас стоял и ждал меня, он знал, что я переведен в восьмое, и сказал медсестре, что забирает меня в свою палату. Никаких возражений ни от медсестры, ни от санитара не последовало. Я такого раньше и представить себе не мог, чтобы больной мог сам ходить по коридорам, да ещё принимать решения.

   Палата, в которой мне предстояло теперь жить, была очень большой. Три огромных окна выходили на сторону следственного изолятора. Три ряда кроватей, приставленные одна к другой, образовывали два узких длинных прохода, в которых, как маятники часов, взад и вперед ходили люди в белых одеждах. У Стаса было хорошее место под окном, и рядом он приготовил место для меня. В палате было сорок пять кроватей, но людей было значительно больше и они спали на деревянных щитах, вставленных между кроватями.

   Впереди было два выходных дня, и их нужно было провести в отделении. Стас обещал, что в понедельник меня выпустят на работу. Больные играли, сидя на кроватях, в шахматы, шашки и домино. Двое больных, полные идиоты на вид, взялись за руки и, как маленькие дети подпрыгивали у двери и танцевали.

   -Это Гриша Мельник,- показал Стас на одного из танцоров,- работал на иранской   границе, откуда и сбежал в Иран. Жил потом в Западной Германии несколько лет, а затем решил вернуться домой. Перебрался как-то в ГДР, где и был арестован. Он с 1966 года здесь.

   -А это Вася Король,- указал Стас на мрачного человека, ругавшегося с радиодинамиком. В годы войны он воевал в Украинской освободительной армии. С пятидесятых годов  сидит. Это он сейчас с коммунистами ругается. Рядом с ним лежит коммунист- Симченко.  Он у себя в украинском селе листовки разбрасывал, подписанные Ленинградским подпольным комитетом партии,- проводил для меня Стас ознакомительную экскурсию.- Завтра я тебе на прогулке покажу Ермака Лукьянова.



                Глава- 65.
                Калмык Ермак Лукьянов.

   Прогулка больных третьего этажа очень отличалась от того, как это было во втором отделении. Людей было очень много, и двигаться было невозможно. Сизое облако табачного дыма стояло в воздухе, а под ногами липкая грязь нечистот прилипала к шлёпанцам. Ермак Лукьянов, гражданин Бельгии, одиноко ходил , проталкиваясь в толпе. Об этом невысокого роста старике с припухшим от лекарств лицом я узнал случайно, когда у санитаров в их стенгазете прочитал статью, где говорилось о больном, прихватившем с собой в туалет полотенце, чтобы покончить с собой, и о спасении его санитаром от попытки самоубийства. Санитар получил за это досрочное освобождение, а этим больным и был Лукъянов. Больные на стройке мне рассказывали, что никакой попытки самоубийства не было.

   Лукьянов получал уколы серы, от которых подымается высокая температура. Он пошёл в туалет с полотенцем, чтобы  его намочить и затем прикладывать к голове. Санитар заметил полотенце и очень сильно за это избил Лукьянова. В больнице больным запрещалось иметь полотенце, но даже то единственное, висевшее у бочка с хлоркой, было очень маленьким для совершения самоубийства. Администрация больницы использовала этот случай, как говорится, делая из кислого лимона сладкий лимонад, переквалифицировав избиение больного в его спасение.

   Лукъянов находился здесь до излечения уже много лет, где- то с конца шестидесятых годов, и подвергался сильному интенсивному лечению всё это время. Он был приговорен к смертной казни по статье «За измену Родине» и через каждые шесть месяцев по решению профессорской комиссии мог быть выписан и отправлен для исполнения приговора. О нем ходили разные слухи. Одни рассказывали, что Лукьянов служил у нацистов, другие говорили, что был в плену у немцев и стал невозвращенцем. Более подробную информацию о нём я нашел значительно позже в воспоминаниях бывшего политзаключенного Михаила Кукабаки. Хочу только пояснить, что Е.Лукъянов был переведен их Казанской СПБ в Днепропетровскую СПБ в конце шестидесятых годов и после выезда Л.Плюща на Запад много политзаключенных   было переведено из Днепропетровской СПБ больницы в спецбольницы по всему Советскому Союзу,поэтому М.Кукабака указывает Казанскую СПБ.

   «Теперь о факте. С человеком, которого расстреляли, я был лично знаком. Три раза, в среднем по 40 дней проводил с ним в одной камере-палате в Сербском. Вот коротко его история. В начале войны Лукьянов Ермак Михайлович - калмык по национальности попал в плен, потом лагерь. Не допытывался, не знаю; может и сотрудничал он каким-то образом с немцами. После войны Лукьянов остался в Бельгии. Работал на рудниках, получил гражданство, женился. Был членом общества Советско-Бельгийской дружбы (с его слов). Когда началась Хрущевская "оттепель", пришел в советское посольство, рассказал о себе и попросил разрешение вернуться на родину. Ему ответили: Вы, мол, совершили преступление в своё время; поэтому возвращение надо заслужить, надо поработать для родины. И Лукьянов несколько лет разъезжал по Европе; фотографировал базы НАТО. Выполнял задания успешно, так как в совершенстве владел немецким и французским языками. Шпионил бесплатно. Лубянское начальство компенсировало лишь дорожные расходы. Наконец разрешение на поездку в СССР было получено. Весь путь до Элисты он проделал на личной автомашине. Разыскал сына от довоенного брака; навестил тех, кого знал раньше или был в родстве.

    Благополучно вернулся домой, в Бельгию. Но после всего увиденного собственными глазами, услышанного от родственников и знакомых о жизни и порядках в СССР - всякое желание возвращаться на родину испарилось. Да и жена-бельгийка против. Куда, мол, поедем, говорит: у нас семья - пятеро детей. Кто-то устроился, другие учатся. В общем, стал г-н Лукьянов уклоняться под разными предлогами от поручений товарищей в "штатском" из Советского посольства.

    Тем бы всё и закончилось. Но после поездки в Калмыкию начал регулярно переписываться с родственниками и новыми знакомыми. Через некоторое время снова захотелось приехать в гости. Ему охотно дали визу. На этот раз взял с собой сына подростка, чтобы познакомить с "исторической родиной". Позднее признавался, что с самого начала почувствовал за собой слежку. После завершения своего визита, в Бресте был арестован. Дальше как обычно: Лефортово и Сербский. Признание больным шизофренией и помещение в Казанскую спец/психбольницу. Это происходило, где-то в 1967 году.

    Впервые встретился с ним летом 1970 года. Моё назойливое любопытство,видимо его настораживало, и я мог довольствоваться лишь фантазиями санитарок об этом человеке. Когда в 1979 году мы снова увиделись, он встретил меня как родного брата. Точнее, как собрата по несчастью. Много чего рассказывал о своей жизни, о Бельгии. Третий раз я увидел его зимой 1982 года. Но это был уже другой человек. Изможденный, дряхлый старик с полностью потерянными зубами. От "лекарств" по его словам. В Казани его нещадно закармливали нейролептиками и Бог знает чем ещё. А главное, угнетённое состояние. Постоянно повторял: "Мишель! меня хотят расстрелять; я это чувствую". Напрасно пытался его успокоить. Мол, по советским законам потолок -15 лет, которые он уже отсидел. Кроме того, он официально "невменяем", и это противоречило бы нашим законам. Всё было напрасно. И у меня появились сомнения в его здоровье. Уж не заболел ли?! Всё-таки 15 лет в психушке...

    Летом 1982 года в лагере, как-то просматривал газету "Советская Россия". Равнодушно скользнул по названию статьи "Изменникам нет пощады". В те годы проходила очередная кампания "никто не забыт" и пропагандистских писаний хватало. Но взгляд наткнулся на знакомое имя. Внимательно прочел "...приговорен к высшей мере... приговор приведён..." и т.д.У меня буквально волосы зашевелились, настолько неправдоподобной, фантастической показалась мне эта ситуация.

    Можно лишь догадываться, как это происходило. Лубянка потребовала от профессоров Сербского объявить Лукьянова сумасшедшим, чтобы упрятать в спец/психушку. Те под козырек. А годы спустя Лубянка посчитала, отпускать Лукьянова опасно - слишком много узнал. Значит надо уничтожить. И приказали "врачам" объявить его здоровым, чтобы казнить "по закону". Те снова под козырек. Если у кого сомнения в этой истории, то не трудно проверить. Младшему сыну Лукьянова в Бельгии, сегодня примерно 50 лет. После ареста отца, оперативники КГБ переправили его вместе с машиной через границу. Наверное, живы и другие родственники, там же в Бельгии.

    Когда профессора из Сербского утверждают, что посылали обвиняемых в психушки, ради спасения от тюрьмы или казни - это правда. Только чья, правда?! Институт им. Сербского в советский период (как, наверное, и сейчас) являлся главным инструментом "по отмыванию" преступлений. По аналогии: как "отмывают" преступные деньги всякие грабители и мошенники.»

    В 1982 году Е. Лукъянова расстреляют.Так закончится его посещение родной Калмыкии.

   Бродил в одиночку по двору и Джони Хомяк, высокий и худой пожилой человек с отрешенным лицом. Он мог остановиться и долго стоять, смотря на небо. В годы войны Хомяк служил в частях СС Галичина. Несколько месяцев назад он был выписан и отправлен в больницу к себе домой в Ивано-Франковск. Там он пробыл два месяца, и его снова вернули в «Днепр». Сидит Джони уже много лет с начала пятидесятых годов.

   Здесь и Гена Черепанов с Ощепковым вместе гуляют. Оба молоды и оба из Союза выбраться мечтают. Уже несколько раз границу пытались переходить и всё время их постигали неудачи.


  Продолжение: http://www.proza.ru/2012/07/15/50