Столяров.
СТАРЫЙ ДОМ.
Ранней весной я бродил по тихим, словно всегда дремлющим, улочкам шахтёрского Партизанска. В миру их называют частным сектором, а я - тихими улочками.
Дома старые, с потемневшим от времени шифером, покосившимся забором и просевшей завалинкой. Почему-то про такие дома я всё чаще стал слышать несправедливое выражение «побитые историей». А почему историей, а не нами?
Меня заинтересовал один старый дом. В нём не чувствовалось «побитое историей» уныние. Нет, нет! Дому не проводили евроремонта. Я видел много домов с евроремонтом, но ощущение «побитости» от них не проходило. А этот... Вышел хозяин, и всё стало на свои места. Дом выглядел так: окладистая борода, улыбчивый рот-калитка, широкий картошкой нос-завалинка, зеленоватые, слегка раскосые глаза-окна, светло-серые продубленные ветрами щёки-стены, едва рыжая, чуть съехавшая набок черепичная крыша-кепка. Точная копия своего хозяина. Вот попробуй, не поверь, что дома неживые.
Засмотрелся и привлёк внимание хозяина. Старик неспешно разлапистой походкой направился в мою сторону. Уходить уже было невежливо, и я подождал.
- Ищешь кого, сынок?
- Да нет, деда. Гуляю.
- Сам ты деда, - старик почему-то обиделся. - Мне всего-то шестьдесят девять! Вот будет семьдесят пять, тогда и зови - деда! Я для тебя дядька или папка.
- Ладно, ладно, дядька! Не серчай! - рассмеялся я.
- То-то, милок! - дед отечески погрозил пальцем.
-То, что стоял передо мной бывший шахтёр, я понял с первого взгляда по вспухшим суставам пальцев, разбитых вибрацией отбойного молотка в забое. Мы поговорили о том, о сём. Поругали, как обычно, правительство. Затем разговор коснулся дома, который, как мне показалось, с интересом смотрел на меня, и я с трудом одерживал себя от дружеского поклона ему. Оказалось, что дом старше меня почти на сорок два года. Его построил ещё прадед хозяина.
Душа каждого свежепостроенного дома рождается в тот момент, когда входную дверь открывают для вноски мебели и вещей. Вот и этот домик проснулся от шума передвигаемой мебели. Человек, которому он был обязан своим рождением, сразу ему понравился. От хозяина веяло силой и добротой. Затем через порог перешагнула жена хозяина с дочкой на руках, и он полюбил их всей душой, всеми своими углами помогал жильцам: где слегка пригнётся, чтоб люстру к потолку хозяин повесил без особых усилий, где угол уберёт, чтоб егоза-девчушка лоб не расшибла. И в дождь, и в лютый мороз дом оберегал своих хозяев. Люди платили ему тем же. Ведь неспроста у русских есть поговорка: «Родные стены всегда оберегут!»
Так незаметно шло время. Девчушка выросла и уехала. Родители скучали по ней, и вместе с ними скучал дом. Наконец дочь вернулась, но не одна, а с черноволосым юношей. Что тут началось! Поначалу дом отнёсся к нему с опаской, но затем гостеприимно распахнул двери. Родители ласково называли юношу «зятюшка». А через два дня сыграли свадьбу. Дом ещё никогда не видел столько гостей у себя. И всех хозяева встречали радушно. Снова незаметно потекло время. Хозяева старели. Груз прожитых лет сгибал их спины. Вместе с ними горбился и дом.
В один из солнечных летних дней калитка распахнулась, и во двор вбежал ребёнок. Дом от удивления распрямился, хрустнув черепицей на крыше. «Кто это?» - подумал он. Когда за малышом вошла его мама, дом от волнения дрогнул стёклами в окнах, потому что мамой была егоза-девчушка, уехавшая после свадьбы. Дом тут же принялся громко скрипеть половицами, чтобы престарелые хозяева выглянули во двор. Через несколь-ко минут комнаты огласили крики радости.
С этого момента дом стал чувствовать себя ещё счастливее. Ему нравилось, как зеленоглазый мальчуган со смешными завитушками на голове топочет маленькими ножками по его полам. За ним дом присматривал гораздо тщательнее, чем за его мамой. Плакал, когда видел слёзы на щёчках малыша, смеялся, слыша чистый детский смех, и дому казалось, что так будет всегда.
Иногда мы - люди очень сильно желаем, чтобы время повернуло вспять. Также и дом хотел, чтобы время остановило свой бег. Но, увы... Мальчик рос, гостил в доме дедушки и бабушки всё реже и реже. А дом старел, хотя гораздо медленнее, чем хозяева.
Однажды хозяин, построивший дом, не проснулся утром. Душа дома заметалась. Он натужно выл дымоходами и печной трубой, жалобно звенел стёклами, но человек не просыпался. Тогда дом, толкнув стенкой кровать, разбудил хозяйку. Она долго тормошила мужа, но... На похоронах дом плакал, как и люди. Его горе было таким же сильным, как и у семьи хозяина. После похорон они все уехали. «Куда? Зачем?» - недоумевал дом. Может, он и не переживал бы, если бы не мальчуган, превратившийся в прекрасного юношу. Когда они уезжали, он вышел последним, оглянулся и дом увидел в его глазах совершенно новую боль и, самое странное, понял, что эта боль касается именно его, дома. Создалось впечатление, будто они видят друг друга в последний раз. Но дом боялся об этом думать.
Через несколько дней, вместе с хозяйкой, в калитку вошёл незнакомый человек с желтоватым лицом, узкими глазами и широким носом. Дому не понравилось, как этот мужчина на него посмотрел. И вдруг услышал: «Покупаю!»
Потрясение дома было велико: «Меня продали!? Продали!? Но как же так?» С горечью глядел дом, как бывшая хозяйка берет какие-то бумажки у незнакомца. «Меня обменяли вот на эти бумажки?!» - дом отказывался верить увиденному. Что-то в этот миг надломилось в его душе. Он познал разочарование, но, тем не менее, верил, что они одумаются и вновь вернутся.
Новые хозяева здесь так и не прижились. Дом не дал. С этих пор он стал переходить из рук в руки. Чего только не пришлось пережить ему. Каких только |людей он не перевидал! И пьянки, и скандалы, и драки с поножовщиной, и наркоманов, и скрывающихся преступников. Он видел, как порядочные люди 'медленно опускаются в грязь примитивщины и безумства. И всё это время он ждал. Ждал и боялся за своих любимых лю-дей.
В конце концов, дом забросили. В него никто не заселялся, да и он не хотел пускать через свой порог чуждых ему людей. По ночам здесь слышно было, как в печной трубе поёт и плачет душа дома, а когда солнечные лучи освещали пустые комнаты сквозь запыленные, треснутые стёкла окон, дом скрипел половицами, вспоминая, как когда-то по ним топотали маленькие ножки забавного зеленоглазого малыша со смешными завитушками на голове. Так шли годы. И с каждым днём надежда неумолимо таяла. Душу заполняли отчаяние и чёрная тоска. Крыша просела, штукатурка местами обвалилась, обнажая бледный скелет дранки на стенах. «Скорей бы развалиться и умереть!» - думал дом. Наконец он, усталый, уснул на целый год.
Разбудил его громкий стук на крыше. Он с изумлением обнаружил, что гнилые забор и калитка аккуратно сложены в углу двора, а на их месте |красуется частокол с резной дверцей. «Что за неугомонный поселенец?» - недовольно думал дом. Человек тем временем спустился с крыши. У него была квадратная фигура, а исходившая него сила и доброта напомнили дому бывшего хозяина. С этого дня дом лишился тоскливого покоя. Дому нравился человек, но он всё же ждал тех, кого любил! Потому иногда пытался досадить жильцу: то гвоздь выставит из половицы, то ступеньку на крыльце провалит... Мужчина с завидным упорством раз за разом перекрывал крышу, но она по прежнему протекала, поскольку дом после проведённого ремонта расшатывал черепицы, и между ними появлялись щели.
Так они прожили год, другой. Человек настойчиво трудился и не желал уезжать. Постепенно дом за это его полюбил. Как-то мужчина, после долгого трудового дня присел на крыльце, ласково положил широкие сильные ладони на перила и прошептал: «Домишко! Родной мой! Неужели ты не узнал меня!»
Дом почувствовал, как на перила и ступени упали горячие слёзы. Он стал присматриваться к этому жильцу и...
Человек находился в том возрасте, когда ему не скажешь, что он стар, но уже нельзя говорить, что он в расцвете сил. Густая борода и крючковатый нос придавали лицу угрюмое выражение, но глаза были добрыми, лучистыми...
О, Боже! Эти глаза! Те самые зелёные глаза, какие были у того мальчугана. Дом с нежностью смотрел на человека. «Да, да! Это его глаза! Но ведь это не он... Значит... Тот малыш вырос и это его сын! Он тоже вырос! И у него тоже есть дети!..»
Если бы дом мог плакать, как люди, он бы плакал, если бы у него были руки, он бы обнял. «Они вернулись! Вернулись! Я знал! Я верил! Милые мои люди! Милые, славные дети! Вы вернулись!»
Дом стал звенеть окнами, скрипеть сту¬пеньками, чтобы дать понять сво-ему хозяину, что узнал его и по-прежнему любит.
- УЗНАЛ!? - прошептал человек.
Затем вытер слёзы ладонью и прислушался.
- УЗНАЛ! Домишко, родимый! - закричал он и засмеялся.
Вот и вся история про старый дом. Я долго думал, как лучше закончить её. Но, увы, у меня не вышло. Мне кажется, что читатели сами завершат её за меня.