С самого утра над ржавым покосившимся флюгером соседнего дома клубились серые облака, каждую минуту образуя новые удивительные ландшафты, на которые я до полудня безостановочно глазел из окошка цокольного этажа. А в полдень, когда я вышел на улицу, где-то в облаках вдруг случилась внезапная прореха, из которой, словно из бойницы средневекового замка, небесные жители выстрелили мне в глаз узким пучком ослепительного солнечного света, и я на несколько мгновений совершенно ослеп. И в тот же момент промочил ноги, ибо море, что вечно крадется за моей спиной, улучило момент и холодной приливной волной окатило меня до колен, оставив после себя неряшливую кучку водорослей, пару мелких макрелей и пластинку янтаря. В ней, этой пластинке, заточен древнейший насекомый зверь, распластавший в стороны свои прозрачные хрупкие крылья. Через этот янтарь я смотрю на свою лампу. Толща смолы в сочетании с крылом дает эффект странной линзы, – в медовом сиянии я вижу астрономический сон Кеплера, где обитатели Луны молча стоят у подножия безымянного еще кратера, застывшие, словно на старинном черно-белом дагерротипе.
Над городом сотни старинных кораблей уходят, купаясь в облаках, куда-то на запад. Прицепив янтарь на один глаз, я гримасничаю им вслед, ухмыляясь. Вдоль линии прилива, хрипло хихикая и болтая всякую чушь, трусит тощий белый пес с рваным ухом. Пора отложить в сторону свою коллекцию зрительных приборов и подремать, скорчившись в кресле.