Б Е С С О Н Н А Я Н О Ч Ь
La nuit blanche (фр.)
«…Какая ночь! Великая, святая.
Божественная ночь! Ты не для сна!..»
Д.Байрон. Нанте. песнь 3. 93.
Я лежал на спине, а на моём правом плече покоилась голова Марии. Мария крепко спала, уткнувшись носом в мою грудь. Время было далеко за полночь, если не ближе к рассвету. Спать не хотелось. Как тут уснуть?!
Позавчера я получил из Москвы письмо от Сергея, написанное рукой Марии, мол, мы всей семьёй едем к тебе в гости. Встречай!!! После такого известия попробуй уснуть. Надо решать задачу со многими неизвестными.
Когда Сергей с молодой женой переехал из Ленинграда в Москву, я о них ничего не слышал. Да я с ним и переписки никакой не вёл. Если, честно, то я толком лица жены его не мог припомнить. В толпе бы точно не признал бы.
А теперь она лежит в моей постели и крепко держит меня правой рукой. Воистину, какая ночь!!!
В предгорье ночь тёмная и тихая. Редкая машина протянет по потолку серые холсты и профырчит на подъёме, и опять первозданный мрак и тишина небытия. В такой тиши хорошо слыхать сопение трёхлетней Танюшки на соседней кровати.
Я живу в общежитии, в комнате, где помимо меня прописаны ещё два холостяка. Сергей прекрасно знает, что такое общежитие так, как мы с ним жили в одном общежитии на Благодатной 47, только в разных комнатах. А вот «Сергей», писавший письмо, возможно, никогда не жил (жила) в общагах или думал, что в Сочи, всем холостякам предоставляют отдельную площадь, специально для приёма бесконечных потоков гостей. Святая наивность! В письме: «Нас трое, на неделю! P.S. А ты рад?!»
«Очень! Чёрт бы вас побрал!» - думал я, когда уговаривал соседа по комнате и коменданта, чтобы они вошли в моё положение. Другой сосед проживал у какой-то женщины и только числился здесь, но он мог в любое время вернуться на своё законное, оплачиваемое койко-место. Об этом столичные знакомые не желали знать, они всецело были заняты предстоящей поездкой на море.
На следующий день, после получения письма, я отпросился на работе на два дня, и поехал на вокзал встречать незваных гостей, сменив по дороге, гримасу недовольства на маску гостеприимного благодушия.
На перроне меня ждал второй сюрприз из стольного града.
Я увидел сияющего от счастья «Сергея», писавшего мне письмо, а рядом за ручку держалась удивлённая девочка, и куча вещей. Сергей же, которого я знал по общежитию, у которого был свидетелем на свадьбе, и который упоминался в письме, как глава святой Троицы, никак не спешил выходить из вагона. Как выяснилось, после стандартного приветствия, он даже не входил в него. Его, видите ли, за день до отъезда, вызвали на работу, и он лишь проводил жену и дочь до поезда.
Эта пара в юбках, оказалась для меня совсем некстати.
Я только начал ухаживать за одной молоденькой, разведённой женщиной из нашего общежития, и тут приезжает ко мне давняя знакомая, да ещё с ребёнком. Они-то через неделю исчезнут, будто их и не было, но мои планы, относительно этой женщины, обязательно прихватят с собою, как сувенир. Какая женщина поверит, что к тебе приехала жена твоего хорошего знакомого, да ещё с подозрительным ребёнком?!
Если бы ты знала, спящая наивность, как я хотел тогда, чтобы ты вновь села на любой поезд и катилась бы, куда подальше от Сочи. Но, что случилось, то случилось! Надо принимать, как подобает радушному хозяину.
Я взял вещи и мы пошли на автобусную остановку. По дороге гостья о, чём-то лопотала мне, а я размышлял в это время о своём: «Ведь нас ничего не связывало, чтобы вот так запросто, приехать ко мне без мужа. И познакомились мы с ней лишь благодаря Сергею».
Я и с Сергеем-то не дружил вовсе. Какое-то время работали в одной бригаде, изредка общались в общежитии и на праздничных вечеринках. Он был замкнутой личностью и вроде бы ничем не интересовался, но от компаний никогда не отказывался. Сейчас вспоминаю, что Сергей всегда был в роли стороннего наблюдателя и редко вступал в разговор или спор. Внешне, он напоминал мне лермонтовского горца. Узкое лицо, с невысоким лбом, густые, чёрные волосы, растущие едва ли не от средины лба, глубоко посаженные глаза, следящие, с некоторым подозрением за собеседником. Выпивкой он не злоупотреблял, а если пил в компании, то быстро хмелел и засыпал тут же. Я ни разу не замечал, чтобы Сергей мешал своим присутствием. Взрослый ребёнок с уравновешенным характером.
И вот, однажды, заходит он ко мне в комнату. Поздоровался и молча сел за стол. Я почувствовал, что Сергей хочет о чём-то меня спросить, но не решается. Зная, что он никогда и ни у кого не занимает денег, я, как бы в шутку, сказал: - Ну, сын мой, исповедуйся! Облегчи душу свою! – и, положа руку на Библию, которую я в это время штудировал, добавил. – Какие проблемы, Серёга?
Он смущённо улыбнулся и, выдержав паузу в размышлениях, сообщил, что собирается жениться.
К эпидемии свадеб, я уже начал привыкать. Сам успел побывать в роли свидетеля шесть раз, не говоря уже о рядовых торжествах, где я был гостем со стороны жениха.
Сергей немного замялся. Я спросил его, когда будет свадьба и невесту он выбрал из наших?
- Машка у нас не работает, - ответил он. - Регистрация и вечеринка пройдут здесь, а саму свадьбу организуют в Москве у её сестры.
- Молодцы! – порадовался я за Сергея и добавил. – Ты меня хочешь пригласить на свадьбу.
- Да. Но не только! – выпалил он с волнением.
Я удивился. Я никак не ожидал, что Серёга предложит мне стать его дружком. Моя рука всё ещё покоилась на открытой Библии – это значило для меня, что исповедь «сына моего» не закончена.
- Ты можешь поехать со мною в Москву? Как свидетель? – спросил он меня с запинкой.
Я видел, как Серёга волновался. Лицо его покраснело, а выбритый подбородок и бакенбарды приобрели синий цвет.
Москва не Тайцы, не Репино и не Зеленогорск. Это, как минимум четыре дня! Такого в моей практике свидетельств ещё не было.
- Ты же знаешь, что надо у начальника участка отпроситься, почти на неделю? – заявил я ему.
- Тебя отпустят, я знаю. Тебя всегда отпускают. – уверенно сказал он.
Серега имел в виду мои ежемесячные поездки по турпутёвкам, иной раз по два, три раза в месяц. Вот так сторонний наблюдатель! Он и это учёл. Я ещё не дал согласия на роль дружка, а смышленый тихоня, наверное, уже и билет для меня заказал.
- Давай так, - предложил я ему, - если начальник даст добро, то я согласен. Идёт?
- Я завтра сам к нему поеду, - поспешно сказал он и добавил. – Коль, Машка ещё хочет с тобою поговорить.
- Про Москву?
- Про всю свадьбу.
- Об этом поговорим завтра.
- Она хочет ещё, что-то попросить у тебя сама, - тихо сказал он.
- Денег в займы?
- Нет! Она сама расскажет.
- Сегодня уже поздно. Давай завтра всё обсудим, если меня отпустят. Согласен?
- Я утром, к наряду на участок поеду, - радостно сказал Серёга.
Он смущённо улыбнулся и, попрощавшись со мною, ушёл.
Когда дверь за ним закрылась, я подумал: «Москва, так Москва! Чем она хуже других городов? Посмотрю, да ещё и на свадьбе побываю».
С гардеробом для таких торжеств у меня всё в норме! Подобрано с иголочки – не придерёшься! Как-то раз, на регистрации моего лучшего друга, меня несколько раз путали с женихом, хотя внешне, мы с ним вовсе не похожи.
Я работал во вторую смену и, когда приехал на работу, то начальник участка удивил меня: - Надеюсь, Николай, ты привезёшь волжской тарани?
Я пропустил его слова мимо ушей: «За волжской таранью необязательно в Москву ехать. Здешняя ничем не отличается от столичной». Но, когда он отдал мне заявление на отпуск за свой счёт, написанное от моего имени, то я был шокирован. В нём я просил целых десять дней! На мой вопрос, откуда такая цифра?
Я услышал, что за меня жених похлопотал. Молодец! Ничего не скажешь.
После работы, в общежитии, меня ждала будущая, советская ячейка по производству детей коммунизма, в лице Серёги и его Машки. Серёга, извиняясь, уклонился от моих вопросительных упрёков, а его, без пяти минут, невеста, сияла и благодарила меня за настоящий, дружеский поступок – быть в роли свидетеля в Ленинграде, в Москве и в городе Инзе, расположенном на берегу настоящей Матушки – реки русской, откуда начальник просил привезти ему тарани.
Мария, она же по выражению Серёги, Машка, лежит преспокойно у меня под боком и вряд ли видит в своих снах моё состояние того вечера. Зачем ей проблемы далёкого прошлого, когда она, возможно, впервые в своей супружеской жизни спит на груди мужчины. Мне не хотелось верить её рассказам, но она так крепко обнимала меня правой рукой и старалась периодически прижать ещё сильнее к себе, что я вынужден был согласиться с криком её души.
Выслушав все хвалебные речитативы в свой адрес, я попытался ограничить своё свадебное турне стольным градом, но, после словесного подкрепления со стороны жениха, в конце концов, был вынужден отступить до берегов великой реки, с условием, что Инза будет моим конечным пунктом. А вдруг у них родня и за Волгой отыщется. Машка, на радостях, заявила, что оплатит мне дорогу в оба конца, на что я, к радости Серёги, не согласился.
Время было позднее, и все детали свадебного путешествия отложили на следующий день.
По отдельным словам и намёкам их разговора, я предположил, что Серёга не прогадал в выборе будущей жены. Так называемая, Машка давно всё просчитала, включая и моё согласие на поездку. Не знаю, каково будет ей с будущим мужем, а вот ему, похоже, повезло в выборе. Хотя: «Жили они долго и счастливо!» - предсказать невозможно. У разбитого корыта Судьбы можно оказаться даже на другой день свадьбы. На подобной свадьбе я побывал, когда ещё учился в училище.
Нафуфыренный голубок ещё не успел окончательно сползти под стол от перепоя, как его любящая, белая голубка запорхала по всем закоулкам барака, в котором проходило торжество, и сараев – до самого рассвета. А поутру они расстались! Новоиспечённый муженёк с ветвистыми рогами, поймав с поличным свою неверную жёнушку с десятым или более кобелём, разбил в кровь её симпатичное и счастливое личико, а сам продолжил пьянку, пока не оказался в больнице с стадии белой горячки.
«И я там был, мёд с пивом пил. По усам текло, но корыта чужого семейного счастья не раскалывал!» Брезговал конвейерным коллективизмом под одной юбкой.
У Серёги с Машкой первый день свадьбы прошёл довольно скромно. Из родных была только сестра с чьей-то стороны. Спешная регистрация в ЗАГСе, без возложения цветов к традиционному памятнику, и такое же застолье у невесты, даже не помню, где именно оно проводилось; торопились на ночной поезд. Как сказала Машка: «Основные торжества будут в московском кафе «Валдай» на Калининском проспекте». Там её сестра уже всё приготовила, включая и новую свидетельницу, как полагается. Ленинградская же, не пожелала колесить по Советскому Союзу.
Отправляясь на вокзал, я, честно, уже пожалел о своём согласии.
Зима, крепкие морозы. Одежда не по сезону… По Москве не разгуляешься! Я только потом сообразил, что не до музеев и выставок будет мне. Ведь я ещё и пить буду за здоровье молодых и их родственников. Об этом и ином негативе к культурному просвещению, я узнал, когда мы утром вышли из поезда на перрон Ленинградского вокзала в Москве. Проклятущий морозец сразу нащупал мою ахиллесову пяту в туфлях и притом, сразу на обеих ногах. Пока доехали на такси до Бирюлёво, я едва не окоченел. И отогрелся уже, только в горячей ванне, которую мне предоставили в первую очередь, как дорогому гостю. А ещё, хозяйка выделила мне халат, пока она постирает и высушит мою майку и рубаху. На предстоящем торжестве я должен был выглядеть, как заказывал жених с невестой.
За суетой и хлопотами короткий день быстро пролетел. Я даже не заметил разницы между утром и вечером, - вся квартира, как привокзальный буфет. Вскоре прибыла свадебная машина в сопровождении двух или трёх такси, и мы поехали в кафе «Валдай».
«Помнит ли Мария, как у, какой-то станции метро, я попросил остановить машину, чтобы купить ей букет алых роз?» - неожиданно вспомнил я ещё один эпизод нашего знакомства.
Глядя в замороженное стекло машины, я случайно, увидел у входа в подземку молодую цыганку с букетом роз и автоматически крикнул водителю, чтобы остановился на минутку. В Ленинграде, как-то обошлись без пышного букета. Но в Москве, наверняка, будет много гостей, а невеста без цветов. Я не подумал в тот момент, что цветы могут ждать её в самом кафе, да и у цыганки букет мог быть подморожен. Я подумал, что на пару часов прелюдии их вполне хватит.
Московская Машка, не знала, что из-за спешки и неведомого случая, букет мне достался не только даром, а ещё и с доплатой, которой хватило бы на три таких букета. Да простит меня замёрзшая цыганка! Не хотел я её обманывать; так получилось. Я узнал об этом лишь, когда мы зашли в кафе. Удивительно было и то, что розы оказались совершенно свежими, Мария взяла их собой в г. Инзу.
Глядя в тёмный потолок комнаты в общежитии, я размышлял над непредсказуемыми кульбитами судьбы.
Серега, как скупердяй, вроде всё просчитал на время свадебного турне; он даже учёл мою порядочность, честность и некоторую расточительность, которую я позволял в хорошей компании. Из него получился бы отменный ростовщик. Но, ставя на меня, он всё же не учёл того, что его избранница умеет считать не столько деньги, сколько его шансы по отношению к другим мужчинам, и что на этом она строит свои, совсем не финансовые планы.
Ставила ли она меня и своего мужа на весы в первый вечер нашего знакомства? Вряд ли! Но в кафе Серёга получил первый, пока физический удар в бок от своей супруги, когда после нескольких стопок водки «за жениха и невесту», он, вместо того, чтобы танцевать со своей молодой женой, стал беспрерывно зевать и закрывать глаза.
- Коль, если бы ты знал, - призналась Мария с час назад, - как мне было обидно! Все танцуют, веселятся, а я, как дура сижу возле этого пьяного сони. Я тогда готова была разорвать его на куски. Обидно! Твой праздник, а на тебя обращают внимание лишь, когда провозглашают очередной тост. Не знаю почему, но я и на тебя злилась. Ты веселился, как будто это была у тебя свадьба, а я, как бедная родственница, почти никем не замечалась.
Я вспомнил, что Серёга неохотно вышел со своей невестой на единственный танец. Лицо его было красным, с синевой в местах бритья бороды и бакенбардов. Он, явно, не переносил всеобщего внимания к себе, отчего старался пропустить лишнюю стопку водки за воротник.
Я ему не сочувствовал так, как мне действительно было не до него и не до его молодой жены. Я всё внимание уделял свидетельнице-дублёру и другим приглашённым девушкам, не останавливая своего выбора на конкретной особе. Ближе к концу вечеринки, я разошёлся настолько, что взял большой поднос со стопками и водкой и пошёл со свидетельницей вокруг застолья.
Я не помню, что именно говорил, когда предлагал выпить тому или иному гостю, за финансовую надёжность новой семьи, но поднос быстро наполнялся. Я краем глаз видел, как у свидетельницы округлились глаза и открылся рот. Какой вид был в то время у Серёгиной Машки, меня ничуть не интересовал. Я хорошо помнил, что Серёга пригласил меня в свидетели не только для того, чтобы я поставил свою роспись в бумагах, а чтобы ещё и веселил его гостей, за что я брал с них соответствующую плату в пользу молодожёнов.
Мария призналась, что, когда до неё дошло, что я серьёзным образом подменяю окосевшего тамаду, то подумала, что сошёл с ума. А я, не пьянея на тот момент и не сходя с ума, подошёл с полным подносом денег к удивлённой Марии. Серега уже спал за столом и ничего не видел. Я вместе с ней пересчитал «добровольные пожертвования» на благо будущего нашей страны, но не отдал ей, а положил себе в карман, чем вызвал недоумение и растерянность у неё и её родни. Меня ведь пригласил Серега, и я обязан был отдать деньги ему или ей, в его присутствии.
- Извини, - пролепетала Мария, - я тогда подумала, что ты намерился ехать из кафе прямо на вокзал. Даже, когда мы всё же приехали вместе к нам домой, меня не покидала мысль, что ты забудешь про деньги. Утром, когда ты ещё спал, я сказала Сергею, что ты забрал все деньги себе. Он же, не поняв, о каких именно деньгах идёт речь, психанул на меня и обозвал дурой. И, какова была моя радость, когда ты, проснувшись, отдал всё до копеечки, не Сергею, а мне, как и обещал. Я готова была расцеловать тебя в губы. Мой Серёжа, если давал мне деньги, то десять раз переспрашивал, на что именно они мне понадобились? Он и сейчас такой же! Жмот! На билеты в Сочи деньги дал, а вот на расходы я взяла из собственных накоплений.
Серега, явно, рассчитывал возложить часть расходов на мои плечи. Вчерашний день показал, что он отчасти оказался прав.
Где-то прокричал петух. Это, наверняка, у бабы Шуры горлохват проснулся. Он всегда около трёх часов ночи о себе заявляет. Я к нему привык, и до сегодняшней ночи, никак не реагировал на его резкий голос. Мария же от его резкого крика вздрогнула, но не проснулась. Возможно, что и я так же реагирую во сне, но не помню об этом.
Я сейчас не помню, во сколько мы выехали из Москвы в Инзу так, как все перемещения от дома к вокзалу происходили в темноте и в частичном похмелье, - на дорожку пропустили по рюмочке, другой.
Удивительно, но всё наше свадебное турне проходило под покровом морозного мрака, как будто мы куролесили за полярным кругом, в районе Мурманска или Норильска. Я жаворонок, а не сова и темнота постоянно напоминает мне об этом. Едва меркнет за окном, я тут же теряю ориентацию во времени и становлюсь менее активным, а через несколько часов темноты, вынужден бороться с сонливым состоянием своего организма.
То, что мы садились в поезд не ночью, я запомнил так, как в вагоне ещё никто не собирался ложиться спать. Нам достались плацкартные места в средине вагона. Я бы не вспомнил эту поездку, да вот десять бутылок шампанского из двенадцати, выпитых нами, пока мы доехали до Инзы, не дали забыть. Сестра Марии достала их по блату, чтобы порадовать и удивить волжскую провинцию, а тут, как нарочно, в вагоне был собачий холод, и не было ни чая, ни других напитков. Думаю, что родня Марии на нас не в обиде.
Мы едва расположились на своих местах, как Серёга, несмотря на протесты своей молодой жены, открыл первую бутылку шампанского, мол, горло сохнет, промочить надо. В другой ситуации, я, возможно, отказался бы от выпивки. Но в данном случае, в нашем купе оказалась очень симпатичная и весёлая попутчица; ну, как тут не поддержать молодого муженька, заявляющего на свои права - главы семейства?
Молодые занимали верхнюю и нижнюю полки по одну сторону, а я с сероглазой красавицей, занимали другую сторону полок, только у меня была верхняя, а у неё нижняя полки. Девушка ехала к бабушке, в какую-то глубинку, погостить. Узнав причину нашей поездки, она охотно поддержала нашу компанию.
Первые две бутылки опустели быстро. Настроение у всех поднялось, но холод в вагоне намекнул на то, что для сугрева требуется ещё бутылочка, другая шампанского. Вскоре Серёга стал зевать, но застолья не покидал. Милая попутчица пила очень мало, но, чувствовалось, что наша компания ей по душе. Холод маленько отступил, по покидать вагон не желал. Девушка поджала под себя ноги на лежаке и прижалась ко мне плечом. Я тут же взял одеяло и укрыл им её и себя, отчего она ещё плотнее прижалась ко мне.
После очередной парочки бутылок, новый глава семейства растянулся за спиной своей супруги, но ещё не отключался, а я обнял правой рукой сероглазку за талию и крепко прижал к себе.
- Видел бы ты моё состояние тогда, Коль, в поезде! – пожаловалась Мария. Я уже три дня, как законная жена, но дальше холодных поцелуев, дело у нас не шло! А ты, как кабель, едва познакомился с этой школьницей, и уже целуешь её прямо за столом. Когда ты увёл её «подышать» в тамбур, я со всей злости, ударила своего муженька кулаком по лбу, он же только проворчал, что-то во сне – и никаких эмоций. Я очень пожалела о том, что уговорила тебя на поездку в Москву и Инзу. Ты вёл себя, как артист на экране в кинотеатре; тебя видишь, слышишь и, как бы ощущаешь, а ты никого и ничего из нас.
« …Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит…»*
Какое мне дело было до серой пташки в чужой клетке, когда в моих руках трепетала райская птичка.
Мы с ней, и в самом деле, уединились в тамбуре, но кроме жарких объятий и поцелуев ничего не было. Весь в инее и во льду тамбур, оказался, настоящим проходным двором – двери без конца хлопали за снующими взад и вперёд пассажирами, но никак не хотели закрываться. Через несколько минут, леденящие сквозняки выдули нас восвояси. С теплящимися надеждами, мы вернулись в своё купе.
Мария с кислой физиономией сидела за столом. Серега похрапывал за её спиной. Других её или его родственников я не припоминаю, возможно, что мы ехали в Инзу всего трое. А вот юную попутчицу я запомнил на всю жизнь, хотя наше знакомство продлилось всего несколько часов.
Я бы с удовольствием скрылся с ней под одним одеялом, но, напротив, в роли её старшей сестры, сидела невостребованная мужем молодая женщина и в упор, с укором смотрела на нас. Я почему-то думал, что нам ехать до Инзы дня два и у меня с незнакомкой ещё уйма времени. Я пожелал ей спокойной ночи и полез на свою полку, но, когда я проснулся, сероглазка исчезла, как сладкий сон. А я ведь хотел взять у неё адрес и после Инзы заехать к ней в гости. Но не судьба!
Виновница же моей разлуки с милой мечтой глубоко вздохнула во сне и вновь прижала меня к себе. Что ей снилось? Явно, не давняя поезда в Инзу и не муж! Эх, заглянуть бы в её сон!
В Инзу мы приехали, как обычно, в темноте. Мороза не ощущалось, но снега было, чуть ли не выше головы. Возможно, что, очищая площадку перед домом и во дворе, хозяева насыпали вокруг настоящие сугробы, отчего, приземистый дом казался вдавленным в снег. Встречали нас довольно шумно и весело. Мы ещё не успели войти в дом, как нам пришлось пить за молодых. Нам поднесли стопки. Провинциальная стопка вмещала около 150граммов такой же провинциальной самогонки – не иначе, как штрафная за 10 бутылок шампанского, не довезённых до места назначения.
Я водку-то воспринимал, как альтернативное исключение. А тут, наверняка, первач со специфическим духаном! Жуть!
Где-то далеко Ленинград, Москва, а впереди неприступная Волга. Я один на один с незнакомыми мне традициями и обычаями. Как воспримут мой отказ уже поддавшие хозяева? Отступать некуда и поздно. Я глубоко вдохнул и одним махом осушил стопку за молодых.
- Я думала, что ты откажешься от самогонки, - сказала Мария. – Я даже заранее их предупредила, что ты пьёшь лишь вино, и чтобы тебе налили немного водки для приличия. Чисто символически! Когда же ты выпил весь стакан, я подумала, что тебе самогонку подменили водой.
Хороша «водица» российской глубинки! У меня даже дыхание спёрло от неё. С такой «водицей» наши отцы и выстояли в лютые морозы на берегах Волги. Окажись она тёплой, да поднесли бы её в душном доме, то я бы и половины не осилил. А так, меня лишь передёрнуло пару раз от сивушного аромата первача, и дыхание дало некоторый сбой.
Обрадованные хозяева радостно закричали: «Горько!», будто я был виновником торжества. Нас с песнями и танцами ряженых повели в сильно натопленный дом.
Я смутно помню всю свадьбу. После двух или трёх уже маленьких стопок самогона и духоты у меня пошла голова кругом. Помню, как танцевал с кем-то, как дивился частушкам в исполнении полной, пожилой женщины, которой подпевал её шестилетний внук. В частушках через слово был мат, но все воспринимали их, как сценические куплеты Мордасовой. Ещё припоминается одна девица, которая сама повисла у меня на шее, когда я вышел в сени, чтобы немного отдышаться от духоты и придти немного в себя от выпитого самогона. Она, что-то лопотала мне на ухо, но я ни единого слова не мог понять, видимо, она окосела сильнее меня. Я чувствовал, что она слишком молода ещё, но рост и полнота её затрудняли определение точного возраста. По сравнению с сероглазкой, она выглядела гром - бабой.
В сенях было не так прохладно, как хотелось, да к тому же чад в воздухе висел от самосада, отчего в горле запершило.
Толстушка потянула меня во двор, где в проходах между сугробами вырисовывались чёрные силуэты хозяйственных построек. Она повела меня по белым траншеям в глубь заснеженного огорода, к одинокому бревенчатому домику, похожему на баню.
Морозец слегка ощущался. Голова сопротивлялась ему, а вот сквозь тонкую кожу туфлей он норовил о себе напомнить.
Я был пьян, но не настолько, чтобы стать безразличным к красотам женского пола. Моя нежданная искусительница ничем меня не прельщала. Я затормозил перед неведомым строением. Она же настойчиво потянула меня в черноту открытой двери, пропахшей гарью. Я воспротивился. Мне представилось, что эту баню топят по-чёрному, и мне не хотелось, ради животной похоти, вымазаться в саже с ног до головы. Я помню, что отдёрнул её руку и скорым шагом вернулся в дом.
- Когда, я увидела, как Ленка увела тебя к бане, - прошептала мне на ухо Мария, - я подумала, что ты с ней там любовничал. После того она долго допытывалась твоего адреса, чтобы написать тебе или приехать. Я злая была и не дала ей.
Толстушка оказалась её двоюродной сестрой. Ей тогда исполнилось всего пятнадцать лет, хотя она выглядела лет на семнадцать и старше.
Где-то в памяти застряло, что выпил ещё одну стопку за кого-то из их родни, но уже без Серёги. Он не стал увлекать свою молодую жену ни в сени ни в баню, ни в убранную для них спальню. Он в очередной раз забыл про свои супружеские обязанности, оставив её одну наедине со своими обидами, ревностями и слезами. Об этом тоже, я узнал лишь в эту бессонную ночь.
На следующий день, прямым поездом, в одиночку, я уехал в Ленинград. Сзади осталась не взятая мною Волга и неприятное ощущение от её крепкой, но вонючей самогонки. Всю дорогу я высыпался, и, едва выйдя из вагона на перрон вокзала, тут же забыл про самую длинную свадьбу. Серега по возвращению из свадебного путешествия, вскоре переехал со своей женой в Москву. Я о них уже ничего не слышал.
Вновь прокричал горлохват бабы Шуры и Мария снова вздрогнула. Этот прародитель будильника всегда на страже и не даёт никому расслабляться во сне.
Пролежав долго на спине, я вынужден был сменить положение своего тела. Мария, не очень желала расставаться со своим ощущением собственницы. Я, не спеша, повернувшись в её сторону, обнял левой рукой за её талию и слегка прижал к себе. Она, не отпуская меня из объятия, прижалась ко мне всем телом. Наверняка, она не раз так же пыталась прижаться к телу своего законного супруга. Я никак не мог предположить, что первая брачная ночь может откладываться на будущее. Чаще бывает обратное; свадьба проходит с большим опоздание, а молодые, вот-вот, станут матерью и отцом.
Выложив вещи из чемоданов и сумок и, надев купальники и плавки, я неохотно отправился с сияющей от счастья гостьей и с её ребёнком на море.
Если бы она была со своим мужем, то я бы с их приездом смирился. В Сочи к подобным визитам, болезненно, но привыкают. Патология! Приходится адаптироваться.
Для меня же это было всё в новинку. Нелепо! Глупо!
Разгар лета. Вода в море была тёплой. Повезло и с погодой! Тишь и благодать! А тут ещё Антонов про море и белый пароход поёт в ближайшем кафе. Он хотя звучит в записях, а вот белый пароход «Россия» настоящий, стоит в сотне метров от нашего пляжа и дополняет романтическое воображение отдыхающих.
Ни Мария, ни её дочка никогда не купались в море и смотрели на него с широко открытыми глазами и ртами.
Людей было очень много и на берегу и воде. Впрямь в «мире животных» о лежбищах человеческих. Мы нашли свободное место почти у самой воды. Привилегия и удача. Теперь ребёнок будет под присмотром и вещи под наблюдением. Забронировав место площадью с покрывало, Мария с дочкой на руках вошла в воду, а я пока оставался на берегу. В конце концов, море от меня никуда не денется, их же время ограничено, не только днями отпуска, но и налётом непогоды. Они с превеликим удовольствием плескались на мели, удивляясь тому, что вода сильно солёная, я же с улыбкой и некоторым любопытством смотрел на них. Как меняются люди в незнакомой обстановке. И мама, и дочка мало, чем отличались в своём поведении на воде.
Меня удивило то, что Мария ничуть не изменилась за эти годы. Фигура выглядела так, будто она не рожала и не кормила ребёнка грудью. Со спины её можно спутать со старшеклассницей. Лицо ничем не примечательное – среднестатистическое, чистое. Ей очень мешает близорукость и небольшой треугольный шрам от ожога на правой щеке у самого рта. Без очков, её взгляд напоминает совиный, и рот при этом приоткрывается. Очки, которые она носит, ей не идут, она в них напоминает учительницу начальных классов, которая смотрит не в глаза детям, а поверх их голов. Есть проблемы и с походкой.
Не исключаю того, что она в детстве либо поздно пошла, либо у неё были, какие-то осложнения на ногах. Походка в раскачку.
Идеалы, увы, встречаются лишь в статичных скульптурах и в картинах. В жизни, из-за вечного движения, всё прозаичнее и разнообразнее. Возможно, что это помогает найти себе любимого и быть самой любимой. Помимо внешних данных, людей сближают характеристики, которые можно увидеть только душой и сердцем, а это, в большинстве случаев, бывает более важным и стабильным для обоюдной любви и семейных уз.
Мария с Танюшкой вышла из воды. Едва она поставила дочку на покрывало, как та вновь потянулась к воде.
Всегда приятно видеть, когда дети, не шарахаются от воды, а всеми способами стремятся к ней. Пока молодая мамаша со своей непоседой ковырялась в прибрежной гальке, я сплавал чуть дальше волнорезов. Издали я видел, как Мария старалась не потерять меня из поля зрения. Оставаться одной с маленьким ребёнком, в незнакомом городе довольно неприятно.
Подплыв к берегу, я вышел из воды и сказал, я присмотрю за ребёнком, а она пусть поплавает немного. Мария смущённо ответила, мол, не умею плавать. К этому времени, я уже знал, что на Волге она не могла научиться плавать так, как река протекала в сотне или более километров от г. Инзы. По той же причине, я не привёз своему начальнику в Ленинграде волжской тарани. Я подбодрил её словами: - Здесь больше половины людей видят водоём впервые.
Мария зашла в воду по пояс и повернулась ко мне лицом. Я видел её ищущий, растерянный взгляд. Без очков, я сливался в единую массу движущихся людей или расплывался в своих очертаниях. Танюшка рыла совком ямки у самого покрывала и в воду не лезла.
Опознав меня среди других, Мария улыбнулась и поманила к себе взмахами руки. Было видно, что она не знала, как вести себя в таком огромном водоёме в одиночку. Её дочка продолжала делать ведомые лишь только ей раскопки. Следя за озабоченным ребенком, я направился к Марии. Она для меня оставалась ещё чужой женой и нежелательной гостьей.
- Подержи меня немного, - сказала она, - я хочу попробовать поплавать. Я никогда не плавала.
Я протянул ей правую руку и она, уцепившись за неё обеими руками, распласталась по воде. Я плавно тронулся по кругу, Мария тут же заработала ногами, подымая фонтаны брызг. Не упуская из внимания её дочку, я сделал несколько кругов вокруг своей оси. Радости Марии не было предела. Она просто сияла и лучилась, даже близорукость и та исчезла на время. Возможно, что подобное плавание ей грезилось задолго до поездки в Сочи и вот, мечта осуществилась. На радостях, она захотела поплавать на спине, конечно же, с моей помощью.
Танюшка, слыша радостные возгласы своей мамы, не выказывала беспокойства. Она оказалась довольно самостоятельным ребёнком.
Я подставил руки под спину Марии и она, подняв повыше голову, легла на них. На какое-то мгновение, она замерла, соображая, как следует вести или действовать в таком положении. Эту проблему надо всегда доверять интуиции.
«Когда она последний раз покоилась на мужских руках, – мелькнуло в моей голове. – Носил ли её новоиспечённый муж на своих руках, когда они оставались одни? Вряд ли Серёга додумался бы до этого, если он её называл Машкой, как свинью».
А у «Машки», к моему удивлению, была гладкая, упругая кожа, без скалок на животе. Синие плавки плотно облегали её аккуратные бёдра и ягодицы и невольно привлекали к себе внимание, особенно, к едва заметному выступу между белых ног. Небольшая грудь под синей тканью так же влекла к себе. Я почувствовал, что былая неприязнь к этой непрошеной гостье, как к женщине поколебалась. Я понимал, что во мне сработал лишь рефлекс противоположности полов, всё остальное оставалось на прежних рубежах: «Непрошеный гость хуже татарина!»
Почувствовав непривычное внимание к себе с моей стороны, Мария весело засмеялась и с силой ударила ногами по воде. Она и дальше бы так возлежала на спине, если бы её голова, устав от напряжения, не запрокинулась назад. Неожиданно для неё вода хлынула на лицо. Мария молниеносно крутанулась волчком и оказалась животом на моих руках. Упёршись руками в мою левую руку, она выгнулась дугой. Глаза и рот были широко открыты.
Я засмеялся.
Сообразив, что ничего опасного не произошло, она тоже засмеялась.
На спине, конечно, очень приятно возлежать, но только не в воде, усвоила она мгновенно. Гораздо безопаснее учиться плавать на животе; и голова предательски не запрокинется назад, и можно в любой момент ухватиться руками за что-нибудь надёжное, - в данном случае, мои руки.
Отпустив правую руку, я потянул Марию к берегу, чтобы немного пришла в себя, да и ребёнка надо осмотреть, как бы не перегрелся на солнце и не обгорел.
Когда мы вышли из воды, Танюшка, не поворачиваясь в нашу сторону, попросила: - Мама дай колбаску и сладкий газик.
Мария вытерла полотенцем лицо, руки, надела очки, затем обмыла ручки своей дочке, и достала из сумки бутерброды с колбасой и лимонад.
Я не хотел есть. А вот мама с дочкой уплетали за обе щёки, будто они не ели со вчерашнего дня. Возможно, что они лишь перехватили слегка перед выходом из поезда и теперь по-настоящему проголодались. А тут ещё вода, свежий, морской воздух нагоняют аппетит.
Я заметил, как Мария почувствовала неописуемое удовольствие от отдыха у настоящего синего – синего моря. В знаменитом Сочи!
Помню, моё первое знакомство с Сочи оказалось мимолётным. Можно сказать, мимоплывным! Мы с другом приехали сюда на товарняках, в далёком, семидесятом году. Едва увидев море на морвокзале, мы поели там же и, взяв билет на пароход «Россия», тут же уплыли в Ялту. «Дикари!» Перекати-поле! Возможно, я почувствовал, что Сочи от меня никуда не денется! Сработало этакое предвиденье своего будущего. Иначе не объяснить моего первого, двухчасового знакомства с Сочи.
Марии подобная перспектива не светила. Москва, хотя и престижный город для проживания, но всё же для большинства «прикупом» является Сочи. Я допускаю мысль, что, где-то в глубине эгоистического сознания, Мария позавидовала мне в том, что Сергей увёз её не в Сочи, а в Москву. Тут он не всё просчитал в отношении меня. Картёжник из него был некудышний. В общежитии он, боясь проиграть, редко садился за стол.
Я не был профи в этом деле, но, когда играли в буру или в покер на деньги, с растратой банка на еду и на сухое вино, то мне везло с завидным постоянством. Когда азартные друзья проигрывали сотни рублей, я же никогда не был в минусе, и иной раз, вставал из-за стола лишь от усталости или, чьего-то критического раздражения из-за постоянного проигрыша.
Возможно, мне и с Сочи повезло! Ведь я из Ленинграда рвался на Шпицберген, Воркуту и ехал уже на Ямал! А судьба забросила меня сюда. Время покажет, каков «прикуп» мне достался. А пока я живу в общежитии, занимая всего лишь койко-место в нём, с радужной перспективой на собственное жильё.
Пока я отдавался воспоминаниям, мои гости подкрепились.
Мария надела на дочку тонкую распашонку с коротким рукавом, открытые участки тела смазала кремом, на голове у неё был повязан белый платок. От купания в море, ребёнок отказался, наверное, глотнула солёной воды, но ведёрко, формочки и совок перенесла к самой воде. Маму, в данном случае, это устраивало. Она спокойно пошла в воду.
Я хотел остаться на берегу, но услышал, почти в приказном порядке: - А кто меня будет учить плавать?
Я искренне удивился. Эта женщина в детстве слушала только сказку про «Золотую рыбку». Так, к вечеру, она «морской владычицей» захочет стать!
Не забывая о её ребёнке, я последовал вслед за Марией.
Дойдя до нужной глубины, мне не пришлось подставлять свои руки. Едва я остановился, как Мария тут же вцепилась в мою левую руку и, распластавшись по поверхности воды, забарахтала ногами, но из этого ничего не получилось, она быстро погрузилась под воду. Мне пришлось предоставить ей дополнительную опору под живот и тем самым, удержать её на плаву.
Небо было голубое и чистое. Яркое солнце светило с высоты. Лазурное море переливалось золотом вокруг купающихся людей. Антонов на бис, затянул в очередной раз про белый теплоход. Полная идиллия отдыха на юге!
Освоившаяся гостья изображала из себя послушную ученицу, а я вынужденно поддерживал роль учителя по плаванью. Вода отвлекала меня от скучных мыслей «гостеприимного» хозяина. Кружа гостью по кругу, я поглядывал на берег, где копошилась у воды маленькая гостья.
Вдруг Мария испуганно вскрикнула и, обвив меня руками, произнесла: - Там под водой, что-то за ногу зацепило!
Это могла быть напуганная рыба или мальчишка, рыщущий по дну.
Я автоматически обхватил правой рукой несостоявшуюся владычицу морей, прижал к себе, и она тут же, крепче прижалась ко мне. Я успокоил её своими предположениями и предложил ей выйти на берег.
- Нет! Я ещё хочу поплавать. – Ответила Мария и разжала свои объятия.
Если раньше она держалась за мою левую руку, вытянув вперёд свои руки, то теперь обхватила её сверху и, прижав к своей груди, легла на неё. Правая грудь попала прямо в мою ладонь, и мои пальцы машинально сжались слегка. Ученица, как бы не заметила этого. Она ещё сильнее прижала мою руку к своей груди и, что есть силы, забила ногами по воде. Теперь Мария не была пассивной и послушной. Она импульсивно задёргалась вперёд и назад на моих руках, будто я насильно удерживал её, а она стремилась вырваться из моих цепких рук. Она так разошлась, что моя правая рука невольно заскользила по её упругому животу, по обтянутым плавкам, не раз проваливаясь пальцами у неё между ног. Ей это, явно, доставляло эротическое наслаждение, и она всячески старалась продлить минуты выпавшего счастья.
Я предположил, что если бы мы оказались одни на море, то вода сблизила бы наши тела и мысли на полное доверие друг другу. У меня уже не было былой неприязни к купающейся гостьи; я полностью доверился своим глазам и рукам.
Шрам на её лице уже не бросался в глаза, а наша близость скрыла беспомощность её расширенных глаз. О походке я вообще не помнил. Вода мастерски соединяет любые разногласия красок на лазурной палитре моря и выводит новые колоритные мазки на своей картине или эскизе. Это не худ. студия, какого-нибудь ДК и даже не Академия художеств. Это жизнь!
В третий заход в воду, Мария, под предлогом о беспокоящих её под водой рыб, медуз и ихтиандров, уже без вскриков, обвила меня руками и ногами, и не спешила продолжать занятия по плаванию. Когда же она, вынужденно, соскальзывала с моего торса в воду, то, как бы невзначай, проводила вплотную тыльной стороной ладони по моим плавкам. Я подыгрывал ей, мол, не замечаю всего этого так, как между нами находился призрак её мужа, который, вроде отлучился на минутку, уйдя за пирожками или мороженым.
Пользуясь его затянувшимся отсутствием и полным доверием женщины, моя правая рука, в момент её наиболее импульсивного движения, так же «невзначай», пару раз проникала ей в плавки, краем пальцев скользя по курчавой выпуклости. Марина только сильнее прижимала мою левую руку к своей груди и вплотную прислонялась лицом к моей груди. Я чувствовал её холодные губы, как бы случайно, целующих мою кожу.
Вода имела такие магические свойства, что, на время пребывания в ней, размывала ограничивающие нас на суше рамки нравственного общения. Она запросто смывала наслоения предосудительной морали и дарила карт-бланш на ближайшее будущее, паре, пожелавшей интимной близости.
Благодаря воде Мария теперь лежала рядом со мною без всяких условностей – нагая и святая! Вода растворила в себе нашу игру в «случайности» прикосновений к интимным местам. Я теперь мог, без всякого стеснения и опаски, запустить свою руку Марии между ног.
Как бы в подтверждение своих бессонных рассуждений, я опускаю левую руку по её животу к углублению между ног. Она, не просыпаясь, раздвигает ноги и, пропустив мою руку между них, тут же сжимает их в своих тёплых и мягких объятиях.
Если бы не омовение во все очищающей воде, то в эту ночь мы бы спали, каждый в своей постели и ругали бы друг друга за нерешительность. По крайней мере, она бы ругала, в большей степени, себя так, как не я к ней ехал и не я о ней грезил в своих мечтаниях. А так, вода размыла все разграничения и условности в отношении полов и слила воедино то, что посчитала нужным, на данный момент. Я ей очень благодарен! Хотя, если признаться, то я хотел бы, чтобы на месте Марии оказалась ЛИС или НИБ. Но это лишь мечты в бессонную ночь.
Накупавшись и сблизившись в своих мыслях, мы собрались и медленно, прогуливаясь, пошли на автобусную остановку. Я нёс вещи, а Мария несла на руках разомлевшую дочку. В автобусе Танюшка мгновенно уснула и проспала до нашей остановки, Мария же, возбудившись от морских впечатлений, без умолку говорила и говорила.
По приезду в общежитие, я думал, как бы нам не встретиться с приглянувшейся мне женщиной. Я, в её глазах, невольно, становился обманщиком. У меня не было полной уверенности в том, что она принимает мои знаки внимания всерьёз. Возможно, что у неё уже есть ухажёр, а я так – для разнообразия или на запас. Что она, не человек?!
После ужина Мария с дочкой пошли в душ. Когда они вернулись, я тоже пошёл в душ.
Я не очень-то любил торчать под струями воды, но сегодня пришлось задержаться так, как моей гостье нужно было время на приготовление ко сну себя и своей дочери.
У большинства мужчин в общежитии, на приготовление ко сну, уходит минимум времени; бросил полотенце на стул, туда же полетели брюки и рубаха и ты уже в постели. У женщин, несмотря на жилищные условия, это целый ритуал, с обязательным осмотром себя в зеркале. И т. д. На это уходит не меньше часа.
Час я не торчал в душе, но минут двадцать выдержал.
Когда я вернулся в комнату, свет в ней, к моему удивлению, оказался выключенным, а мои гости лежали на одной кровати, приготовившись к причерноморским сновидениям. Моя кровать стояла у окна. Я прошёл мимо них, повесил полотенце на стул, снял спортивные штаны и лёг в свою постель. Волшебная вода моря, со своими магическими «случайностями», осталась далеко в низине, а здесь в предгорье, в тёмной комнате, я ощутил присутствие Серёги.
Я пожелал Марии спокойной ночи и отвернулся к стенке. Я знал, что не усну, а если сон всё же одолеет меня, то произойдёт это не скоро.
В двух метрах от меня лежит молодая, привлекательная женщина, как бы бесхозная. А если учесть её откровенные намёки в воде, то коварное возбуждение обязательно, что-нибудь придумает в сложившейся ситуации, для этого оно весь мозг всполошит. Такова диалектика природы!
Я невольно вспомнил о всех морских «случайностях» и ныне пожалел о своей чрезмерной сдержанности. Хотя, может я зря распаляюсь. Вдруг, так называемая Машка, на самом деле дикая, невежественная дярёвня, и мысли не допускает об интимной близости с чужим мужиком? Отсутствие законного мужа не гарантирует успеху моей фантазии и желаний. Не хотелось бы среди ночи услышать: «Да как ты смеешь! Да за кого ты меня принимаешь?! Нахал!»
Я прислушался.
Скрипучие пружины кровати Марии намекали на то, что она не спит. Это вполне объяснимо.
Масса новых экзотических впечатлений. Кровать не домашняя – узкая и скрипучая, с провисшей сеткой. На соседней кровати лежит в темноте не муж, а чужой мужчина, в руках которого, в море, она уже побывала, как бы на правах жены. Попробуй, усни!
О чём она сейчас думает?
- Ты не спишь? – спросил я её тихо.
- Нет! – шёпотом ответила Мария.
- Тебе понравилось море? – Спровоцировала я её на откровенность, подразумевая нашу близость в воде.
- Очень, очень!
- Завтра, прямо с утра поедем?
- Конечно! Как только Танюшка проснётся.
Я, невольно, перевёл разговор на ленинградские воспоминания так, как мы познакомились с ней на берегах Невы, а не Чёрного моря.
Со стороны её кровати прозвучал глубокий вздох. Наступила пауза. Я понял, что ей не хотелось возводить между нами барьер из напоминаний о её замужестве. Меня эти воспоминания ничуть не интересовали, но такова логика человеческих отношений. Сначала, заводят разговор о том, благодаря чему мы стали знакомы.
Пройдясь вскользь по общим воспоминаниям, я осторожно перевёл разговор на отношения между мужчинами и женщинами. Темнота позволяла затрагивать такие темы, которые при свете не решились бы затронуть. Через некоторое время, Мария полностью доверилась моим словам и, как лучшей подруге, стала изливать свою душу.
Она, вот преспокойно спит у меня под боком, а я пытаюсь осмыслить, как это можно провести брачную ночь на десятый день медового месяца? И, что это за романтическая ночь, если муж, как кролик, ткнул несколько раз ей между ног, затем запищал тонким голоском и, отвернувшись к стенке, тут же захрапел, в прямом смысле.
- Коль, не поверишь!- разоткровенничалась обиженная женщина, - когда Сергей скатился с меня, я, наверное, с час лежала на спине, как парализованная. Затем всю ночь проплакала на кухне. Длиннее и чернее ночи в моей жизни не было! Поверишь, за всю нашу совместную жизнь, я только четыре раза получала настоящее женское удовольствие от близости с ним. В остальных же случаях, наших интимных отношений, он за минуту сделает своё дело и отворачивается к стенке, будто я ему не жена. И не женщина вообще!
Эти тайные признания святой Марии прозвучали позже, когда она уже была в моей постели, - в момент нашего отдыха. А пока я выискивал момент, чтобы от слов перейти к действиям. Я уловил, как задрожал её голос. Наверняка, ей уже не хотелось даже намёком напоминать о муже.
На днях я читал А.П.Чехова, и там, в «Попрыгунье» было отражено наше нынешнее с Марией состояние:
«…Что Дымов? Почему Дымов? Какое мне дело до Дымова? Волга, луна ,красота, моя любовь, мой восторг, а никакого нет Дымова… Ах, я ничего не знаю… Не нужно мне прошлого, мне дайте одно мгновение… один миг…»
Поменяв имена, я добавил из его рассказа: «…У Марии забилось сердце. Она хотела думать о муже, но всё её прошлое со свадьбой с Сергеем и с вечеринками казались ей маленьким, ничтожным, тусклым, ненужным и далёким-далёким... В самом деле: что Сергей? Почему Сергей? Какое ей дело до Сергея? Да существует ли он в природе, и не сон ли он только?..»
Я почувствовал, что от волнения и возбуждения Мария уже сбивается в словах. Ей уже не хочется ни о чём говорить. Если наш разговор продлиться хоть на несколько минут, то она может рассердиться или заплакать.
Я тихо встал, подошёл к её кровати и опустился на колени у её изголовья. Она слышала мои шаги, видела, расплывчато, моё склонившееся над нею лицо и замерла в ожидании. Я поцеловал её в приоткрытые губы.
В ответ услышал тихое: - Танюшка спит!
Я это воспринял, как согласие перейти от пространного предисловия к приятному, прикладному действу.
Я вторично наклонился к ней и прильнул к её губам.
Мария тут же обвила меня руками вокруг моей шеи. Она вся дрожала, как бывает иногда от перегрева на солнце. Но сейчас, этим солнцем было её собственное сердце, мои слова и руки. Не отпуская дрожащих губ, я плавно скинул с неё простынку и осторожно просунул руки ей под спину и под согнутые коленки. Прежде чем покинуть свою постель, Мария, оторвавшись на миг от моих губ, шепотом повторила: - Танюшка спит!
Это звучало, как утверждение, а не, как осторожность, мол, не разбудить бы ребёнка. Девочка, нагулявшись, накупавшись, сытая и помытая, преспокойно смотрела свои детские сны.
Я поднял Марию на руках и встал на ноги. Мария оказалась довольной лёгкой или мне так показалось от нахлынувшего возбуждения. Она продолжала дрожать всем телом.
Я, как бы читал её сокровенные мысли: - «…Для него, простого и обыкновенного человека, достаточно и того счастья, которое он уже получил, - думала она, закрывая лицо руками. – Пусть осуждают там, проклинают, а я вот назло всем возьму и погибну, возьму вот и погибну… Надо испытать всё в жизни. Боже, как жутко и как хорошо!..»
Времена меняются, а герои, их желания и мысли остаются прежними. Торжество цивилизации всегда идёт параллельно законов человеческой сущности. Её истинной и неизменной природы! Я чувствовал, что мысли моей Марии, как и мои собственные мало чем отличались от мыслей чеховских и прочих героев. Страх и страсть - неразлучны!
Я перенёс героиню своего романа на свою кровать, которая не скрипела так, как под матрасом была положена толстая фанера.
Под утро общежитие крепко спало, только петух бабы Шуры вновь напомнил о нарождающемся дне.
Мария в этот раз не вздрогнула. Она повернулась ко мне, приподняла голову, осмотрелась, затем легла на мою грудь и прильнула к моим губам. Я обнял её, прижал к себе и осторожно перевернулся вместе с ней на моём узком, койко-месте, пока утро ещё не проснулось за окном.
«…О тебе вспоминаю я редко
И твоей не пленяюсь судьбой,
Но с души не стирается метка
Незначительной встречи с тобой…»
А. Ахматова.