КВД - 1-Когда Встречаются Двое Ноктюрн

Николай Ломачинский 2
                Н О К Т Ю Р Н
                …"Она дала мне от дерева, и я ел"…
                /Бытие,Библия./


      Когда Встречаются Двое – мир обыденности просто исчезает, не находя питательной среды между влюблёнными полюсами.
      Когда  Встречаются Двое -  мир удивительно преломляется в их радужных мечтах.
       Когда  Встречаются Двое – мир живёт только для них двоих.
       Когда  Встречаются Двое, то это просто святая – святых; Материи, Пространства и Времени – Отца, Сына и Святого Духа!..
        Когда Встречаются Двое, то хочу, чтобы среди вас, Люди, не было невежественных мещан ищущих низменных, животных ощущений для своих жалких человекоподобных существ.
        Когда Встречаются Двое, постарайтесь найти в них духовную чистоту Ромео и Джульетты, огонь Антонио и Клеопатры, веру и преданность Пенелопы и Одиссея, великую страсть царицы Тамары, святую непогрешимость Марии!..
        Когда Встречаются Двое, то помните, что это всегда вы Вчера, Сегодня и Завтра.
         
         Прежде чем рассказать о маленьком экзотическом эпизоде огромной Вселенной, я хочу попросить вас всех о человеческом внимании к рассказанному.
         Я специально начал с пафоса, чтобы подстраховаться от пошлости, «чернухи» порнографии и банальщины, которое, к сожалению, ищет невежественное мещанство, когда встречаются  двое.
         И так…

                Н  о  к  т  ю  р  н               

                /пос. Еланчик  близ г. Новоазовска Украина,/

       
       Разгорячённый и удушливый закат, припечатанный к западу золотым диском солнца, медленно сползал за обуглившийся степной горизонт.
       Мы ещё ощущали его тяжкое дыхание на своих загорелых  лицах, но уже без чувства сожаления следили за тем, как он, не в силах  снять с себя рокового исхода, цеплялся за редкие пылевые облака, предвестников южной ночи.
       Те бесшумно сопровождали в небытие ещё один неповторимый день необыкновенной планеты в невероятном мире.
      Изнурённые жарой угасшего дня мы продолжали сидеть в некотором оцепенении у самой кромки мокрого ожерелья ракушек, что протянулось вдоль линии воды. Едва заметные волны неохотно выскакивали из уставшего моря и бесшумно пробегали мимо нас. Они на ходу переворачивали ракушки и выискивали в каждой  корм для своих рыб, которые в нетерпении выпрыгивали из воды и вновь исчезали в зеленоватой синеве отполированной поверхности моря. Усталые,  насытившиеся чайки медленно летели в глубь степи на ночёвку, никак не реагируя на вечернюю игру рыб. Навстречу им, освобождая провисшие, чуть ли не до земли, провода, уносились в заморскую неизвестность далёких стран   тысячи и тысячи ласточек.
        Я оглянулся. Степной небосвод неуклонно сгущал свои закатные краски и, с минуты на минуту, готов был предоставить холст Малевича для Творца. Там за посёлком поднимались густые клубы чёрного дыма. Я подумал, что кто-то поджёг камыш. Душный воздух не двигался, но клубы дыма, как-то странно закручиваясь, понеслись в нашу   сторону. Тут-то  я  понял, что  это  комары.
        Видимо, почувствовав спасительную прохладу от моря, они спешно покидали заболоченную низменность, которая  за ночь не  успевала остыть.
        Я невольно поёжился от кровососного нашествия. Но к моему удивлению, мириады комаров, отплясав с минуту свой замысловатый ритуал, вдруг уносились прочь в поглощающий сумрак, уступая необычное святилище над нашими головами следующим семействам,  терпеливо ждавшим  своей очереди в тёмных камышах.
        Мы, затаив дыхание, терпеливо сносили их примитивное заблуждение, тем более, что они, видимо поглощённые своими миграционными проблемами, нас просто не замечали. Одним мини смерчем за другим они спешили навстречу неведомому, а мы оставались на месте, хотя мысленно летели, бог знает куда.
Подобно жрецам, мы ждали царицу ночи, накануне обещавшей явиться к нам во всём великолепии своего полноликого положения. 
        Наступающая ночь ещё тушила чадящий испарениями закат, а земля, страшась смоляной темноты, спешно зажигала на противоположном берегу лимана первые неоновые звёзды. Они слившимся ожерельем светящихся бусинок отделили черноту моря от черноты неба, не давая нам очутиться в непроглядной мгле первозданного хаоса. Вслед за ними, недосягаемый космос, стал торопливо зажигать свои вечные маяки, маня к себе тех, кто не сомкнул глаз.
        Вот зажглась одна звезда, вторая, третья…
        Где это видано, чтобы провинциал мог тягаться с самим самодержцем Всех и Вся?
        Уже через минуту, другую весь небосвод сверкал во всём, Его Величество, Великолепии, а жалкий выскочка беспомощно прижался к самой кромке воды, ища союза и поддержки у зеркального отражения моря.
        Духота ещё удерживала в своих объятиях неподвижный воздух, и всё же, к нашим ногам из-под рыхлого,  но  надёжного  слоя   песка  стала  просачиваться ощутимыми струями долгожданная освежающая прохлада.
        Чернота ночи поглотила последние краски дня. Звёзды тут же рассыпали свои зодиакальные узоры на предоставленное полотно. Комары тоже исчезли или их не стало видать в кромешной темноте.
        На противоположном берегу лимана, маяк заботливо указывал нам, где именно ждать выхода ночной владычицы. Задолго до своего коронного выхода Луна высветила добрую половину звёздного неба и для большего эффекта старательно  затушевала южный блеск звёзд.
        Заворожённые магическим свечением, исходящим из-за горизонта и из глубин собственной фантазии мы чуть дышали, боясь нарушить кульминационный момент неземной красавицы ночного неба. Мы даже музыку в приёмнике приглушили, чтобы не исказить лунной сонаты из морских аккордов, ритмично навевающей нам свою непостижимую мелодию.
        На какое-то мгновение мир замер, остановленный вселенским дирижёром. Мистически погас маяк. Неугомонный радиоприёмник и тот умолк, прислушиваясь к нежнейшим звукам сонаты, в которых едва улавливались взволнованные удары наших сердец.
        Не выдержав в одиночку ночного напряжения, я обнимаю и прижимаю к своей груди Иру, оцепеневшую в ожидании, чего-то всерхестественного. Она не сделала попытки отстраниться от моих объятий, а лишь слегка откинула голову назад. Своими сухими и опалёнными губами я слегка прикоснулся чуть приоткрытых губ. Они были такими же сухими и жаркими. Едва наши губы соприкоснулись, как я мгновенно почувствовал, что её дыхание дрогнуло.
        Волнение  быстро растеклось по горячей черноте кожи, возбуждая меня.
Я заглянул в её глаза.
        На фоне магического блеска чёрных зрачков неожиданно вспыхнул «жёлтый карлик».
        Я повернулся в ту сторону, где должна была взойти Луна-покровительница наших тайных мыслей и желаний.
        От наших ног и до самого горизонта бежала по воде тончайшая филигранная дорожка из лунного серебра. За тонким чёрным барьером показалась диадема таинственной Селены. В её колдовском свечении и вовсе померкли земные и космические созвездия.
        Начиналось лунное светопреставление, которое дано человеку увидеть, лишь один раз в своей жизни, да и то не каждому.
        Вот показались магические, вечно грустные глаза с кратерными зрачками, завораживающие землян до глубины души. Следом всплывает тонкий матовый нос, вдыхающий душный воздух земной степи. Появившийся полуоткрытый рот так же сух и опалён, как и у нас с Ирой. Слегка покачиваясь в мареве ушедшей жары, Луна взошла над горизонтом во всей своей неописуемой красе. Для нас это был триумф гармонии Тьмы и Света во всей Вселенной.
        Почуяв, что где-то рядом творится чудо, наши сердца бешено рванулись на свободу, ничуть не беспокоясь о том, что могут разнести свои тела в клочья. Под напором юной крови её упругая грудь игриво ускользала из-под моей дрожащей ладони. Она сосками, как набухшими ростками норовила прорваться сквозь влажные пальцы к моим губам, к ночному горячему воздуху, к золотящему лунному свету. Доверившись мне, ночи и Луне Ира  запрокинула голову до самого покрывала, на котором мы сидели.
        Преднамеренное  расслабление  у женщин от природы. Оно тут же подкупает и мгновенно соблазняет мужчину. Оно, как бы предоставляет право первого хода в любовной игре, и в то же время проверяет потенциальные возможности выбранного партнёра. Сознание моральных и этических догм относительно сексуального поведения женщины сводится к нолю.
        Мужчина с нормальной психикой – эгоист, в лучшем смысле этого значения. Это Табу для женщин и она, инстинктивно, не нарушая его, заигрывает с партнёром. При  удачном  начале, женщина  затевает игру  в поддавки, а финал любовной сцены полностью берёт на себя. В противном случае это будет насилие.
        Поддерживая левой рукой изогнувшееся дугой тело девушки, я целовал его, а свободной рукой  ласкал.  Целуя в засос её шею, мочки ушей, губы, соски грудей и другие эрогенные точки на её теле, я чувствовал, что доставляю ей начальный кейф для входа в экстаз. Под непрерывным потоком поцелуев её дыхание учащалось с арифметической прогрессией. По горячему телу пробегали волны возбуждаемой дрожи. Я осторожно опустил девушку на покрывало и вытащил из-под спины вспотевшую руку. Выгоревшие на солнце волосы рассыпались вокруг её головы и замерцали лунным блеском.
        Почувствовав под собою мать-Землю, Ира преобразилась.
        Сквозь узкие щели чуть приоткрытых  век  блеснули  её глаза, а в уголках рта затаилась нежная, одурманивающая улыбка - улыбка самой Венеры. Она грациозно протянула ко мне свои руки, обняла меня и крепко прижала к себе.
        Теперь я был не только в её руках, а всецело принадлежал ей. Для взаимного выигрыша я обязан был незаметно отдать все свои козыри в её руки и тем самым сделать это милое и хрупкое создание козырной дамой в нашей игре.
Опьянив меня соком и п;том своего юного тела и скрывшись от моих назойливых глаз, Ира стала целовать и ласкать меня.
        Мы были чисты перед природой. А до человеческой мозговой эквилибристики догм нам никакого дела не было. Мы просто любили друг друга по тысячелетним законам, унаследованными нами от Адама и Евы, и были награждены ею сполна.
        Перевернувшись на спину, я положил правую руку себе  под  голову, а  левой  обнял  замершую  девушку. Она лежала на боку, положив свою головку мне на грудь и левую ногу на мои ноги. Слегка укрывшись   свободной половиной покрывала, мы отдыхали под музыку неведомых радиостанций и думали каждый о самом сокровенном.
        Я, не отвергнутый ею, почувствовал себя сильным и мудрым. Теперь я мог смело дополнить свои дневные впечатления, как о себе, так и обо всём мире. У нас было ещё уйма времени и на отдых, и на любовь и на осмысление всего происходящего с нами в эту незабываемую ночь.
        Луна ещё не поднялась в свой зенит, но это не помешало ей ярко освещать побережье до самого горизонта лимана. Тёмная поверхность воды мирно отдыхала в полусне.
        Удивительно, но до сих пор нас никто не потревожил в этом, довольно людном месте. То ли очень яркое полнолуние и духота разморили и усыпили всех людей, то ли и другие в эту волшебную ночь были заняты любовью. Всё возможно!
Глядя на огромный сверкающий  диск над собою, меня потянуло на размышление и на философию.
        Любое действие рождает тему. А паузы даются для философского анализа возникающих вопросов и для творческой фантазии. Ощутив  вокруг себя мир и покой, я неожиданно вспомнил, что имя Ира с греческого и есть Мир и Покой! И не удивительно, что при первой встрече с ней я ощутил неожиданную уверенность и спокойствие в себе. Возможно это совпадение – случайность короткого времени? Но так же допустимо и то, что греческая Irene была сотворена из миллионов случайностей короткого времени удерживаемых ею дольше других женщин.
        - Ты любишь меня? – вдруг тихо спросила она.
       От неожиданности я даже приподнял голову, чтобы посмотреть ей в глаза.
       Мужчины действительно неисправимые эгоисты!
       Ведь она, как истинная женщина, наверняка, думала о себе в тесном сочетании со мною! А я, получается, грезил или фантазировал о своей мужской персоне только рядом с нею.
        Мне, как и библейскому Адаму, надо было отвечать за своё грехопадение не кому-то абстрактному, а женщине.
        Я глубоко вздохнул, как бы собираясь с мыслями.
        - Да. Я  люблю тебя! – ответил я после некоторой паузы, и сильнее прижал её к себе. - Я преклоняюсь перед тобою, как перед богинею и принимаю тебя со всеми твоими прелестями и странностями! – добавил я уже помимо своей воли.
        Я понял, что это уже было лишним, но отступать было поздно.
        Воспользовавшись  таинственным Покоем  и Миром моей девушки, я уже не мог совладать с соблазном мужского эгоизма и, сломя голову, бросился в философию или  демагогию самовыражения.
        - Я искренно тебя  люблю! – уже без всякой опаски, включился я в магическую игру слов.
        - Я сейчас хочу говорить тебе, и буду говорить тебе только льстивые слова. Хотя я способен и проклясть тебя, как женщину всеми святыми и, бог знает, ещё кем. Я хочу, чтобы ты в эту ночь отдалась мне полностью, до последней секунды и притом не требуя взамен ничего, даже пустяшной безделушки на память.
        После этих слов, Ира приподняла голову, заглянула мне в глаза и загадочно и мило улыбнулась, восприняв мою овидиевскую подстраховку своего «Я» по-своему.
        Помимо своей воли я стал распаляться в своей игре-откровении, забыв о соблюдении каких-либо правил.  Она же, с широко открытыми глазами и чуть приоткрытым от удивления ртом, слушала меня, не зная, как надо поступать в этом случае и лишь   изредка  кивала  головой, не  то, соглашаясь  с  моими откровениями, не то, делая вид, что понимает меня, но не всё.
        -Видишь ли, я искренен перед тобою, как перед самим собою. Но я вру тебе так, как играю в откровенность!..
        Её глаза расширились до предела и походили на круглые стекляшки больших «говорящих» кукол.
        -Даже открываясь тебе, милая моя Иришка, в том, что я вру и играю в откровенность, я всё же продолжаю безбожно врать и играть. Это может длиться всю ночь, утро, завтрашний день, месяц, год… До тех пор, покуда это будет, как бы сказать, кормить мои душу и плоть.
        -Я искренне люблю тебя Ира! Ты веришь мне? – сбиваю я её с толку неожиданным куль битом слов.
        Она утвердительно кивнула.
        Я поднял свою голову и поцеловал её в сухие губы.
        -Вот видишь, ты веришь мне, а я продолжаю петь тебе свою песенку. Я вру не только тебе. Я обманываю друзей, близких, знакомых. Перед незнакомыми людьми я тем более не бываю откровенным. А значит, тоже вру и им. Я никогда не доверяю первому впечатлению. Почему вру? Очень просто! На подсознательном уровне, мне врёшь ты!.. Удивляешься? Я знаю, что мне врут те же друзья, знакомые, близкие. Все люди бес конца врут друг другу. Да, что там люди! Мне врут погода, природа, время, надежды, планы, перспектива… Мечты и те обманывают постоянно!
        -Видишь ли, - нёсся я в неведомую пропасть отношений, - чтобы избежать такого порока, надо, до гениальности, всё знать и во всём разбираться. В противном случае, мы обречены бес конца, ошибаться, а значить – врать. Разница между этими двумя словами лишь в том, что когда ошибаешься или соврал, то это часто происходит случайно от незнания исходных данных во всех их тонкостях. Но когда узнаёшь о своих  заблуждениях, то признаёшься в содеянном. Беда тому, кто пытается завуалировать свои ошибки всевозможными способами. Беда!
        - Я люблю тебя сейчас, как никого другого! – ты мне веришь? – тихо сказал я и крепко прижал её к своей груди.
        Ира вдруг вздрогнула всем телом, словно пробудилась от крепкого сна и нараспев ответила: - Да - а – а!
        Её огромные глазища пробудившейся куклы всё ещё ассоциировались со стекляшками, но уже без магического гипноза. Я почувствовал, что она сейчас готова верить мне во всём потому, что в ней пробудилась отдохнувшая плоть женщины, рядом с которой находится голый, горячий мужчина, которому она ещё днём отдалась в своих игривых, тайных мечтах и лишь нетерпеливо ждала этой лунной, душной ночи, где её мечты не должны были быть обмануты. Покрываемая поцелуями Ира плавно откинулась навзничь, и мы сразу лишились единственного прикрытия от любопытного мира.
        Луна зависла над нами в выгодном для меня ракурсе. Она сверху освещала только контур моей лохматой головы и, как бы создавала вокруг неё ореол лика святого. Но Ира вряд ли усмотрела во мне святошу с иконы. Она, как и в первый раз закрыла свои глаза, доверившись лишь чувствам своего юного тела и генетической памяти унаследованной  ею от самих Евы и Венеры.
       Услужливый радиоприёмник на какое-то время окружил обнажённую парочку влюблённых  зарубежной музыкой интима и душевного сладострастия. Он надёжно скрыл наше любовное ложе невидимым балдахином, ниспадавшим до песка от самого овала Луны.
       Мы вновь почувствовали  головокружительную земную слабость от оргазма, выменянную нашими библейскими Родителями  на бутафорский рай.
       Несколько минут мы лежали на спине, глядя в упор в глаза одинокой Луне. В её извечно грустном взгляде, мне вдруг померещился взгляд горгоны Медузы потерявшей за тысячелетья космического одиночества магическую силу  красоты и страха, некогда превращавшую всё живое на своём пути в камень.
Я закрыл глаза. Но Луна, рассыпавшись на множество зеленоватых кружочков, продолжала отвлекать моё сознание от притихшей на моей руке земной соперницы всевозможными ассоциациями виденного и слышанного мною в жизни до сегодняшней ночи. Эти плывущие сверху вниз лунные блики внутреннего светильника неожиданно навели мою память на Евтушенковскую  «Ардабиолу». Не соображая, зачем и как, я вслух пошёл по её лабиринтам в поисках эфемерной Истины.
        - Ты знаешь, что такое ардабиола? – неожиданно спросил я, притихшую, как бы задремавшую девушку.
        - Нет. – Тихо ответила она, - наверное, что-то из средневековья, - сделала ударение на последнем слове.
        Я мог бы не спрашивать. Знаю же, что этому юному творению матери Природы нет никакого дела до, какого-то  там Евтушенко, а тем более, до его  проблем. Но удержаться уже не могу. Паузу надо заполнять либо сном, либо заумными речами. Тем более, что Ира и днём то всё больше смеялась и молчала.
        - Быть может, слово родилось в те времена. У Евтушенко же, это оригинальное, но потерянное лекарство от физиологического рака.
        -А разве бывает другой рак? – спросила она.
        -Думаю, что да. Хотя не уверен. – Пошёл я по тёмным лабиринтам ассоциативной логики и просто фантазии, крепко ухватившись за конец Ариадновой нити, - Опухоль души. Ты, когда-нибудь замечала, что многие люди с годами черствеют и становятся желчными и порой невыносимыми?
        -Я, как-то не задумывалась об этом и никогда не сравнивала хамство с болезнью тела.  Мне, казалось, что рак болезнь стариков.
        Чтобы выйти из лабиринта Героем надо не только туда попасть, но и с риском для жизни поплутать по его коварным ходам и закоулкам.
        Задав девушке абстрактный, а если честно, дурацкий вопрос, я тем самым провалился в одну из ловушек лабиринта и теперь, в кромешной темноте, стал соображать о спасительном выходе.
        - А мне чертовски не хватает этой ардабиолы для души. – Осторожно потянул я невидимую нить.
        Краем глаз, я взглянул на Иру. Она смотрела на Луну и, казалось, не слушала меня. Мне это было на руку.
        -Перед отъездом домой, я с Володей ( Это мой друг в Ленинграде ), - потянул я нить уже уверенней, - зашёл в Морской собор. Я уже привык к культовым «пупкам»  на нашей земле и не искал белых пятен в их архитектурных стилях. Да и не мне, дилетанту быть Колумбом в их гулких, и в то же время глухих стенах. Накануне я успел прочитать рассказ Евтушенко и, по ходу нашей экскурсии пересказал ему смысл повествования. Несмотря на сотни колеблющихся язычков огня исходящих из тонких и толстых свечей, чем-то схожих на кости, сожжённых на кострах людей, в зале было довольно сумрачно и душно. Вроде бы привычная картина, которую я наблюдал сотни раз. И вдруг я остановился и замер поражённый «белым пятном»  в образе Христа, мученически вытягиваемым свои распятые руки и ноги над адским свечным костром, зажженным верующими по воле Отца его, куда он, Сын Божий, никак не думал попасть в роли вечного грешника. А две жирнючие, кручёные свечи, очень схожие на пару закрученных ливерных колбас советского производства и подвешенных в виде наживки  на обманчивый язычок блесны, горели под самыми пятками подвешенного Спасителя, пытаясь дотянуться до двух тёмно-красных, запёкшихся  фитилей стекавших около двух тысяч лет из-под кованых гвоздей, чтобы сжечь опаснейшего свидетеля христианства изнутри и дотла.
        Я вновь взглянул на Иру.
        Она смотрела на меня широко открытыми глазами, а в них, не двигаясь, светились два белых пятна. Нет, нет! Это было лишь чёткое отражение лунного диска. Живые пятна в её глазах были больше похожи на двух крошечных солнечных зайчиков не пожелавших расстаться с её красивыми глазами даже глубокой ночью.
        Я улыбнулся при этой мысли, но девушка, заворожённая моими словами, не заметила моей улыбки.
        «Счастливая!» – позавидовал я в душе.
        Я неисправимый материалист! Но и материалисты, попадая в темноту, нет-нет, да поспешат зажечь свечу, не задумываясь над коварством первозданного состояния Мира.
        -Тысячи раз, виденный мною Христос, - пошёл я по лабиринтам уже уверенно, - вдруг больно резанул своей ослепительной, как бы обескровленной  белизной по моим глазам, едва успевшим адаптироваться к тёмно-зелёному пространству помещения. Это уже был не жалкий, издыхающий судьишка  душ человеческих, ждущий не один век своего кровожадного возмездия вампира-садомазохиста над собственной  плотью, размноженной по воле его же Отца в миллиардных тиражах и расхозяйничавшей в его, святая святых, Вселенной. Это, представляешь, для меня была ар-да-би-о-ла!
        Я чувствовал, что путеводная нить меня не обманывала и  время, отпущенное мне на отдых, ещё не закончилось.
        -Не удивляйся! – пошёл я  на  выход, - Я  знаю,  что  ты сейчас не всё понимаешь. Если честно, то я сам ещё не во всём разобрался и вот, рассказывая тебе о забытом зелье, я как бы проверяю себя на способность в логическом осмыслении нежданных ассоциаций происходящих с нами под этой загадочной Луной.
        Ира кивнула в знак понимания. Но лунные зайчики предательски прыгнули под черноту ресниц от нежелательного ответа и тут же вернулись, поняв, что я вовсе не желаю признания их в непонимании.
        Пользуясь благосклонностью её затуманенного сознания, я продолжал «петь» сам для себя, залезая, на свой страх и риск  в философские дебри.
        Когда же я заговорил о смерти, которую можно, если не убить, то хотя бы подольше оттолкнуть от своего отмеренного века, я заметил, как зайчики вновь прыгнули под спасительную черноту  «понимания» своей хозяйки.
        Я впервые видел такое загипнотизированное внимание противоположного пола, будто я,гадая  по звёздам, приоткрывал ей дверь в будущее её Судьбы, выпавшее ей по жребию среди четырёх миллиардов претендентов.
        Луна гигантским диском зависла над нашими телами, забыв в этот момент о закодированности своей орбиты в пространстве и во времени. Видимо  и ей, несмотря на свои космические размеры и возможности, чисто по-женски, друг захотелось услышать, что-то о себе пророческое. Ведь и она принадлежала к тем белым пятнам, которым всегда нужны свои Колумбы.
       Переведя взгляд с Луны на Иру, я неожиданно вздрогнул.
       «Боже мой! Да она, покрытая бархатным загаром, покрывалом и темнотой, тоже была белым пятном для меня, - пронеслось в голове вслед за дрожью, - А я для неё, кто? Колумб или белое пятно? А вдруг я тот фарисейский канцероген, что с алчной цепкостью впился в белизну её юной души и садистски упиваюсь властью над ещё одной жертвой безжалостного невежества – МОЁ?»
       От столь жуткого сравнения двух «Я» в своей смертной скорлупе, я на мгновение потерял нить логического мышления.
       «Всё-таки во мне не беспочвенна канцерофобия, коли я так испугался собственных мыслей. Видимо рак, как-то сумел незаметно вцепиться в мою душу намертво, как клещами»- подумал я, умолкнув на какое-то время.
       Воспользовавшись некоторой заминкой в моём рассказе, Ира потянулась.
       Упёршись коленками в моё бедро, и проведя горячей ладонью по моей груди, она напомнила мне о сгоревшей коже на моём теле и возбудила волну мелкой дрожи.
       Я так увлёкся абстрактной демагогией, что не заметил то, насколько далеки и противоречивы душа и плоть от природы. Пока мысль искала белые пятна в своих рассуждениях, тело же, не в силах находиться рядом с другим полом в состоянии длительного покоя, мгновенно воспользовалось заминкой души и быстро отреагировало на манящие знаки другого тела.
       Опережая неразворотливое эгоистичное мышление, моя рука самопроизвольно прижала вздрогнувшую девушку к телу. Другая, тут же уловила всколыхнувшиеся удары её сердца под ладонью. Подчиняясь её  интимному желанию взять покровительство над моим телом для обоюдной выгоды, я интуитивно,  а заодно и по инерции, успел ещё переоценить эфемерную могущественность Души и грешную падчерицу сознания – тело, взлелеянное неведомыми Творцами на Трёх китах – Материи, Пространстве и Времени. Та же премудрая  и вечная интуиция предостерегла меня от преждевременного «Слова» при закате солнца. Не то мы с ней, разойдясь от Скуки, давно бы смотрели сны каждый в своей палатке, так и не дождавшись восхода Луны и нашей таинственной и неповторимой ночи.
        Не стану расписываться за всех. Но думаю, что таким, как я довольно проблематично получить полнейший кейф на любовном ложе, даже под сильным допингом алкоголя. Мешают мозги!
        Природа-матушка, выведя нас на сознательную ступень развития, не застраховала от назойливого аналитического мышления даже самую сокровенную и уязвимую часть жизни Человека. Сколько же за тысячелетья грязи вылито завистливым  Духом на платоническую Любовь тела? И всё из-за того, что Дух бесплотен и всецело зависим. Даже при оргазме он толкает сознание к пошлым  ассоциациям, чтобы хоть в чём-то унизить матрицу рода человеческого, на которой он паразитирует сполна и безнаказанно.
        Это было ещё одно белое пятно, подкинутое мне духом, над которым я задумался, расслабившись после затянувшейся зрелой Любви двух повзрослевших на целую вечность людей.
        Распластавшись на покрывале, я в упор смотрел на мерцающий лик Луны, но зрительная информация от неё шла мимо  ЭВМ  моего мозга, как вода в песок. Мне сейчас хотелось проникнуть в мысли моей подруги ночи так же смотрящей на Луну. Я закрыл глаза и попытался хоть на миллиграмм перевоплотиться в её мозговую плоть для анализа действий выбранного ею партнёра.
        Увы! Богу богово, кесарю кесарево! И я не стал исключением.
        -Пойдем, искупаемся, – услышал я её спокойный и в то же время осторожный голос.
        Я открыл глаза.
        Она сидела на корточках, ничуть не стесняясь своей наготы. Она знала истинную Цену притягательной прелести линий своего юного тела и с хитрецой в уме козыряла этим по праву избранной любимицы Природы. Поднявшись в полный рост, Ира посмотрела в непроницаемую черноту морской дали, затем отряхнула с белых ягодиц искрящийся песок и, повернувшись ко мне с загадочной улыбкой, пошла к воде.
        -А вода, как парное молоко! - нараспев, сказала она.
        Я  встал и так же нагишом пошёл вслед за нею, как за Мессией.
        Вода и в самом деле оказалась тёплой, даже теплее наших, малость поостывших тел. Вокруг ног запрыгали серебристые лунные плотвички отражений. Невидимый простор мелководья скрывал нас от случайного бессонного любопытства. Илистое дно, нашпигованное ракушками, стало союзницей в наших  интимных помыслах. Наступив несколько раз на вездесущих перломутровиц, Ира наигранно вскрикнула, и протянула ко мне руку. Я тут же подхватил её на руки. Оказавшись в выгодном положении она нежно, но цепко обвила руками мою шею. Я приподнял её чуть выше и поцеловал в губы. В знак благодарности она мило улыбнулась мне и ответила лёгким поцелуем.
        С первыми шагами по мокрому - «аки посуху» наши тайные мечты были осуществлены; по-крайней мере, её замысел, оказаться у меня на руках. Я с удовольствием стал разрезать уснувшую гладь моря в поисках глубины и уединения от случайностей.
        Вода едва доходила до колен, а невидимое дно, всё усеянное не спящими моллюсками, как нарочно решило испытать меня на подлинность моего пола сильного и выносливого. Я шёл в бездну мрака, широко расставляя ноги, и путь до купальной глубины тянулся и тянулся. Казалось, что я не иду куда-то, а проваливаюсь в бездну. Вода по миллиметру набирала нужную глубину. В довесок к этому, мой путь несколько раз пересекли полосы  лечебной грязи, по которым я уже не шёл, а скользил с ценной ношей на руках. Эти проблемы были «интересны» лишь для моего вездесущего мышления, отчего они, крутанувшись в моём сознании пару раз, тут же оседали в память вроде интеллектуального ила, не загружая интимный фарватер в полнолунный час любви. Имея всего пару часов, мы, слившись воедино и телом и душой, шли этой ночью, как первозданные люди. Под лунным освещением из одного Мира в другой, наши души были чисты до захода солнца. Они и теперь оставались незапятнанными в диалектическом мире ночи.
        Ведь ВСТРЕТИЛИСЬ Двое! Совершеннее ничего не было, нет, и не будет! 
        Pro Forma!
        Всемогущественное христианство и то, на случай глобального кризиса вероисповедования землян, как запасной вариант для своих догм, возле /1+/ Марии подтасовало /1-/  Иосифа, а не /1+/ женщину.
        Отвлёкся. Извини милая!
        А милой  /1+/ нет дела до моих не то святых, не то крамольных мыслей. Она блаженствует, грезит и ищет повод сократить затянувшуюся паузу пути. Для этого нужна была какая-нибудь опорная точка в её затее.
        В полутора сотне метров от берега Ира вдруг вздрогнула и слегка поджалась на руках обвивших мою шею. Я подумал, что это от резкого всплеска воды, доставшем её тело снизу. Забывшись, я незаметно ослабил мышцы рук и невольно подставил так необходимую ей точку опоры. Наконец сообразив, в чём дело, я уже нарочно опустил правую руку, на которой секунду назад беззаботно, как бы во сне, покоились Ирины ноги. Всё завтрашнее тут же растворилось в   не менее тёмном мраке памяти, мгновенно обесценив для меня.
       Какие там перламутровицы, глины с их предательской скользкостью, бесконечности мелководья, эфемерные размышления в оправдание своего «Я», когда мы дошли до необходимой точки опоры на жизнь, оставив за спиной целую вечность убаюкивающего бездействия?
       Вторично почувствовав под ягодицами контакт с невидимой опорой, Ира уже не вздрагивала. Она неожиданно забила ногами по воде, подымая вокруг нас фонтаны из лунного стекла. Я уже не осторожничал в шаге, опасаясь упасть в воду раньше времени с бесценным грузом на руках. Я понял, что мы с ней уже находимся на той самой глубине лимана, соблазна и откровения предстоящих наслаждений от любви.
       Я пошёл раскованнее и быстрее. В такт шагов я раскачивал её на руках так, чтобы она чувствовала толчки снизу по всей коже ягодиц. Окатывая  себя и меня с ног до головы брызгами потревоженной воды, Ира норовила на ходу поймать неуловимого проказника и зажать его между ног. И когда ей это всё же удалось, она громко засмеялась от удовольствия, но тут же смолкла и замерла.
       Я приподнял свою бесценную ношу на руках и осторожно освободил из горячих мягких тисков свою точку Опоры. Затем  плавно опустил  Ирины ноги в воду. Левой же рукой плотнее прижал девушку к своей груди.
       Почувствовав под ногами дно, Ира ойкнула. Не разжимая на моей шее своих рук, она спрятала своё лицо у меня на плече, окутав половину моей спины наэлектризованными локонами волос. По её телу пробежала мелкая дрожь. Ира глубоко вздохнула и выпустила в моё плечо тёплый щекочущий воздух, отчего её дрожь передалась моему телу. Я почувствовал запах её волос - дурманящий запах её волос отливающих тусклым светом. Уткнувшись лицом в их неземные сплетения, я свободной рукой обнял свою русалку за талию и, ещё крепче прижал её упругие бёдра к своим, давая тем самым почувствовать ей, что мы очень близки друг к другу, но всё же нас разделяет, что-то невидимое, скрытое  под  водой  между
нашими дрожащими телами.
        Плавными, полуигривыми, но упругими движениями горячих ладоней по девичьей спине, я постепенно опускаю свои руки к двум полусферам, скрытым от взора и сжимаю их так, что чувствую, как они расходятся под водой.
        Соскользнув пальцами чуть ниже и ближе к разрезу двух половинок, я уже зажимаю упругие ягодицы, снизу ощущая, как кончики пальцев погружаются в мягкие складки углубления между её ног.
        Моя любовь, «Рождённая из пены» Азовского моря, сильно вздрагивает. Почувствовав опору родной стихии и моих рук, она разжимает кисти своих рук и, опираясь локтями о мои плечи, подтягивается, как бы не желая более стоять в мерзком иле дна на острых лезвиях устриц.
        Я подхватываю её, при этом не выпускаю пальцы из основания неведомой глубины Природы. Ира инстинктивно раздвигает ноги, обхватывает ими меня вокруг талии и всем телом замирает над невидимой под водой вершиной моего пола. Вознесясь на какое-то мгновенье над Миром, моя Богиня ночи, прошептала что-то сокровенное не то мне, не то Луне, не то всему Миру.
        Я застыл на  какой-то момент в том же ожидании чуда, а затем, очнувшись, стал медленно расслаблять свои бицепсы и застывшая фигура в позе Будды или Йоги, по миллиметру пошла вниз вдоль моей груди, полностью доверившись мне. Когда кисти дрожащих рук коснулись воды, я почувствовал её прохладу, слегка остудившую мою и её кровь, но этого хватило всего на несколько секунд. Больно горячо бились наши сердца.
        В воде я расслабил пальцы. Они выскользнули из углубления, уступая священное место тому, кому оно дарено от Всевышнего Создателя.
        Мне показалось, что время остановилось. Оно же неслось с сумасшедшей скоростью, а мнимое замедление происходило от непрерывной фиксации в нашем сознании на одном участке движения.
        Долгожданный контакт я ощутил через её резкий всплеск дрожи.
        Как бы очнувшись от спячки, Ира вдруг напряглась мышцами ног, затем немного приподнялась и ещё сильнее изогнула спину. В этой акробатической позе она выдохнула  из груди остаток  сомнения и волнения и лишь потом ослабила руки и ноги. Тут же я почувствовал скольжение своей точки опоры в глубину скрытую у неё между ног. Войдя на всю высоту мужского достоинства, путь преградил свод иного мирозданья. От толчка изнутри Ира напряглась всем телом.
Она откинула назад голову и, из широко открытого рта вырвался протяжный вакханальный стон женщины.
        Широкая серебристая лента волны пошла прочь от нас, неся спящему миру закодированную информацию двойной звезды.
        Сколько же волн я «принимал» до этой ночи и всегда с одним и тем же, вычитанном мною из приключенческих книг, ключом о путешествиях и приключениях. Быть может, наши радиоастрономы слушают Вселенную волн так же в одном ключе и оттого мы глухи до сих пор?
        Об этом я размышлял уже днём, а сейчас я, в паре с ней, пульсировал в эфир целую лунную поэму о любви.
        Незаметно для себя я развернулся лицом к берегу. Огромная жёлтая брошь ночи зависла над спящим посёлком. Она опустилась так низко, что спокойно спряталась за головой Иры. В какой-то момент мне показалось, что вижу я не чёрный абрис её головы на фоне Луны, а настоящее полное лунное затмение с тонкими протуберанцами из взлохмаченных, мокрых, светящихся волос.
И зачем устремляться за экзотикой и впечатлениями на Гавайи или Канары, когда при желании, и в двух шагах от дома можно утолить любую жажду тела, души и сердца?
        Если «уединиться» при свечах, то можно и это белое пятно разрисовать через свой калейдоскоп не хуже самого А. Мухи. А он знал толк в этом деле.
        Записав последний аккорд любви на убегающей волне, Ира вдруг замерла.
        -Остановись! –  шёпотом попросила она, Пожалуйста, прошу, Коля!
        Это были не её слова. Это её голосом запела одна из Сирен. Коварных Сирен!
        «Боже милосердный, пронеси меня!» – услышал я внутренний голос моих далёких предков.
        Прижав плотнее к своей груди оцепеневшею девушку, я с некоторым усилием, нажал за её спиной руками на плечи. Подчиняясь силе и инстинкту, она послушно расслабила мышцы, и с облегчённым вздохом простонала. Затем, уткнувшись лицом в мою грудь, задышала часто и глубоко. Выпустив заключительный виток с записью своего неземного голоса в экстазе, она устало обвила руками мою шею и  полностью  расслабила ноги на моих бёдрах. Пусть на берегу моря и неба расшифровывают наши позывные, а нам с Ирой, воистину уставшим, надо теперь возвращаться на отдых, который мы заслужили по праву.
        Не меняя позы, а лишь крепче обняв меня за шею, Ира устало обронила свою голову на моё левое плечо, и  с мыслями унеслась от меня на свою неведомую орбиту. Я же, скрестив пальцы рук под всё ещё горячими, но уже не возбуждёнными ягодицами задремавшей девушки, медленно тронулся по тернистому пути обратно к далекому берегу, где, если, кто нас и ждёт, то только не менее усталые Луна и радиоприёмник. Покровительница нашей ночи услужливо выстлала на моём пути мерцающую дорожку, а радиоприёмник слал для ориентира мелодичные позывные.
        Я устал, но не показывал вида. Расцвеченный же берег, миражируя янтарными декорациями не очень спешил мне навстречу. Ведь я со своей заговорщицей нарушал его томный и душный покой. Последние метры серебристой дорожки я рассекал не тёплую гладь мелководья, а кишащую под ней неприятную кашицу из всевозможной насекомообразной живности, подошедшей за ночь к самой границе берега. Берег же был по-прежнему пустым и молчаливым от посторонних людей. Видимо они переключились на второй или третий сон и им никакого дела не было до двух лунатиков идущих из параллельного мира обитания.
        Когда под моими ногами зашуршал остывший песок, Ира приподняла голову и прошептала: «Опусти меня, пожалуйста!»  Я расцепил онемевшие кисти и в тот же миг ощутил головокружительную лёгкость в суставах рук и ног.
        Ира выскользнула из моих объятий и стала на ноги. Она поправила слипшиеся волосы и, повернувшись к морю, тихо произнесла: - Иди, я сейчас приду.
        Я отвернулся и пошёл к нашему «шалашу». Дойдя до него, я устало опустился на колени на край покрывала, затем сел поудобнее, лицом к морю и замер, уставившись в черноту залива.
        Луна была за моей спиной, и мои глаза едва различали силуэт девушки в серебрящемся ореоле потревоженной воды. Несмотря на довольно прозаическую процедуру подмывания, она смотрелась в желтоватом мраке божественно и загадочно. Даже мистически и колдовски. Когда же Ира пошла к берегу, то меня, как током прошило.
        Да ведь она, в данный момент и походкой и движениями, походила на Боттичелевскую «Венеру», но только в лунном освещении. Невероятно, но подобный неземной выход обнажённой женщины из вод морских, да ещё и с  лунной подсветкой, вдохновил мужчину на созидание. Живописные отблески вокруг её ног легко оформляются художником в раковину, в которой она запечатлевается жемчужиной всего нежного и гармоничного.
        Почувствовав на себе оценивающий взгляд мужчины, Ира инстинктивно перешла на кокетливую походку, при этом ни на штрих не теряя женственности и обаяния.
        Очарованный ею и оторванный от всего земного, мой мозг переходит от фантазии к галлюцинации. А тут ещё и радиоприёмник отыскал в эфире Пинк Флойда для полноты картины и чувств. Не знаю, нравился ли ей Пинк Флойд или нет, но в эти минуты он был и для её души созвучен всему ночному миру окружающему только нас двоих. в такт меланхолической мелодии Ира раскачивала матовыми бёдрами и замедленными движениями рук расчёсывала свои подсыхающие волосы. Расцепленные массажной щёткой они пышно окутывали её плечи, грудь и спину, будоража моё воображение.
       Я разомкнул руки, вытянул ноги, лёг на спину и, от предвкушения удовольствия, прикрыл на мгновение глаза. В ожидании, когда моя богиня завершит свою вечную ритуальную процедуру: «Быть чуть обворожительней своей лучшей подруги», я продолжал грезить. Под наркозом мелодии и  шуршащие звуки песка под её стопами я чувствовал себя легко. От бессонницы и усталости у меня появился соблазн не открывать глаза, но я почувствовал, как она подошла, присела рядом со мною, наклонилась ко мне и поцеловала в губы. От поцелуя я  вдруг почувствовал, будто отрываюсь от земли.
        Вроде, как возношусь.
        Усталость сыграла не последнюю роль в борьбе с земным притяжением и всё же не главную. Основным генератором моей невесомости, конечно же, было это милое создание природы, склонившееся надо мною, и одним мотыльковым прикосновением губ освободила мои душу и сознание, от какой-либо зависимости плоти. До сих пор я не могу забыть того загадочного момента в моей жизни.
        Я открыл глаза, и им предстала, почти что фантасмагория.
        Тёмно-тёмно-тёмно-коричневое небо с золотистым, Рембрантским  отливом бесчисленных блёсток, а в зените двойная, нет, (если затаить дыхание и всмотреться), тройная Луна. Третья, не иначе, как миражное отражение, плавающее чуть в стороне от своего спаренного источника. Она была так прозрачна, что едва замечалась на мерцающем фоне.
        В таком волшебном освещении Ира смотрелась ожившей бронзовой  скульптурой. На ней не было ничего указывающего на современность её рождения. Античная богиня любви собственной персоной. Такие декорации и подсветка могли предстать перед глазами человека, только во сне или в бреду. Я же не спал. Это точно! Да и бредить мне не отчего было. И щипать себя не было нужды так, как я в тот момент был недоступен для физических ощущений плоти. По крайней мере, мне так показалось от нахлынувшего ощущения невесомости.
        Ира, стоя на коленях, склонилась над самым моим лицом и с загадочной улыбкой смотрела мне в глаза. За такой божественный взгляд, даренный простому смертному, святые отцы от Христа безжалостно отправляли очаровательных искусительниц на костры, а сильные мира сего, просто сходили с ума.
        Я не принадлежал ни к тем, ни к другим и мог позволить себе больше, чем  могла позволить себе завистливая ненависть к красоте и молодости. Я был невероятно  свободен, подобно Адаму! Даже то сокровенное, что обогатило мои память и чувства исчезло, как видение, не давя на сознание и инстинкты.
        Отключившись без помощи, какой-либо медитации и прочей ерунды, я оказался всецело в её мире.
        Я улыбнулся и протянул к ней руки, желая привлечь свою Еву к своей груди, но, несмотря на доступную близость девушки, пальцы моих рук не ощутили желанного контакта. Иру, как бы отнесло на недоступный миллиметр от кончиков пальцев. Она видимо  хотела Игры по своим правилам, полагаясь на мою сексуальную интуицию и опыт Свыше.
        Я опустил руки и замер в ожидании позывного сигнала. Появилась предательская пауза, негативно воздействующая на ЭВМ мозга. Я обратил внимание на то, что Луны дали противоестественный, задний ход. По времени они должны были уже зависать за спящим посёлком, стереоскопическим светом озаряя  безмолвных «каменных баб» и серебристый ковыль – вечных хранителей приазовских степей.
        Что-то изменилось в подлунном мире. Но в лучшую или в худшую, мне не дано было узнать. Да я и не стремился. Меня в тот момент интересовал лишь тот ничтожный зазор, что не позволил мне воссоединиться с моей ночной возлюбленной.
        Намагниченные заколдованными Лунами мы вдруг оказались положительными полюсами и лишались сладострастного контакта. Эта изоляция её ничуть не удивила. Такое чувство, что она, если не управляла этим миром, то, по крайней мере, ощущала себя в нём  своей, и мне, несмотря на Своё интеллектуальное и жизненное превосходство, оставалось только ждать в полном неведении о происходящем.
        Добившись полнейшего расслабления своего партнёра, девушка вновь улыбнулась, затем плавно наклонилась надо мною. Глядя через мои глаза прямо в моё сердце, она медленно приближала свои губы к моим.
        Эх, мужики, мужики!
        Сколько же вас в Мире так и не узнавших Истинной Любви Женщины, хотя не раз «державших» в своих властных ручищах её, и удовлетворявших свою похоть самца по праву сильнейшего! Даже давали потомство и гордились этим!
        Одна такая ночь перевешивала всю жизнь любого мужа «насильника», закомплексованного на своём библейском превосходстве во всём и вся.
        Я сам раньше, при встрече Двух, увлекался своим мнимым лидерством, отчего удовлетворялся лишь на половину, а то и меньше, в результате этого терял взаимный интерес друг к другу и получал, как бы изжогу от былой любви.
        Вдруг я почувствовал нежнейший поцелуй, но при этом не уловил прикосновения её губ. Такое чувство, будто мы с ней уже не материальны под этими Лунами, а лишь пребываем сознанием в образном представлении, имеющем своё текучее поле защиты. Реагируя на эфемерность поцелуя, я, как бы нехотя поднял руки и замкнул их за спиной девушки, но всё же не спешил притягивать загадочную пленницу к себе на ложе. Тончайшая плёнка пустоты между моей и её кожей сдерживала моё животное мужланство Самца. В эти последние минуты ночи неведомая сила мешала мне. Несмотря на «замок» из моих рук  за  своей спиной, Ира легко выскользнула из объятия, при этом, ни одним волоском высохших прядей не коснулась моей груди и моих рук.
        «Просто привидение, а не женщина!» – пронеслось в голове.
        Я расцепил пальцы и сел на песок.
        Ира стояла надо мною, как магический идол или призрак, и не спешила ни колдовать, ни исчезать.
        Две огромные Луны, зависая над её головой, золотили её тело под старую бронзу, и только узкая чёрная лента, недоступная их свету, извиваясь по силуэту, уходила вниз, как бы подчёркивая литое происхождение изваяния, доступное лишь поклонению и мечтанию.
        Я вновь протянул к ней руки в надежде, что это всё не сон.
        Откинув непослушные волосы за  спину, Ира положила свои ладони на мои. И в этот раз я не почувствовал трепетного контакта нервных точек, хотя доподлинно ощущал форму её пальцев и ладоней. Неприятное чувство, что наши   тела разделяет невидимая сфера, мешало мне осознавать и отделять явь от сна.
        Мне бы сейчас попытаться снять иллюзорные очки Сатья Бабы, и всё сразу преобразится. В том числе и двойственность Лун с их противоестественным ходом вспять. А так, находясь в неопределённом состоянии, я продолжал, а точнее, пытался продолжать осуществлять роль мужчины. 
        Не выпуская её рук, я встал в полный рост. Ира была просто божество на фоне сереющей драпировки предрассветного неба и залива.
        Я был выше её на пол головы, отчего ей пришлось запрокинуть свою чудную головку назад, чтобы следить своими магическими глазищами, не за моим  лицом, а за моими потаёнными мыслями, оказавшимися в её плену.
        О чём она сейчас думала, всецело околдовав меня?
        Не зря же Бог наделил женщину сверхъестественными способностями и силами. Ведь ни один мужчина в мире, каким бы он «голубым» не был, не сравниться в любви с женщиной! Даже Гермафродит и тот может с ней потягаться лишь в пошлых извращениях, но не в любви.
        Когда встречаются Двое, помните об этом и вы будете вознаграждены ею сполна. Взаимопонимание и взаимодействие - и Любовь ваша! В противном случае, вы не Встретились, а столкнулись по теории множественных чисел, доставив друг другу уйму неприятностей.
        В ожидании очередного чуда я отпустил её руки и, обнимая, привлёк её к своей груди. Ира не противилась и в этот раз, и продолжала  смотреть в упор. Не ощутив её материального тела, я вдруг вздрогнул всем телом.
        «Да ведь она так и осталась для меня белым пятном, хотя в моём распоряжении была вселенская ночь!» – подумал я, зрительно и чувственно ощущая, как неумолимо ускользают её божественные черты и формы.
        Опуская дрожащие ладони вдоль спины до бёдер, я почувствовал, что скользят они, как по тончайшему, намагниченному облачению, непреодолимому для нервного проникновения моего Эго.
        Я думал, что это от перенапряжения и переутомления от нахлынувших впечатлений и переживаний по формуле 2Пr3, перетекающих из всего Мира в меня, да ещё в душную, полнолунную, магическую ночь. Я не знал, что будет с нами утром.  Подсознание же  предсказывало мне и без Нострадамуса, что  подобные явления в Природе крайне редки и мгновенны во Времени для любой Материи в  Пространстве. Физическая и эмоциональная разрядка была столь мощной, что вряд ли нуждалась в дальнейшем поддержании  контакта без длительной дозаправки дневной энергии.
        Я не желал влезать в шкуру пророка за час или меньше до рассвета тем более, когда моё «Белое пятно» так же предчувствовало конечность нашей ночи, и было послушно моим рукам и желаниям.
        Пытаясь удержать девушку в своём биополе  непослушными руками, я плавно опускался спиной на песок и увлёк её за собою. Она не противилась. Я покрывал поцелуями  грудь и живот моей  богини, пока она опускалась вслед за мною не на грешную землю, а на мой живот.
        Я лежал на песке, поджав ноги в коленях. Обвив руками и наэлектролизованными локонами мою голову, моя искусительница выгнулась надо мною любовным мостом, опирающимся над бездной на локтях и коленях.
        Чтобы стать подлинной греческой богиней Любви в храме Венеры, женщине необходим идол, который был бы ей надёжной опорой в её религии.
        Обхватив руками за талию свою претендентку на божество, я плавными, но настойчивым нажатием на бёдра, стал осаживать на третью точку опоры заднюю часть Венериного моста, превращая его в подъемный пролёт. Ощущение намагниченности тел не исчезло, но это не помешало мне почувствовать глубокую посадку на своё место через всплеск энергии пробежавшей по оболочке её тела. Замерев на какое-то мгновенье, я как бы ждал сигнала на включение. Ира горячими губами покрывала моё лицо обжигающими поцелуями. От их, иссушающих прикосновений, вспыхивали искорки. Беспокойные волосы светились у меня перед глазами. Мои руки, подвластные только инстинкту, самопроизвольно скользнули вдоль вздрагивающего тела девушки к грудям, сосками, приросшими к моему телу.
       Она ослабила напряжение своего «пролёта» и мои ладони обхватили полусферы, пропуская под большим пальцем твёрдые соски для моих губ и языка. Целуя их в засос, я не торопился с подъёмом  живого моста любви, чувствуя, что и она, плавая ягодицами из стороны в сторону, так же не была заинтересована в животной похоти примитива, рассчитанного на оргазм сильнейшего или на   сброс генетического кода по программе.
       Мне хотелось намного больше от этих  неповторимых минут.
       Каждый раз, уносясь в сюрреалистический мир ассоциаций, мне всё же не дано было полностью погрузиться в другой мир – мир стопроцентных ощущений  и  наслаждений от Материи и эмоций.
       Мне вдруг захотелось узнать, как вели себя, и что именно чувствовали в свою первую ночь Адам и Ева под кронами райского дерева? Наверняка вселенский старец изгнал их из-за жгучей зависти своей закомплексованности Вечности и Неизменности. Мы же были всегда Свободны благодаря своей смертности и вытворяли в нашей Жизни то, что и не снилось Богу, под его  архаичной черепной костью.
       Вот и в эти последние минуты ночи, я могу позволить себе пофантазировать не во вред плоти, даже на пользу ей так, как в соавторстве с козырной дамой, моя фантазия становится прикладной, творческой, а не эфемерной, иссушающей половых маньяков.
       Ира вдруг замерла, и мои мысли тут же переключились на приём очередного сигнала. Отключившись на философию, я и не заметил, как она, плавными кругами по спирали, осела  до упора и приготовилась к поднятию изящного, выполненного в yugendstil моста. Мне почудилось, что именно  моя Irene  могла позировать Альфонсу Мухе, так гармоничны и грациозны были её линии на фоне невидимых светил. Я напряг мускулы рук, чтобы не нарушить живущего мгновенье шедевра. Седьмым чувством я уловил в  своих  вспотевших ладонях бесценный груз и пробежавшее от него напряжение по нервным узлам. Но в то же время, я не ощутил сопроматовского контакта двух тел. Несмотря на непреодолимую плёнку разлучения, всё же Ира была неотделима от меня.
        Её волосы, лицо и грудь испускали на меня волны неизбывной тепловой энергии, от которой у меня пересохли губы, и запершило в горле.
        Поддавшись моему пониманию, Ира прогнулась, словно акробатка. Пойманный между нашими пупками пузырёк воздуха вырвался на волю с радостным хлопком.
        И вдруг, она резко запрокинула голову назад и её волосы протуберанцевыми космами полыхнули в ярком жгучем свете, ослепившем меня до боли в зрачках.
       От неожиданности я зажмурился, словно щупальца горящих волос полосанули меня по открытым  глазам. Неприятное ощущение на мгновенье сковало моё тело.
       Мой живот по-прежнему прогибался под нагрузкой, а руки даже ощутили сухость упругой, как бы чужой кожи. Перед глазами поплыли огромные, яркие и жгучие шары от белого до  салатового цветов, назойливо выжигая милейшие черты лица самой «Горгоны» Челини. А тут ещё и слух переключился на волну забитую голосами чаек и людей.
       Похоже, что-то изменилось в подлунном мире.
       Я напрягся, чтобы избавиться от дьявольского коварства знойного дня затаившегося, где-то рядом. Но, вместо того, чтобы скрыться под  последним, спасительным пролётом  «моста» этой ночи, я оказался под прямыми палящими лучами появившегося, невесть откуда, солнца, да ещё и с нелепым грузом на животе.
       Я открыл глаза, но не сразу понял, где нахожусь и что со мною?
       А тут ещё и друг Владимир, чтобы разбудить меня окончательно, сел всей своей тушей мне живот и смеётся оттого, что я никак не могу проснуться.
       Я лениво огляделся.
       Тогда только я понял, что это не дурное виденье во сне и, первым делом, спросил его: «А где Ира?»
       -Спал бы дольше, и лето б, тю-тю! – ответил он, оставив меня в покое.
       Я сел. Осмотрелся ещё раз.
       День был в полном разгаре, и лишь я один выглядел инопланетянином, оказавшемся не в своей «тарелке».
       -Ирка, перед самым отъездом, подошла к тебе, поцеловала в губы и уехала, – спокойно сказал он, как будто я знал о её сегодняшнем  отъезде, но спросонья не мог вспомнить.
       Я оглянулся и посмотрел в ту сторону, где стояла польская, 4х-местная палатка с тентом для стола, броско выделяясь оранжевым цветом среди отечественных, ГТОвских и туристических палаток. И где стояли ярко-красные  «Жигули», на которых она приехала с родителями и с младшей сестрой три дня назад.
       Теперь на той стороне зияло огромное «белое пятно»!
       Среди серо-зелёных конусов на фоне выгоревшего пейзажа августовского побережья, моря и степи образовалась Дыра космических размеров, в которую, неусыпный Рок, унёс целую Вселенную, с Её Материей, Временем и Пространством.
       Это случилось столь неожиданно и непредсказуемо для меня, что я  от растерянности, повернулся к морю, обхватил руками поджатые и укрытые покрывалом колени, и, невидящим взором, уставился на тонкую линию горизонта.
       Володя понимающе вздохнул и ушёл, а я остался наедине с «Нею», без каких-либо попыток закрасить «белое пятно» чёрным, хотя и графическим, но всё же очерняющим цветом. Я не стал спрашивать друга о времени её отъезда. Это ничего бы не дало ни уму, ни сердцу.
       Накануне я никак не задумывался о времени отпущенном нам для встречи. Намекни же она, до восхода Луны, о вездесущих ножницах Времени, как я, волей-неволей, мог бы лишиться этой неповторимой ночи.
       Не думая о разлуке вообще, я оказался защищённым от предрассудочных предосторожностях  на будущее, и жил каждой секундой, как последней в своей жизни, и в то же время – бесконечной! Благодаря женщине, я освобождаюсь от былого мужицкого превосходства, бросившего самому себе «кость», после вдохновения и обработки.
       Эх, мужики, мужики! Сколько же вас сидит на  этой  библейской цепи с незаживающим боком? Гноиться, мухи досаждают, но, Боже упаси, зализывать треклятую язву невежества!
       Подобию божьему /Судьбой/, пониже злополучного рёбрышка, подвешено это, как его – импотентность!..    
       Тише, тише! Оглашать грех!
       А напротив, под последним  копчиковым  позвонком, «голубая» прослойка Адамового племени грешит рас – слабиться  до реброподобного… Ну-у-у, это своё, костно-кровно-кожное!.. хочу, грызу, хочу, долблю! На то воля, угадайте, чья? А тварь разная, всё больше домашняя, почему под «ребро» зачисляется, а? Мужики?
       Обобщая всё и вся, я не отрывался от белого пятна, образовавшегося после встречи нас Двоих.
       Поначалу мне очень жаль было себя. Умом я понимал, что эта встреча была идеальной, и по замыслу, и по исполнению самой Жизни. А допиши продолжение, и нюансы, всадив нож в спину по самую рукоять, убьют нашу встречу до последней секунды. Эмоционально же, я противоречил здравому рассудку и, нет-нет, да пытался упрекнуть равного себе в эгоизме лишь за то, что часовые ножницы оказались не в моих руках. Да Ей, по логике, надо золотой памятник отлить при жизни, а не сомневаться в Её Духовной Чистоте! И я ставлю памятник, посильный мне, где Встречаются Двое, без определения Он и Она или Она и Он!!!               

                (без времени)