"Под термином «энергетический вампиризм»
следует понимать такие взаимоотношения между
людьми, при которых происходит силовой забор
жизненной силы, энергии".
(Из газет.)
Понедельник. Жаркое июльское утро. В тесном офисе душно, неуютно. Чёрная рука тоски сжимает моё сердце... Каждый понедельник в десять утра я прихожу к директору, чтобы он отравил мне существование до конца недели. Называется это – «обсудить наши проблемы». Я – не единственный его подчинённый, но «обсуждать проблемы» он предпочитает только со мной. Мы продаём... Тс-с-с! Молчу, молчу! Это – тайна, которую не нужно открывать. Продаём мы довольно успешно. Смотрю на часы – пора!.. Идти не хочется, но я иду, стараясь ни о чём не думать. Открываю дверь, вхожу в кабинет, сажусь. Он - за столом, в руках - четвёртый айпад, на лице - сократовское выражение... Описать директора просто. Чернявый. Толстые, влажные губы. Щёки гладкие. Мясистый, с широкими ноздрями, нос. Лоб высокий, веки треугольные, глаза колючие, уши хрящеватые, торчком. Стрижка идеальная. Одет, как всегда, прелестно. Ботинки острые. Часы швейцарские. Запонки золотые с гранатом. Говорит сухо, с подковыркой.
-Как дела, Скалкин?
-Хорошо.
-Ты мне, Скалкин, не втирай. Советские времена давно прошли.
Намекает на возраст. И так каждый раз! Молчу. Научен: ему моё мнение нужно лишь для того, чтобы тут же, не сходя с места, доказать его ошибочность.
Рассыпчато мурлыкает айфон у него на столе.
-Да... да... да... - говорит он, выходит на балкон и закрывает за собою дверь.
Откинувшись на спинку кресла, жду. Кондиционер на стене волнами гонит холодный воздух. Закрываю глаза. Перед глазами плывут розовые круги. Сидел бы так и сидел, ничего не делая...
Вернувшись, он заявляет:
-Ты, Скалкин, работаешь с прохладцей…
-Я работаю…
Зря! Зря! Он не любит, когда ему противоречат, даже в такой исключительно мягкой форме.
-Как же ты работаешь, - развивает он, нахмурив брови, - если я работы твоей в упор не вижу... Мгм... Ты Дыркину насчёт договора звонил?
Я мог ответить: «Да, звонил». И всё. Точка. Finita. Обсуждение темы на этом могло завершиться. Но я ответил правду: «Нет». И в очередной раз убедился, что честность приводит к неприятностям.
-Как же так?! Это уже ни в какие ворота!.. Я же просил без промедления!? Ты что, Скалкин, мой бизнес хочешь похерить?!
-Дыркин в отпуске, - дрогнувшим голосом поясняю я. - И выйдет не раньше следующего понедельника.
Директор начинает свирепеть. Барабанит пальцами по дубовой столешнице. Тра-та-та... Тра-та-та-та-та... Впиваясь в меня свинцовым взглядом, цедит сквозь выпяченные капризно зубы:
-Кто сказал? А? Не слышу! Дыркин сказал? Ну и что? А если у него планы изменились? Могут у делового человека планы измениться, Скалкин?
-Не знаю.
-Если не знаешь, проверь. Позвони. Самый простой и надёжный способ. Дыркин – один из основных наших покупателей. Потерять его нам никак нельзя. Мне лучше тебя потерять, чем Дыркина. Ясно?
-Ясно, - оглупив лицо, отвечаю я.
С какой такой радости мы вдруг потеряем Дыркина? Смешно! Какое-то словоблудие... Таких заказчиков, как Дыркин, в нашей клиентской базе вагон и маленькая тележка. А если и потеряем? Одним Дыркиным меньше, другим больше. На нём свет клином не сошёлся. Чепуха. Чепуха. Дыркин взят им, конечно, случайно. В качестве повода, чтобы придраться. Но я, естественно, молчу...
-Ничего тебе не ясно! Вчера с работы опять раньше ушёл?
-На пять минут каких-то... - начал было я и смолк, с ужасом сознавая, что подо мной разверзается бездна...
«Дурак! Дурак!» Я нечаянно затронул болезненную для директора тему. Его "фараоновский комплекс" сейчас заявит о себе в полный голос... Ну вот, так и есть! Лицо его медленно, но верно наливается кровью... Он бросает слова зло и беспощадно, и вместе со словами тонкие брызги слюны вылетают у него изо рта:
-Пусть на пять! Но это мои пять минут, мои! Запомни и другим передай! Мои! Они у меня украдены. За эти пять минут можно фирме огромную пользу принести! В общем, так... Каждый день без пяти шесть будешь приносить мне подробный письменный отчёт о проделанной работе с перечислением выполненных задач и времени, затраченного на их выполнение. Ферштейн?
Сделав короткую паузу, он, умерив пыл, примирительно закругляет:
-Ленив ты, Скалкин, как... сивый мерин. Вот и вся твоя характеристика. Сивый мерин! Не густо, брат, но ничего не поделаешь... Большего ты не заслужил.
И он давится от тихого смеха.
-Кха-кха-кха!
Сравнение с сивым мерином задевает моё самолюбие более, чем сравнение с Дыркиным. Отчего – не знаю. В висках стучит... Руки дрожат... Сивый мерин! Я не могу успокоиться. Какой всё-таки примитив! Глупее сравнения и придумать нельзя. Мерин, в сущности, как тягловая сила, невероятно покладист, силён и вынослив. Леность ему приписали ошибочно, равно как и склонность к хроническому вранью. Э-э-х! Если бы я был мужчина, а не тряпка... Но нет! Я – тряпка… Я боюсь потерять работу. Поэтому я – неиссякаемый кладезь для насмешек директора... Прав Пифагор: в жизни, как в зрелищах, весьма дурные люди очень часто занимают наилучшие места... Со страхом и удивлением смотрю на своего мучителя и вдруг куда-то проваливаюсь. Где я? Темно, как в подземелье. Пахнет плесенью. Что-то с головой… Затылок ломит. Пытаюсь открыть глаза. Не получается. Сон? Нет, не то. Свет! Свет! Сердце сжимается в кулак. Жара отступает. Холодок бежит по спине. («Чёрт, опять штампы!») Сквозняк! Откуда? Я боюсь открыть глаза. Но - открываю. Вижу распахнутую балконную дверь. Где я? Часы на тумбочке. На них – семь утра. Картина на стене. «Цветы в вазе» Анри Эдмона Кросса (копия). Люблю пуантилистов… Э-э, так я у себя в квартире? И всё, что было со мной, было, получается, во сне? Такой подробный и совершенно достоверный сон, даже и не верится. Кошмар! Кошмар! Единственно с Дыркиным вышла неувязка. В отпуск он не уезжал. И договор с ним давно подписан. Ладно. Оставим это. Спрашивается: какой сегодня день недели, а? Ну-те, ну-те... Вчера, кажется, было воскресенье. Ага, значит - понедельник! Ну да, понедельник. Две тысячи такого-то года. Выхожу на балкон. На улице – дождь-косохлёст. Небо серо-мутно-жёлтое. Собираюсь на работу. Еду долго, с пересадками. Сначала автобусом. Потом троллейбусом и трамваем. Приезжаю. В офисе духота. Открываю окна. Прохлада медленно вливается в комнату. В десять идти к директору. А, вот и он появляется, машет рукой, зовёт к себе. Иду вслед за ним. Он садится за стол. Закуривает. Выпустив к потолку кольцо сладковатого дыма, многозначительно спрашивает:
-Как дела, Скалкин?
В ожидании подвоха индифферентно пожимаю плечами.
-Должен похвалить тебя, Скалкин, за хорошую работу.
(Что такое?! Это невозможно! Это опять сон?.. Бред! Сказка! Не верю! Не верю! Здесь явно что-то не так. Неужели это сказал он, на протяжении четырёх лет пивший мою кровь, как клещ? Храню молчание: боюсь сказать что-либо невпопад и всё испортить.)
-Дыркин перечислил нам деньги, - продолжает он.
-Очень рад, - тихо отвечаю я, блюдя умеренность в проявлении чувств.
-Я тоже. Теперь у меня нет никаких сомнений, что ты, Скалкин, – лояльнейший и преданнейший сотрудник.
Он встаёт из-за стола, подходит ко мне вплотную. Круглое, опрятное лицо его излучает искренность и благодушие. Он берёт меня за руку, подводит к окну.
-Смотри, - вкрадчиво говорит он, тыкая вниз указательным пальцем. – Этот сивый мерин - твой.
Смотрю туда, куда мне указывает толстый с лакированным панцирным ногтём палец директора. Внизу, на парковке, сияет новенькой краской серый «Мерседес» (С-класс, универсал). Ай-яй-яй! О, кажется, я схожу с ума... Сивый мерин... «Мерседес»... Майн гот! Ура! Ура! Дас ист фантастиш!.. Сердце моё прыгает от радости. Брависсимо!.. Я не верю глазам. И ушам.
-Нравится? – спрашивает директор.
-Натюрлих, - отвечаю я. – Потрясающе!
-Сивый мерин, - говорит директор, цокая языком. – Двести четыре лошади. Разгон до ста за семь и четыре. Это тебе не шиш собачий!
И смеётся.
-Ха-ха-ха!
Кадык у него пляшет, как хвост трясогузки. Я тоже смеюсь. «Ха-ха-ха!» Взлетает вверх игривое эхо. Зычные блики мелькают перед глазами. Я ликую. Но недолго – глыбы мрака заваливают меня...
Прихожу в себя от битья по щекам. Разлепив отяжелевшие веки, вижу: надо мной склонился он, собранный из штампов человек, отрёкшийся на работе от собственной души. Сальный морщинистый лоб. Постные щёки. Размётанные чёрные брови. Обвисшие углы губ. Встревоженные водянистые глаза.
-Ты спишь, Скалкин?
-Нет.
-Тебе плохо?
-Плохо...
-Жара во всём виновата, - говорит он, морщась, словно от зубной боли. – Мгм... Отложим обсуждение на завтра... Воды?.. Валерьянки?..
-Где мерин? – очнувшись окончательно, белыми губами выдавливаю из себя осколки голоса.
-Какой?
-Сивый.
-Какой такой мерин? О чём ты? Успокойся! Нет никакого мерина.
-Как нет?! – угасая, спрашиваю я, встаю с кресла и ныряющей походкой направляюсь к окну, в котором павлиньим хвостом полыхает солнце...
2012