E v i d e n s - I m p r o b a b l e
/ Очевидное - Невероятное/
После изнурительных занятий по подготовке вожатых для загородных пионерских лагерей, нам казалось, что к вечеру не осталось. каких-либо сил. Но едва солнце пряталось за верхушками сосен, и длинные вечерние тени рассасывали дневной зной, как молодость включала резервные мощности. А тут ещё соловьи, да такие голосистые, что поневоле размечтаешься о сокровенном.
После ужина и символического отбоя, на нашей базе подготовки пробуждалась совсем иная жизнь. Сотни девушек и парней просто преображались. Я не был исключением.
По программе обучения, на всю подготовку будущих вожатых, было отпущено 12 дней. Этого было вполне достаточно, если учесть полную загруженность всего дня с шести утра до восьми вечера. А вот для этического знакомства и дальнейшего романа, времени явно недоставало. На подсознательном уровне все понимали это и любовные сценарии обыгрывались спонтанно; без репетиций и дублей. По не писанному соглашению большинства, успех проката романа рассчитывался на пару дней; реже на неделю. Затем, по обоюдному, молчаливому согласию, вчерашние партнёры по сцене, включались в игру аналогичного сценария, но уже с другими избранниками судьбы. На какие-либо упрёки, претензии и прочие киношные интриги во взаимоотношениях влюблённых времени вообще не было отпущено. По крайней мере, мне так казалось.
Ещё к дефициту драгоценного времени прибавлялось то, что мы приехали в Славяногорск из десятков городов Донецкой области, и соотношение девушек к парням было пять к одному, а то и больше. Всё это, под оглушительные трели соловьёв, срабатывало безотказно, иногда помимо твоей воли и желаний.
Первые сутки нашего обучения и ознакомления со всем и со всеми ушли суетно, и едва ли запомнились для основной массы молодёжи.
Метаморфозы произошли на вторые сутки, когда медкомиссия покинула нашу базу с несколькими несостоявшимися вожатыми «по состоянию здоровья».
И так, через несколько дней, я заметил, что многие из наших довольно быстро научились восстанавливать свои силы на скучных лекциях, не закрывая глаз. У меня же веки предательски опускались, а голова никак не хотела симулировать своё внимание к лектору. Едва глаза закрывались, как она норовила завалиться на бок. Занятия на воздухе, связанные с движением, давались намного легче, но к вечеру так же накапливали в теле общую усталость. Я об этом сообразил, когда моя пассия уехала домой на пару дней по телеграмме. Проводив её на автобус, я надеялся выспаться и восстановить силы к её возвращению.
В этот вечер, после отбоя, я не пошёл на танцплощадку. Не желая кого-либо видеть, и не слушая соблазняющих звуков музыки и соловьёв, я направился в свой корпус.
В пятиместной палате, выделенной для парней, ещё никого не было.
Я знал, что некоторые постели так и останутся не разобранными до утра и ночь пройдёт относительно спокойно.
Я хотел спать! А чтобы мне не мешали незваные гости, я закрыл окна на шпингалеты, а дверь на швабру; свои всё равно достучаться до меня сквозь сон.
Едва моя голова коснулась подушки, как я просто провалился в небытие; ни музыки, ни птиц, ни даже назойливых комаров.
Но, прежде чем полететь в бездну снов, я поставил свой внутренний таймер на пробуждение при стуке в дверь своих и по сигналу горна.
Мне казалось, что вечер только начался, а до шести утра целая вечность полноценного отдыха.
Казалось!
Но вдруг, сквозь крепкий сон, я почувствовал, что на меня, кто-то смотрит, и ощутил прикосновение чьей-то руки.
Я всё ещё пребывал во сне, а бодрствующее подсознание уже начало обрабатывать подозрительную информацию, пытающуюся помешать полному восстановлению сил.
Я знал, что глубокие сны проносятся без видений – в мгновение ока. И что о них быстро забываешь.
Сознание допустило, что молодой организм взял своё досрочно, и решило в оставшееся до пробуждения время прокрутить бобину сна по своему выбору.
«Значит, в дверь не стучали, и горн ещё молчал» - успокоило оно меня, где то там, там, там!
Я вновь погрузился в аккумулирующую нирвану сна.
Какова эта нирвана на вкус, мне, в данный момент, так и не дали ощутить. Вновь сработало чувство пристального взгляда и нежелательного прикосновения проникшего в палату незнакомца.
К сожалению или к счастью, но мой инстинкт самосохранения никогда не дожидается третьего напоминания о том, что я не один в этом мире.
Я открыл глаза.
В серых сумерках надвигающейся ночи, я увидел силуэт девушки, сидящей на соседней кровати.
Я не был замкнутой, нелюдимой личностью, да ещё в таком цветущем обществе, оттого и закрывал на эту ночь окна и двери, чтобы утром выглядеть свежо и привлекательно; на случай, если Валентина не приедет или пожелает расстаться со мною.
Но, то, что произошло, того не повернуть вспять.
Не шелохнувшись, я пристально посмотрел силуэту в лицо. Где-то в глубине души, я ещё надеялся на неприятное сновидение, и готов был вновь закрыть глаза, как бы уже во сне.
Силуэт качнулся, и я увидел, как к моему лицу плавно поплыла рука, с явным намерением развеять пелену былого сна.
Окна закрыты на шпингалеты, дверь на швабру, я всё ещё нахожусь во власти сна, а тут перед глазами мистическое видение в женском образе протягивает к твоему лицу, явно колдовскую руку.
Evidens – improbable! Очевидное – невероятное!
Не зная, чего ожидать от прикосновения незваной незнакомки, я вскочил на ноги по другую сторону своей кровати от сидящей.
И тут я ещё более удивился, а заодно, окончательно проснулся.
На кровати сидела Галка из г. Снежного. Она, не мигая, смотрела на меня своими чёрными глазищами. Рука её зависла в воздухе. Чувствовалось, что она затаила дыхание в ожидании.
Ночная гостья днём-то выглядела, как ночь; смоляные волосы, чёрные глаза, смуглая кожа, заметная штриховка усиков и висков, чёрный волосяной покров на ногах, явно доходящий до самой груди.
Смуглая кожа и чернота глаз не вписывались в мои запросы на привлекательность девушек, но и не отталкивали при случае. Но я органически не переносил волосатых женщин, даже если у них, в остальном всё класс.
Наверняка, есть среди мужчин те, кто обожает шерстяной покров на теле женщины, но меня, плюшевая фигура неприятно раздражала даже при взгляде на неё. А тут, представительница дарвинского древа эволюции, явно намеревалась забраться ко мне под простыню. Это уж слишком!
Глядя на неё с некоторым замешательством, я быстро оделся и, не говоря ни слова, направился к двери.
Швабра торчала в дверной ручке в том же положении, в котором я её втиснул.
Я бросил взгляд на окна. Они тоже были закрыты, хотя из-за сгущающегося сумрака самих шпингалетов я не видел.
Если я в спешке не закрыл форточку или не до конца задвинул злополучный шпингалет, то её появление объяснимо. Еже ли я всё сделал аккуратно, то мне тем более хотелось поскорее покинуть незваную гостью, у которой и мысли были не светлее её образа.
Я вышел на улицу и поспешил в самую гущу бурлящей жизни.
Танцплощадка располагалась в полусотне метров от нашего корпуса. Оттуда доносилась музыка магнитофона. Ближе к лесу от танцплощадки горел большой костёр. Танцы шли полным ходом на самой площадке и вокруг костра. Ещё издали я увидел у костра небольшую компанию из наших торезких. Когда я подошёл к ним, очередная песня закончилась. Они перестали дёргаться в такт музыки, но продолжали о чём-то спорить.
Первым меня заметил Иван. Он удивлённо спросил: - Колян, ты же спать пошёл?
Я ответил, что передумал, и ещё сослался на очень громкую музыку.
- Это хорошо, - обрадовался он. – Мы тут собрались сходить к монастырю и к «Артёму» подняться. С нами пойдёшь?
Я не раз бывал в этих местах и мигом подсчитал, что на всю экскурсию уйдёт около трёх часов. Меня это устраивало. Ведь я всё ещё пребывал под впечатлением визита пиковой дамы, которая, возможно, покинула палату вслед за мною и теперь наблюдает или следит из темноты. За три часа её дух наверняка покинет изголовье моей кровати, а я тем временем расслаблюсь в ночном походе на гору. Других планов я не строил; не до них было.
C западной стороны небо едва серело, а у нас над головами высыпали звёзды.
Группа подобралась из шести человек; я, Иван, две Татьяны, Марина и Света из г. Шахтёрска. Последнюю экскурсантку, до сегодняшнего вечера, я не примечал; она обучалась в другом отряде.
Мы вышли через хозяйственную калитку, вдоль забора обогнули лагерь и оказались на песчаной дороге, которая вела к мосту через р. Северский Донец.
Наш лагерь располагался к реке ближе всех так, что нам идти предстояло около 1,5км. Дорога на этом участке пути не освещалась, но нас это не пугало. Впереди, между низкими чёрными соснами и звёздным небом, мерцала вытянутая вдоль реки меловая гора, а прямо по курсу, как маяк, над высшей, вытоптанной туристами макушке горы, матово светилась огромная скульптура Артёма. Она служит хорошим ориентиром в радиусе нескольких десятков километров.
Вскоре наша просёлочная песчанка упёрлась в асфальтированную трассу. По ней мы пошли вправо от нашего маяка. Через сотню, другую метров трасса сворачивала влево. У этого поворота, через макушки Екатерининской дубравы открывалась изумительная панорама ночной горы.
Отсюда мы уже заметили, что памятник подсвечивался прожекторами снизу горы, отчего он издали смахивал на декоративную новогоднюю свечу. На правой стороне горы, поросшей лесом, в стороне от освещённых корпусов лечебницы, заметно выделялся матовый конус меловой скалы со срезанной макушкой. Он был весь испещрён чёрными оконными проёмами. Правый край среза скалы венчала не то церквушка, не то колокольня из того же белого камня.
Мы на минуту остановились, заворожённые невиданным зрелищем. Я сам ни разу не видел этой притягательной красоты ночью.
Полюбовавшись со вздохами восторга, предоставленной случаем широкоформатной картиной, мы направились к мосту. Площадь перед ним и он сам освещались фонарями и тем самым скрывали от нас окружающую красоту этих мест. Река тоже лишь местами попадала под освещение.
За мостом мы остановились. Никто из моих попутчиков здесь не был, и всем не терпелось, поскорее вскарабкаться по крутым тропинкам к авангардному колоссу довоенных лет. Они интуитивно чувствовали, какая впечатляющая панорама открывается оттуда на купол звёздного неба, на спящие долины, на ночную реку и на культовые памятники с призрачным отсветом.
Я, на правах гида, предложил Артёма оставить напоследок, как это я делал всегда. Вначале лучше сходить к собору, от него ко входу в подземелье, ведущее наверх к заброшенной церквушке, затем, вернувшись сюда, отправиться по петляющей проезжей дороге к самому Артёму и уже от него нам легче и видней будет спуститься к мосту. Чтобы нам не плутать в темноте так, как я бывал здесь днём, мы уточнили наш маршрут у прогуливающихся людей.
И так, получив необходимые сведения, мы дружно повернули вправо от моста, мимо корпусов лечебницы, в которых практиковал А.П. Чехов и пошли к невидимому отсюда собору, каждый со своими мыслями и планами на ночь грядущую.
За лечебницей аллея освещалась через два, три столба. К собору мы не пошли так, как он был скрыт мраком, и свет туда не проникал. Мы прошли мимо него и вскоре приблизились к светлеющему тупику, на фоне которого вырисовывался дверной проём входа в подземелье.
Сколько раз я к нему приходил, столько же раз он был заколочен, и в тоже время, подземелье всегда было доступно через брешь выбитых досок.
У самого входа мы остановились. Кто-то из девушек громко зааукал в зияющую черноту; видимо, чтобы снять страх перед темнотой и неизвестностью. Все засмеялись.
Иван спросил их с усмешкой: - Что, страшновато?
- Ещё бы! – ответила за всех Марина, - а ты зашёл бы туда сейчас? – спросила она у него.
- Что я рехнулся! – ответил Иван.
- Коля, а ты? – обратилась она ко мне.
- Один, нет!
- А со мною?- неожиданно спросила одна из Татьян. Она ловко ухватила меня под локоть правой руки и в упор посмотрела мне в глаза.
Кто меня за язык тянул.
Я с улыбкой ответил, что с ней, с радостью; хоть сейчас!
Все приняли мои слова за шутку. Все, кроме смотревшей на меня девушки.
- Пойдём! – спокойно сказала она и потянула меня к входу.
Я думал, что та разыгрывает меня перед подругами и у самого входа повернёт прочь; у нас же не было с собой ни фонарика, ни свечей, ни спичек.
Я преспокойно пошёл к пролому, удерживаемый ею под локоть.
Иван сострил вслед: - Колян, мы вас наверху подождём.
Все засмеялись, кроме моего поводыря. Она и впрямь, что-то замыслила, но я об этом и не догадывался. Я радовался тому, что удачно ускользнул от лагерных неприятностей, и что наша прогулка шла по плану.
Татьяна, не колеблясь, перешагнула порог, как будто здесь жила и вышла лишь для встречи долгожданного гостя. Я никак не ожидал от неё такой запредельной смелости. Ночь или соловьи, что ли, голову ей вскружили?
Ещё не веря в происходящее, я, переступая порог, громко предупредил её, чтобы она не спешила так, как арочные ходы узкие и невысокие, и в темноте можно удариться головой, а заодно выпачкаться мелом.
За порогом она остановилась, но руку мою не выпустила. По подрагиванию её руки, я догадался, что та свободной рукой ищет в темноте стену для дополнительной опоры и для ориентации в невидимом пространстве.
Мне вдруг стало любопытно, что она замыслила по-отношению ко мне?
Татьяна, довольно быстро определила невидимые объёмы прохода и настойчиво потянула меня за руку вглубь.
От неожиданности, я дёрнул руку на себя. Я же стоял свободно и не пытался искать стены и потолок, а удариться головой мне не хотелось по чьей-либо прихоти.
Почувствовав сопротивление, Татьяна остановилась, но руки моей не отпустила. Она вдруг громко крикнула: - Девочки, а он испугался!
Услышав такую наглую, провокационную уловку с её стороны, я просто опешил. Я никак не мог предположить, что, проводив Валю, я окажусь в некоем вакууме от женского внимания, и что эта пустота легко засасывает других женщин, которые ждали только случая, чтобы оказаться у меня на пути. Убежав от Галки и наслаждаясь майской ночью в компании попутчиков, я не ведал, что одна из девушек, уже у костра строила свои планы в отношении меня, а пещера оказалась лишь очень удобным местом для уединения с избранником сердца.
Это всё пришло ко мне в голову гораздо позднее.
А пока я стоял в кромешной темноте и соображал, что именно она от меня хочет и, как себя повести в данной ситуации.
После её выкрика, снаружи раздался дружный смех.
Немного уязвлённый такой наглостью, я решил «прогулять» смелячку до ближайшей развилки ходов, а заодно хорошенько испачкать её мелом.
- Она шутит! – крикнул я в сторону выхода. – Мы идём с ней на самый верх.
На улице вновь послышался всплеск смеха.
Нащупав левой рукой стену и свод хода, я правой рукой крепко зажал ладонь её левой руки и потянул за собою. Она не сопротивлялась.
Мы пошли на ощупь вверх по наклонной.
Когда я бывал здесь раньше, то у меня не было возможности и надобности запоминать весь подземный маршрут. Я всегда шёл вслед за ведущим. и обращал своё внимание лишь на. что-то необычное, на которое указывал мой гид. Мы довольно быстро и без приключений доходили до выхода наверху.
Ныне же Судьба поставила задачу, хоть и на короткую дистанцию, зато со многими неизвестными. Первой неизвестностью оказалась Татьяна. Она загодя смешала все мои карты. Я на неё не злился за вызов, а лишь хотел доказать всем, что слов на ветер не бросаю, и что последнее слово должно быть за мною.
По мере углубления в мезозойскую эру, звуки современного мира таяли, и вскоре слышно было лишь шарканье наших ног. Время побежало вспять, но насколько, можно было только гадать.
Вскоре под руку попался угол поворота или развилки лабиринта. Мы остановились, чтобы отдышаться, а заодно сделать разумный ход – назад. Снизу потянуло едва уловимым сквознячком. В кромешной тьме зрение потеряло всякое значение, но это не пугало меня так, как мы находились в сотне или более метров от цивилизации, и ничто не предвещало затаившихся в темноте неприятностей.
- Ты, на самом деле, не боишься? – спросил я невидимую попутчицу.
-Не – а! Я же с тобой. – с усмешкой ответила она.
- Может, позовём остальных? – намекнул я на её капитуляцию и на скорейшее возвращение в привычный мир.
- Ты, что меня испугался? – спросила она.
Как женщина, она меня не интересовала. Кроме огромных, почти круглых, голубых глаз у неё не было ничего, из-за чего я мог потерять голову. В темноте и их не было видно. Я всё ещё пребывал в рамках трёхчасовой прогулки по окрестностям Славяногорска и никак не мог заметить нестыковку своей программы с программами остальных; в частности – Татьяны.
Я продолжал удерживать её руку. После подъема её ладонь стала горячей и влажной от пота.
Я вдруг представил, что этот пот течёт сейчас по всему ёё нескладному телу, притом с примесью меловой пыли, которую мы в изобилии подымали подошвами своей обуви.
- Давай ещё немного отойдём, - попросила она, с изменившейся интонацией в голосе.
Не задумываясь о возможных последствиях, я, словно робот, согласился. Зачем? Сам не знаю! Видимо во мне сработали авантюризм и чутьё нестандартных приключений.
Я попытался отпустить её руку, чтобы получше обследовать стены «тёмной, тёмной, тёмной комнаты».
Она же ещё крепче сжала пальцы: - Ты меня не бросай.
Я глубоко вздохнул и, словно пёс на поводке устремился по кругу неведомого подземного мирка. Свободная рука легко заскользила по выщербленному мелу невидимых стен. Ощупывая их возле Татьяны, можно было хорошенько испачкать её тёмную юбку и кофту, но я знал, что пока мы сюда подымались, то уже успели прихватить с собою предостаточно белил.
Желая поскорее пройти заказанный отрезок финишного пути, я, возможно, ошибся при обследовании и теперь гадал, каким именно входом мы воспользовались и сколько их вообще; два, три или более?
Я не стал делиться своими сомнениями с Татьяной, а со словами: «Будь осторожна!», потянул её за руку к ближайшему проёму в стене.
Ход оказался горизонтальным и, как мне показалось, косил влево.
«Лучше бы мы попали в тот, которым пришли сюда, - пронеслось в голове, - тогда, на выходе, я сумел бы оправдаться тем, что в темноте ошибся и все, кроме Татьяны, остались бы при своих интересах».
А так, мы с ней пробирались в мраке подземелья и времени. Так, чего доброго, и к динозаврам выйдем или, чего хуже, к замурованным строителям этого монастыря.
При мысли о привидениях, я невольно вздрогнул.
- Что случилось? – взволнованно спросила Татьяна, словно через наши руки она уловила мои последние мысли, но не смогла их полностью расшифровать.
- Споткнулся. – Соврал я.
Вторая дистанция оказалась короче. Моя рука провалилась в пустоту невидимого перехода. Я шагнул ещё пару шагов вперёд, а затем, остановившись, глубоко вздохнул. Я рассчитывал, что обратный путь станет более лёгким так, как слабый сквознячок станет для нас путеводной нитью Ариадны.
- Всё, пришли! – сказал я своей попутчице.
Но не успел мрак поглотить мои слова радости, как он мгновенно оглушил меня визгливым криком Татьяны. От неожиданности, я вздрогнул всем телом.
- Кто-то пролетел перед моими глазами, - с дрожью в голосе, произнесла она. - Я боюсь!
«Не могла испугаться перед входом!» - пронеслось невольно в голове.
Она потянула меня за руку и прильнула ко мне.
Я инстинктивно обнял её.
Первой мыслью было, что Татьяна играет, но дрожь в её теле не была наигранной и тем более не походила на интимную амплитуду.
Я прижал её голову к своей груди, погладил по волосам: - Я с тобой. Слышишь?
Это действительно было так. Но я не учёл того, что, в тоже время, ближе меня с ней был непроглядный мрак, её восприятие окружающего мира и страхи, порождаемые её виденьем и воображением.
Я подумал, что лучшим лекарством от нежелательных мыслей, будет поцелуй. Не зря же она решилась на столь смелый поступок, чтобы в итоге всех испытаний остаться без вознаграждения.
Я нежно обхватил её голову руками, отодвинул от груди и уже вознамерился погасить предоставленный ею вексель.
И тут, я почувствовал, как мимо моего лица, что-то пронеслось. Неприятное ощущение предательски пронизало всё моё тело. Я вздрогнул.
Вслед за первым порывом воздуха у лица последовал второй, затем третий.
«Летучие мыши», - мелькнуло среди остальных мыслей.
И тут моя искательница острых ощущений заверещала нечеловеческим голосом. Я думал, что у меня перепонки лопнут.
Забыв про лечебные свойства поцелуя, я попытался прижать её голову к своей груди. Она же интенсивно замахала руками, хаотичными движениями неприятно попадая мне в лицо и в грудь. Одной рукой удерживая Татьяну за талию, я другой рукой, безуспешно пытался поймать её обезумевшие руки. Ещё пару ветряных взмахов и я останусь без глаз.
Я резко взметнул рукой и тут же ощутил, как что-то мягкое ударилось об неё. Этот неведомый предмет не принадлежал ни мне, ни бьющейся в истерике девушке.
Я понял, что мы либо потревожили семейство летучих мышей, либо оказались на их пути миграции.
Я схватил дёргающуюся в исступлении Татьяну за плечи и прокричал: - Это всего лишь летучие мыши! Слышишь?
Но она не пожелала слышать меня.
Тогда я стал трясти её за плечи, чтобы, как-то сбить истерику. Безуспешно!
Понимая, что это не помогает, я взял и оттолкнул её от себя.
Едва мы с ней потеряли контакт, как визгливый мрак подземелья онемел.
Evidens - Improbable.
Первым делом, я подумал, что оглох.
Татьяна не кричала и не нарушала воздушные массы негостеприимного подземелья своими безумными эмоциями.
Произошла непредвиденная режиссёром мизансцена, да ещё с выключенной рампой.
Я даже испугался: «А не ударилась ли она о невидимый выступ стены?»
- Ты где? – услышал я тихий напуганный голос Татьяны.
- Как чувствуешь себя? – спросил я её, при этом старался не выдавать свой испуг.
- Я, до смерти, боюсь мышей, - пролепетала она со всхлипом.
Я протянул руки в сторону её голоса.
Она мигом вцепилась сначала за мои руки, а затем крепко обняла меня за шею.
После пережитого ею потрясения, я не спешил отстранять её от себя. Мне не хотелось повтора мрачного порыва её чувств, да ещё в кромешной тьме подземелья, где нас, явно не ждали с цветами и музыкой. Я подумал, что её вопль был слышен, не только оставшимся у входа, но глубоко под землёй и на небесах. Эта сцена вряд ли входила в чей-либо сценарий. Теперь я был уверен, что моя Татьяна будет смирна, как овечка, до самого выхода из подземелья. Оставалось самое малое; дать ей немного прийти в себя и безропотно пойти со мною на выход.
- Глупенькая! – смягчая голос, сказал я, - эти мыши летучие.
- Они кровь пьют. – Тихо сказала она.
- Кровопийцы живут на Амазонке.- Поспешил я её успокоить.
Татьяна промолчала, видимо, вычисляя по знанию географии, расстояние от берегов Амазонки до берегов Северского Донца.
- Ну, как, мы уже можем идти домой? – спросил я осторожно.
- Ага! – услышал я в ответ. Значит, с учёбой у неё не было проблем.
Я взял девушку за плечи, чтобы отстранить её от себя; не можем же мы идти, обнявшись в тесноте подземелья.
Она нехотя разжала ладони за моей спиной, но тут же крепко вцепилась за мою левую руку.
- Не так сильно, - тихо сказал я, - а то онемеет быстро.
Теперь оставалось найти мне вход, которым попали сюда.
Я вытянул в темноту свободную руку и описал ею круг впереди себя. Не наткнувшись на препятствие, я осторожно сделал шаг вперёд. Татьяна синхронно шагнула со мною. Вторая попытка оказалась удачной вдвойне; рука не только наткнулась на стену, а и попала в свод входа. Это значило, что мы не отошли от него в глубь невидимого помещения, которое могло иметь несколько выходов или входов.
Обрадовавшись такому везению, мы не спеша, вошли под арку. Встречного потока воздуха, дувшего снизу, я не ощутил. Возможно, что ночная перемена температуры снаружи пещеры изменила его течение внутри ходов. Я не стал заострять своё внимание на таком пустяке. Но когда наш тоннель, через десяток шагов пошёл не по горизонтальной дуге, а вниз, я резко остановился.
Я вдруг испугался.
Нет, не того, что мы заблудились, попутав из-за мышей нужный выход. Я испугался повторной истерики этой дуры – истерики, которая неизвестно во что выльется, и чем закончится для нас обоих.
Я уверен был, что мы всё равно выберемся из лабиринта. Вопрос стоял только за временем. С утра до позднего вечера по этому подземелью шныряют десятки туристов и просто любопытных с фонариками и свечами, и наше спасение заключалось лишь в терпеливом ожидании самых ранних любителей приключений.
В себе я был уверен на все 100%! А вот моя любительница острых ощущений, явно переоценила свои способности экстремала и недооценила непредсказуемую Судьбу, улыбнувшуюся ей у костра.
Я весь напрягся в ожидании оглушительной сирены SOS и очередного припадка.
- Мы, что, заблудились? – дрожащим голосом спросила она меня.
- Нет! – соврал я, ещё не веря своим ушам. - Мы попали в соседний вход; он был справа от меня.
Не давая ни секунды на взрыв животных эмоций, я решительно повернул назад, даже забыв про низкий потолок ходов. Мне нельзя было останавливаться. Малейшая заминка в пути могла вызвать ропот и смуту. Не зря же Моисей 40 лет Водил свой народ. И мне надо водить свой «народец» ( в единственном лице) до спасительного выхода или до полного изнеможения. Третьего не дано!
Мы снова вернулись в проклятое помещение, с риском встретиться с летучим племенем сумасшествия.
Я остановился в раздумье.
Чтобы сосчитать все выходы из помещения, надо одному из нас остаться на месте, а другому обойти по периметру, на что моя попутчица ни за что не согласится.. Верёвок же для связки, моя спелеологичка, увы, не прихватила с собою. Другие способы для простейшей арифметики с дверями в голову не лезли. Времени на это не было отпущено.
Тогда я решился довериться движению воздуха, которое, может, не поменяло своего направления в столь короткий промежуток времени.
Я двинулся вдоль стены против часовой стрелки так, как за левую руку цепко держалась всхлипывающая попутчица по несчастью. Вообще, странно как-то рассуждать в кромешной тьме небытия о часах и направлениях. Может быть у Малевича тоже, кто-то блуждает в его «Чёрном квадрате» по периметру рамки, с компасом или с часами на руке, в поисках выхода. Всё допустимо для попавших в аналогичную ситуацию. И ничего сюрреалистического в этом нет!
Через несколько шагов, я ощутил прохладу сквозняка на вспотевшем лице, и тут же моя рука со стены соскользнула в пустоту. Я облегчённо вздохнул. Мне показалось, что воздух нёс запах майской растительности. Не теряя времени на анализы, я машинально нырнул под символическую для глаз арку выхода. Татьяна без сопротивления и вопросов последовала за мною, как за Христом.
Этот участок лабиринта был горизонтальным и так же вёл по дуге. Я обрадовано ускорил шаг. Татьяна не отставала и даже перестала всхлипывать. От радости мой слух наполнился полузабытыми трелями соловья. Иногда галлюцинации бывают гораздо приятнее реальных звуков, особенно после пережитого кошмара в мрачном чреве Земли.
По мере удаления от зоны опасности, голоса милых душе птиц усиливались. От нахлынувшей эйфории, я не сразу сообразил, что мой слух, в отличие от глаз, работает в привычном режиме, и в данном случае, улавливает голоса живых существ.
Я остановился.
- Мы опять не туда попали? – дрогнувшим голосом спросила Татьяна.
- Ты, что-нибудь слышишь? – не отвечая на её вопрос, спросил я её.
- Кажется, нет!
- Значит, мне почудилось, – произнёс я в недоумении.
« Да она ещё и глуховатая малость или перенапряжение и стресс даёт о себе знать», - добавил я про себя.
Мы пошли дальше.
Голоса соловьёв не исчезли. Они стали различимы по коленцам.
- Я слышу птиц. – Прошептала мне на ухо Татьяна.
У меня мелькнула мысль съязвить ей, что мы уже на подходе к Раю, но я воздержался так, как всё ещё плутали в преисподней Ада.
Мы остановились.
Теперь я был уверен, что впереди нас ждёт спасительный выход из кошмарного заточения. Мне даже почудилось, что я слышу шелест потревоженных листьев. Для меня уже неважно было, где именно мы выйдем на долгожданную свободу. Главное, что наконец-то мы сумели вырваться из цепких оков мелового периода вечности и вернуться в наш привычный мир живых.
Ориентируясь по голосовому компасу, мы вышли в небольшую комнату, едва освещаемую звёздами, сквозь единственный оконный проём.
Моя верная попутчица, впервые за всю вечность нашего заточения, сама отпустила мою руку и поспешила навстречу к недосягаемым звёздам, небу, птицам – к потустороннему миру Жизни.
Я не стал удерживать её от слепого порыва инстинкта самосохранения, понимая, что через секунду, другую, у неё наступить прозрение реальности нашего истинного положения, которое может вылиться в обморок или истерику.
Перед моими глазами стоял фосфорический конус меловой скалы, где на одной из чёрных, будто в крематории, памятных плит выгравированы два портрета по пояс. Довольна траурная ассоциация для нашего положения, но другой и не могло появиться у блуждающего в параллельном мире в лице привидения.
Воскреснув из непроницаемого мрака подземелья и небытия, я искренне обрадовался звёздному освещению помещения. Оно было, примерно, три на четыре, с низким сводчатым потолком и имело три входным проёма, через один из которых мы вошли сюда - два были сзади нас, а третий слева от нас. Неугомонная фантазия и этому помещению нашла определение – склеп! Это всё же получше, чем могила. Но три чёрных входа в мир прошлого, против одного окна в настоящее, да притом ночью, увы, не питают фантазию радужными ассоциациями.
Я сделал пару шагов вслед за воспрянувшей духом девушкой и только тогда сообразил, что мы вошли сюда в одну из входов, что были за спиной, и что нам не стоит забывать его так, как мы ещё были пленниками другого мира. Хотя, если признаться, то воспользоваться им я вряд ли пожелаю.
Я посмотрел на Татьяну, стоявшую у окна, и меня словно током прошило.
Evidens – Improbable!
В чёрном силуэте девушки мне привиделась Галка, о которой я давно забыл.
В мыслях пронеслось, что она не спит, а с помощью магического, хрустального шара и всяких колдовских заклинаний, следит за нами и направляет в самое логово мрачных сил.
Я тряхнул головой и глубоко вдохнул ночного, посвежевшего воздуха, чтобы избавиться от неприятных наваждений.
Моя попутчица по лабиринту замерла у окна, подобно мраморному изваянию в нише библейского грота. Что у неё творилось в мыслях и в душе, я не ведал, отчего был в некотором замешательстве, как повести себя с ней в очередном тупике. А вдруг у неё «поехала крыша» или «мыши» поселились в голове? Лучше уж пусть она визжит поросёнком, чем молчит в оцепенении.
Я тихо подошёл к ней и осторожно обнял правой рукой за плечи. Татьяна никак не отреагировала, будто я обнял опустевшую оболочку плоти, а душа давным-давно отлетела на небеса под звёзды или провалилась в преисподнюю.
Я невольно похолодел, а перед глазами ночная панорама слегка заколебалась.
- Давай позовём, кого-нибудь на помощь, - прошептала она, - видишь, на мосту люди ходят?
Я обрадовался возвращению заблудшей души. Значит, не всё так плохо, если она запросила о помощи.
- Понимаешь, Таня, если даже, кто-то сейчас и услышит нас, то, приняв нас за привидения, постарается поскорее уйти подальше от заколдованной скалы. Благоразумнее будет, если мы здесь подождём рассвета. Утром же, сюда обязательно придут люди, и мы с ними выйдем наверх или вниз.
- Мне страшно быть здесь, – не поворачиваясь, произнесла она.
Я неохотно предложил ей, ещё раз попытать счастья в лабиринтах подземелья.
- Там ещё хуже. – Протянула она тихо, и вздрогнула всем телом.
За окном открывалась изумительная панорама на матовую поверхность извилистой реки, на чёрные просторы спящих лесов, на светящиеся гирлянды огней, расплывающиеся вдали (среди которых был наш лагерь), на ночное небо, всё усыпанное переливающимися звёздами.
Было обидно до слёз, видеть свой мир, как на экране в кинотеатре, и в любой момент его потерять, по чье-то прихоти, как, когда-то, мой давний предок потерял свой Рай.
- Давай, выбирай! – в который раз, уступил я прихоти женщины.
- А ты не бросишь меня? – услышал я очередную её глупость.
Если бы мой выбор не разделял проклятый лабиринт, я давно бы расстался с ней и ушёл в темноту ночи. Но я, признаться, ни за что не решился бы гулять по подземелью в одиночку, даже при полном освещении и с указателями маршрута.
Я сильнее прижал Татьяну к себе, тем самым, убеждая, не её, в том, что с ней мне легче справляться со своими страхами в непредвиденной прогулке во мраке, а себя.
Поняв, что девушка созрела для повторного посещения загробного аттракциона, я повернулся лицом к правому входу от нас. Она вновь ухватила меня под левую руку и мы, преодолевая животный страх перед темнотой замкнутого пространства, медленно вошли под арку.
Очередной тоннель пошёл вверх, но не так круто, как самый первый, заманивший нас сюда. По мере продвижения, я ощутил, что он не был прямолинейным.
Моя попутчица тяжело дышала, а её руки стали липкими от пота. На это я старался не обращать внимания так, как и сам был в тех же условиях, но ещё мне приходилось ощупывать впереди себя стену и просто тянуть живой груз на руке. Меня больше волновало, возможное появление летучих хозяев подземелья, которые могут в любой момент вернуться домой на покой и вновь спровоцировать паническую истерику у Татьяны.
Пока же всё шло довольно спокойно, и мы равномерно продвигались вперёд - к спасительному выходу или назад - вглубь новых потрясений.
Сколько мы шли во времени и в пространстве, определить было невозможно, а остановиться, я не решался. Шумное дыхание и шарканье наших подошв были единственными нитями, связывающими нас с жизнью. Это могло тянуться вечно, если бы в монотонное однообразие звуков не стали проскальзывать иные звуки, очень напоминающие мелодии.
«Вот только загробной музыки нам и не хватало сейчас!» - пронеслось в мыслях.
Я вдруг вспомнил, как, работая на тракторе в ночную смену в поле, я явственно слышал полные радиопередачи, исходившие из монотонно работающего двигателя в ночной тишине. Я тогда понял, что мой мозг, пребывая в дремотном состоянии, действительно улавливал радиоволны. Но как он это делал, я не ведал.
Теперь же была почти аналогичная ситуация – монотонность звуков, кромешная темнота и смертельная усталость, навевающая сон.
Невольно подумалось: «А не за упокой ли наших душ, кто-то сделал заявку в загробную радиостанцию?»
Я не стал останавливаться для проверки своих предположений и гипотез, и тем более, не стал спрашивать о них у Татьяны.
Если это действительно звучит музыка живого мира, то она обязательно усилится до восприятия её другим локатором, и мы тогда вместе остановимся, чтобы определить направление её истока.
И точно, движение девушки неожиданно нарушились. Видимо она, с некоторым запозданием, всё же уловила посторонние звуки, но, какое-то время пребывала в сомнении их происхождения.
Теперь я мог смело сделать остановку, без ожидания сюрпризов со стороны второй половины человечества.
Мы замерли лишь на миг и, не произнеся ни слова, быстрым шагом направились к невидимому источнику наших новых надежд.
Через десяток шагов, я заметил впереди себя желтоватое пятно, явно живого происхождения.
- Там люди! – тихо сказал я на ухо Татьяне, боясь спугнуть замаячившую надежду. Она и так много раз дурачила нас – играя с нами в прятки по-чёрному!
Преодолев последние метры на одном дыхании, мы вошли в освещённую свечами комнату с высоким, куполообразным потолком, и с отверстием в центре него. Справа и слева от нас сидели на своих вещах две парочки. По их экипировке – это были профессиональные туристы из столицы или областного города. Возле одного парня негромко играл радиоприёмник
ВЭФ, другой же подыгрывал звучащей мелодии на гитаре.
У него это получалось довольно хорошо.
При виде нас, они с олимпийским спокойствием отреагировали на наше появление, как будто мы с Татьяной вышли из метро или подъезда дома.
Переведя свой взор на свою спутницу, я обомлел.
Она выглядела, просто кошмарно; – вся белая, белая, как смерть!
Взлохмаченные волосы поседели от обилия на них меловой пыли. Кофту и юбку невозможно было определить на цвет. Лицо, шея, руки в грязных пятнах и потёках. Ноги и обувь были просто выкрашены белилами. А грудь?! Я и не подозревал, что она у неё такая мощная. Да на таком бюсте соцреализма можно смело вешать медаль «Мать героиня». Вот, что значит белая фактура в руках неведомого мастера!
Она посмотрела на меня и её глазища, от ужаса, расширились до предела, будто меня подменил мертвец в белом саване. Чёрные зрачки полностью поглотили голубизну её глаз, как мне показалось, залезли на белое поле.
Evidens – Improbable!
Видя полное безразличие к нам и к нашей внешности, я понял, что эти ребята попадали в аналогичные переплёты и теперь ничему не удивлялись.
Я поздоровался с ними и спросил, как нам выйти наверх.
Парень без гитары подробно описал последний этап наших злоключений.
Моё же гипсовое изваяние из парка культуры 50х годов не шелохнулось при нашем разговоре. Оно, явно представило себя со стороны, и теперь готово было, если не вернуться обратно во мрак, то провалиться на месте, лишь бы не выглядеть в таком виде перед своим избранником и незнакомыми парнями.
Наверное, это подействовало на Татьяну гораздо сильнее, чем стая летучих мышей.
Когда я взял её за руку, она едва не упала в обморок, а грязный, посеревший рот даже не закрылся.
Подхватив свой раритет за талию, я повернул его в сторону нужного выхода и, едва не силком, поволок жертву мелового заточения на свежий воздух, в котором и она, и я, очень нуждались.
Я спешил к выходу, пока моя загримированная партнёрша пребывала в трансе от своей внешности и не выкинула, какой-либо новый номер с затянувшемся представлении. Я надеялся, что ночная прохлада, запахи невидимых цветов, соловьи послужат ей, как бальзам на сердце. Главное, что никто из нашей компании не видел её в новом амплуа подземного балагана. За свой же испачканный имидж, я ничуть не беспокоился. В таких случаях, я всегда вспоминал бессмертное изречение: «И это пройдёт!»
Подбадривая самого себя и шепча всякую чушь на ухо загипнотизированной спутнице, мы уже без эксцессов вышли на настоящую свободу. Кто бы знал, какова она?
Все соловьи окрестного леса встречали нас небывалым хором, как древнегреческих героев вышедших победителями в небывалом испытании на выживание. Только ступив на щербатую почву и вдохнув полной грудью майский, наркотический воздух, я почувствовал смертельную усталость во всём теле. Мне ещё не верилось, что всё уже позади, и я вернулся живым и здоровым из царства мёртвых. Татьяна пока не разделяла со мною радость чудесного спасения. За несколько часов она пережила целую вечность, натерпелась страхов за десятерых и, возможно, впервые увидела себя в естественном виде, отчего, просто, валилась с ног.
- Давай отдохнём немного, - предложил я ей.
- Только не здесь, - встрепенувшись, ответила она.
При мысли, что чёрная дыра подземелья смотрит ей в спину и может в любую секунду вновь засосать её в своё ненасытное чрево, Татьяна включила резервные ресурсы жизнеобеспечения.
Она потянулась, будто пробудилась от долгого летаргического сна, осмотрелась вокруг, стараясь вспомнить, что-то или сориентироваться на новом месте нахождения, и лишь затем повторила, как бы для себя самой: - Только не здесь!
Что она хотела этим сказать? Увы, для меня осталось загадкой!
От её желания не задерживаться у чёрта на куличках, я малость воспрянул духом. Усталость так же дала некоторую отсрочку.
От полуразрушенной церквушки наверх вела дорога по кругу и петляла тропа – круто, но напрямую. Я без согласования с Татьяной выбрал тропу.
После первозданного мрака подземелья, тропа показалась ярко освещённой аллеей в английском парке, только без фазанов и косуль.
Я не стал ждать, когда мой «бесценный груз» вцепится в мою руку, а сам протянул её Татьяне.
- Держись, «спелеолог СССР», нас ждут на вершине! – пошутил я.
Я знал, что никто нас не ждёт ни наверху, ни внизу, ни в лагере; все давно смотрят десятый сон. Даже Пиковая дама и та, наверное, угомонилась после такой проделки со мною.
Как восприняла Татьяна мой юмор, не знаю. Для меня было важно то, что она охотно ухватилась за протянутую руку и, ни о чем, не спрашивая, покорно пошла в сцепке за мною по матовым извилинам тропы.
Вскоре мы выбрались на дорогу, проходившую по гребню меловой горы в обе стороны от нас. За время подъёма, мы ни разу не обернулись. Дорога с двух сторон ограждалась тёмными стенами леса, но нас это ничуть не пугало. Мы повернули влево. Татьяна взяла меня под руку и мы, уже не торопясь, стали возвращаться к жизни, просвечивавшейся сквозь листву по левую от нас сторону. Через несколько сотен метров мы вышли к развилке, ведущей вниз к дому и к «Артёму».
Я хотел поскорее вернуться в лагерь к своей постели и думал, что Татьяна того же мнения.
Evidens - Improbable!
Я в который раз убедился в том, что ничего не знаю о женщине, с которой, когда-то отправился на грешную землю!
Не знаю, что на неё нашло?! Но она, напрочь забыв про всё, что с ней случилось с полчаса назад, жаждала новых, как ей грезилось, уже романтических приключений.
Повернувшись ко мне лицом и вплотную прижимаясь своей пышной грудью, Евина наследница протянула нараспев: - Я хочу, хочу,.. к «Артёму»!
Красноречивую паузу, я пропустил мимо ушей. Все чары волшебной ночи не могли заретушировать виденный мною образ в свете свечей, а тем более настроить на лирический лад с избранницей Судьбы.
«Увы, моя дорогая, я рядовой Homo sapiens!» - подумал я со вздохом.
Моему преобразователю информации необходимы были, не только отличия по половому признаку. Ему так же нужно, чтобы женская грудь не ассоциировалась с коровьим выменем, а фигура, чтобы не упрощалась до плоскости доски или свиноматки. Чтобы взгляд мой завораживался, а не стекленел. Чтобы чувства насыщались от соприкосновения, а не истощались от случайного контакта. Чтобы слух не резала какофония. Чтобы я не замечал разительных перемен в её внешности, ни при каком-либо освещении и ни в каком-либо гриме. И, чтобы ради удовлетворения животной похоти, мой мозг не стремился одурманить себя спиртным.
Моё понимание женского идеала не было зациклено на шкале Единиц, но и амплитуда не галопировала по параболе разнообразия.
Для выживания в плотной среде обитания одного вида, высший разум делал допуск по частностям, и то при растущем дефиците эдемного антипода на единицу времени.
Взвесив её «хочу!» и моё «Ну, уж, нет!», я всё же решил досмотреть до конца представление.
- Ну, если хочешь!.. – обнадёжил я её преобразователь информации полунамёком.
- Хочу! – выпалила она тут же.
По едва заметной дороге, два белых духа тронулись дальше. Несмотря на их видимую, иллюзорную близость, они, по воле Свыше, были недосягаемы друг для друга и лишь белый призрачный цвет подземелья, как-то пытался сгладить их полярность для окружающего мира.
Пропетляв ещё какое-то время по непроницаемой чаще леса, дорога вывела нас на открытое место и только там, ощутив простор, она повернула налево.
Мы остановились.
Перед нами, в конце дороги, вздымался под самые звёзды шедевр советского кубизма, в образе пламенного революционера Артёма. Потеряв всякую надежду на назначенную встречу с нами, старый конспиратор собирался уже сойти с горы. В его поднятой руке чувствовалась некая обида: «А ну, вас!..» Ещё мгновение и он, каменной поступью, сошёл бы с осточертевшего пьедестала, на котором за многие годы, он окаменел телом и сердцем. Наше запоздалое появление в конце поляны, увы, не пробудило в нём былых человеческих чувств. Он стоял к нам спиной, застыв в неестественной позе, будто я пришёл к нему не с живой, молодой девушкой, а с самой Горгоной Медузой.
Из-за позднего часа памятник уже не освещался снизу, отчего, на фоне смоляной, переливающейся сферы неба, он, как бы источал изнутри, накопленную за день световую энергию, виде матового свечения.
Заворожённый редкой фантасмагорией, я на какое-то время забыл про свою спутницу, которую вёл именно сюда почти целую вечность. Я пребывал сразу в двух измерениях и не мог понять, какой из них реальный, а какой грезится.
- Ты никому не расскажешь? – прошептал голос самой темноты.
По телу пробежала дрожь.
Я машинально, почти шёпотом, заверил: - Никому! И никогда!
Я никак не мог сделать реверс из мистического состояния моего сознания, отчего не понимал смысла просьбы моей спутницы, которую, я вновь ощутил на своей материалистической груди.
Я нехотя перевёл взгляд с гипнотического колосса на Татьяну.
Лицо её светилось в улыбке, а огромные глазища просто сверкали. За играющим блеском терялись зрачки.
Представьте себе, разрисованную белилами маску со славянскими, не очень выразительными чертами лица, покрытую взлохмаченными прядями испачканных волос! Каково увидеть в её выпуклых глазницах переливающиеся в неведомом свете стекляшки глаз?
Эта Гоевская страшилка опёрлась на мою согнутую в локте руку и дотянулась до моих застывших губ.
Я почувствовал прикосновение, но не ощутил возбуждающего влечения от поцелуя. Видимо я пребывал, где угодно в бесконечном мире, но только не рядом с ней.
Татьяна вдруг оттолкнулась от меня и направилась к небольшой луже расплывшейся на дороге к Артёму. В спящем зеркале воды отражались звёзды и часть памятника.
Я пошёл за ней. Там, в луже воды, несгибаемый борец за идеи, покорно склонил свою граненую голову у моих ног лицом вниз. Отражение сыграло с ним злую шутку, но об этом, кроме меня, никто не знал. Татьяна, его вообще не замечала; ни в небесах, ни, тем более, в водном зеркальце, которое она поспешила использовать в своих, чисто женских интересах.
Я обошёл её сокровище и направился к небольшому обелиску, стоящему в середине невысокого постамента. Под ним покоились воины, погибшие в войну.
Мы с Татьяной, только что выбрались из настоящего подземелья, где были замурованы несколько сот неизвестных нам человек, – и ничего, - не сошли с ума. Здесь же были захоронены наши соотечественники, сложившие свои головы и за то, чтобы мы с ней могли отдыхать, когда и где это будет необходимо.
Я присел на край остывшего камня, и устало посмотрел в сторону прихорашивающейся женщины. Она, сидя на корточках, старательно смывала с лица и с открытых участков тела слои грима мезозойской эры, будто готовясь встретить, кого-то из нынешнего времени; мы же с Артёмом не спешили расставаться с прошлым.
Процедура гигиены без мыла, оказалась задачей не из лёгких; то ли косметика «левой» была, то ли водица из лужи не желала пачкаться. Но женщина была упёртой в своём деле.
Она вдруг замерла на мгновение, посмотрела в мою сторону, затем, не вставая, подцепила грязную кофту под низ и ловко сняла её через голову, обнажив тёмный бюстгальтер на белом теле.
Кофта и в самом деле мешала ей. Она вся была пропитана мелом и только дополняла грязи в смываемую воду.
Моя одежда и я сам были не меньше испачканы краской древних времён, но я не желал попусту тратить драгоценное время на мартышкин труд. Я знал, что мел не всякое мыло берёт, а что говорить о лесной луже на дороге. Моя же Золушка, собираясь, явно, на бал, мыслила иначе. Первая неудача её не остановила.
Отбросив кофту в сторону, Татьяна завела руки за спину, будто на неё сели комары и тут, неожиданно, её огромная грудь вывалилась из расстегнутого бюстгальтера.
Evidens – Improbable!
- Evidens – Improbable! - прошептали мои губы.
Перевалившись с ноги на ногу, она медленно встала.
Чёрный предмет нижнего белья ещё, какое-то время удерживался обвисшей грудью, затем полетел прямо в лужу, но тут же был подхвачен на лету у самой воды. Жаль, этого не видел Артём, иначе ночь огласилась бы громоподобным хохотом. Зато соловьи окрестного леса ошалело заголосили: - Зрелищ, зрелищ, зрелищ!
«Неужели, ради этих минут, женщина готова идти на любые испытания?» - подумал я, видя, как чары тёмной воды подействовали на мою уставшую и полусонную спутницу.
Поменяв свою, вечнопадающую походку, на одну из хореографических разновидностей передвижения на ограниченном пространстве, Татьяна поплыла по дуге вокруг «лебединой лужи». Смешно кружась вокруг своей оси, она замысловато вскидывала руки вверх, а затем веером опускала их вниз.
Оставив лужу за спиной, провинциальная Мельпомена, не пошла прямо в мою сторону, а по амплитуде соблазна, закружила в другую сторону от меня. На развороте очередного захода, она странно прогнулась в мою сторону, как бы приглашая меня к парному танцу. Когда же танцовщица разогнулась, с прогибом спины назад, то с неё слетела и юбка. Теперь от её первородного состояния отделяли только плавки из тёмного материала.
Не разнообразя на движениях по мнимой сцене, Татьяна поплыла к следующей амплитуде сближения со своими грёзами.
Я хотя и смертельно устал, но всё же, с нескрываемым любопытством наблюдал за ночным, уникальным представлением из мира искусств.
Эта поляна была, явно, аномальной и, возможно, в древние времена служила для обрядовых культовых инсценировок. Не зря же здесь создан целый комплекс христианской веры.
«Интересно, а Антон Павлович подымался сюда, под звёздами, с какой-нибудь «Дамой с собачкой» под ручку?» - невольно подумал я, следя за представлением новоявленной артистки. - Я, что-то не припоминаю описания этих мест в его письменах. Это довольно странно, при его наблюдательности и способности к повествованию!»
Пока я пытался проникнуть в Святогорск конца Х1Х столетия, Славяногорск 70х годов ХХ столетия успел скинуть со своей избранницы последнюю драпировку материализма и вещицизма.
Если невольная участница невидимого шабаша направлялась именно ко мне, а не к каменному истукану, то до меня ей оставалось три или четыре амплитуды. Моё любопытство быстро сменилось апатией. Её близость, за Вечную ночь и так опостылела, а тут она ещё обнажила Пикассовскую натуру. Лучше бы не снимала плавок.
Настоящий параллелепипед на двух точках опоры; нет даже намёка на талию и ягодицы! Такое чувство, что, от сзади стоящего кубизма, отлетел осколок мела за лужу и теперь бумерангом возвращался восвояси, а я случайно оказался на его пути.
Глядя на Гойевский бред, я вдруг подумал о Галке.
У той фигура и грудь от Челлини, да и в движениях она чёрная кошка. На этой поляне, при соловьях и звёздах, она запросто околдует любого мужчину. Даже Артём и тот постарается повернуться в её сторону.
Я невольно оглянулся на памятник. Мне показалось, что он хотя и каменный, но по движению ощущалось, что не прочь, был уйти подальше от ожившей геометрической фигуры с половиной человеческих аксессуаров, по фамилии Чемоданова.
Татьяна уже описывала заключительную дугу своего спектакля, и тут только до меня дошло, что именно это зрелище она просила оставить втайне от всего Мира.
Увы! Такое, просто, невозможно скрыть под грифом «Совершенно секретно»!
Взлохмаченный финал, в поту и грязи, неумолимо приближался, а я думал, что ещё предстоит нелёгкий спуск по крутому склону горы, и не близкий для бессонницы путь к чистоте и покою, о котором я мечтал со дня сотворения Очевидного – Невероятного Мира.
Evidens – Improbable!!!