Часть Первая.
Норманнские кланы на Руси.
В середине IX века население побережий Северного и Балтийского морей ужасали пиратские набеги норманнов. Наиболее жестокую банду морских разбойников возглавлял Эрик, прозванный в Англии Йориком Датским. В 860 году он совершил свой очередной кровавый рейд, ставший к великому облегчению для всей Северной Европы, последним по причине того, что всю Восточную Европу потрясла весть о славянском посольстве в норманнские края со стенаниями типа: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет – идите княжить и владеть нами”. И Йорик Датский долго упрашивать себя не заставил. На Руси английское имя Йорик легко преобразовалось в Рюрик, а прибывший вместе с ним Трюгвер Синеусый стал Трувором и Синеусом. Всех этих первых русских князей народная молва в 862 году объявила братьями (если не по отцу, то уж по крови и оружию – точно). Та же молва признала Рюрика единоличным правителем Руси в 864 году, по причине смерти брата Трувора, естественно совместно с Синеусом. Есть основания полагать, что, оставив Северную Русь Рюрику, Трувор просто отступил к югу, где заложил город собственного имени – Туров. Рисунок 1. Основание города наша народная молва (сочтя Трувора покойником) приписала, измышленному ее же самой, исключительно для целей топонимии, некоему варягу Туру. Народная молва мыслит варягами и Аскольда с Диром. Причем считает их князьями одного города – соседнего с Туровом, Киева. Более же надежные арабские источники именуют Дира первым киевским князем, совершено не упоминая при нем ни какого Аскольда. Аскольд – имя однозначно варяжского происхождения, а Дир (Дира) имеет скорее хазарские (если только не исконно южнорусские) корни. Наряду с признанием Дира единственно законным князем киевским, того же уровня достоверности заслуживает и информация, касающаяся варяжского исхода дружины Трувора из державы Рюрика Датского. Прозвище “Датский”, безусловно, отражает большую знатность рода Эрика (доводящегося внуком легендарному датскому конунгу Гудфреду и, по мнению ряда историков, сыном Сигурду), по сравнению с родом Трюгвера, заслужившим лишь прозвище “Синеусый”. Давно канули в Лету те славные времена, когда было вполне достаточно собрать шайку отчаянных головорезов чтобы на поле брани добыть себе славу и титул князя. К IX веку князей в Европе подобным образом развелось уже столь обильно, что стать новым князем можно было лишь будучи сыном общепризнанного князя, в крайнем случае, его зятем. Княжеский титул в цивилизованную эпоху стал вещью наследственной. В широкий обиход прочно вошло понятие знатности рода. И эти культурные достижения Европы не обошли стороной скандинавов, известных в Западной Европе под именем норманнов, а в Восточной Европе – под именем варягов. Признание доминирующей роли принципа строгой наследственности княжеского титула позволяет понять и внутреннюю логику, и мотивацию хладнокровного убийства варягом Олефом (Олегом) князей киевских.
“Вы не князья и не знаменитого роду, но я князь” – сказал им, прибывший в 882 году из Новгорода, Олег, прежде чем отдать приказ своей малочисленной дружине казнить Дира с Аскольдом. И, указав на юного варяга, Олег добавил: “Вот сын Рюриков”. Альтернативой широко распространенному мнению, что будто бы устрашенная этим злодейством, киевская дружина, тут же, по простоте нравов IX века, признала в северном пришельце своего нового князя, будет следующая трактовка тех давних событий. Прежде всего, никто не оспаривает факта помощи варягов киевлянам в деле освобождения их города от власти хазар. При этом, как уже отмечалось, арабские источники называют Диру первым князем вольного города Киева. Надо полагать, что до этого момента ни он, ни его отец и ни его тесть князьями не числились. Именно последнее обстоятельство позволило Олегу предъявить Диру обвинения в незаконном присвоении им княжеского титула. Взяв на себя роль мирового судьи, Олег просто уже не мог не соблюдать во всех юридических тонкостях законы престолонаследия своего времени. В противном случае он сам был бы незамедлительно объявлен хладнокровным убийцей законных киевских князей на глазах киевской дружины, значительно превосходящей числом воинов его собственную. Малочисленность дружины Олега, проникшей в стан превосходящих сил противника только благодаря вынужденной маскировке воинов под новгородских купцов, не могла бы спасти Олега от праведного гнева киевлян, злодейски лишившихся своего законного князя. Тем более двух князей разом. Правовой расчет Олега оказался верен, что не только спасло ему жизнь, но и даровало народное прозвище Вещего. Подчеркивая свой имидж скромного праведника, Вещий Олег указывает всем на прибывшего вместе с ним наследственного варяжского князя Ингваря (Игоря), как на единственно законного правителя. Не забывая, однако, при этом подчеркнуть, что и сам он тоже не замухрышка какой-нибудь, а князь. Во всяком случае, гордо именоваться князем, Олег имел более оснований, по сравнению с явными “самозванцами” – Диром и Аскольдом. Именно обилие самопровозглашаемых князей на Руси порождало пресловутое отсутствие порядка на земле, в которую "приглашались" править варяги. Потому решительные действия Олега в отношении Дира и Аскольда были восприняты киевлянами в качестве вполне обоснованных правовых мер. Сила правоты Олега, а вовсе не устрашение казнью самозванцев, позволила прибывшим в 882 году варягам заполучить власть над Киевом.
И вновь в одном городе утвердилось сразу два князя: Олег Вещий и Игорь. Оба они имели моральное право именоваться князьями лишь по праву родства с единственным родовитым князем на Руси (со времен ликвидации княжеской вакханалии в великой и обильной славянской земле) Рюриком Датским. И если Игорь стал князем, доводясь Рюрику родным сыном, то Вещий Олег – не иначе как зятем. Праведный Олег, в силу сложившихся обстоятельств, открывших ему ворота Киева, просто не имел возможности не признать за Игорем большей родовитости, по сравнению с собственной. А потому новым князем киевским был провозглашен не Олег, а Игорь. Олег же просто остался жить при нем, как прежде при дворе князя Дира жил князь Аскольд. Каким образом варяг Аскольд получил свой княжеский титул (столь же незаконный, по убедительному мнению Вещего Олега, как и у Дира), достойно отдельного рассмотрения. Наиболее логичным выглядит вариант последствий киевского (во главе с простолюдином Диром) восстания против власти хазар. Победу киевлянину Диру обеспечила в 864 году (в год исхода Трувора из северной Руси) профессиональная поддержка варяжской дружины соседнего Турова. И явно далеко не последний туровский варяг стал зятем новоявленного киевского князя. Обычай женить детей правителями союзных армий в случае успешного завершения военных действий имеет весьма древние (античные) корни. В этом случае, Аскольда следует признать зятем Дира Киевского и сыном самого Трувора Туровского. Своей знатностью род Трувора (Трюгвера Синеусого) на Руси уступал лишь знатности рода Рюрика (Йорика Датского), что, с одной стороны, возвышало до княжеских высот героя народного восстания Дира, а с другой – делало самого Аскольда князем. По этим причинам брак детей Дира и Трувора был взаимовыгоден обеим сторонам взаимным их возвышением. Не считать же Аскольда князем, жившим в Киеве, при дворе своего тестя, имел моральное право только великий Рюрик, либо человек находящийся с ним в родстве. Таким человеком и предстал перед киевлянами Олег, наведший окончательный порядок в славянской земле. Почему же Олег не спешил навести этот порядок сразу же после кончины Рюрика в 879 году, если допустить, что сам Рюрик при жизни не имел желания осадить зарвавшегося Трюгвера на подобающее место? Почему Олег выступив, наконец, походом на Киев взял с собою малолетнего наследника Рюрика, а не оставил его правителем отцовской державы? Ведь позже, уже под знаменами Киевской Руси, совершая аналогичные предприятия достойные варяжской чести, Олег всегда оставлял Игоря в столице. Ответы на эти и сопутствующие им не простые вопросы следует искать в естественном стремлении Олега возвысить собственный род.
О детях Вещего Олега достоверно не известно ничего. Однако, предположение о том, что у него могли быть сыновья, которых Олег мечтал видеть законными князьями Руси, дает вполне очевидные ответы на самые сложные вопросы истории этого периода. Смерть Рюрика в 879 году мало изменила расстановку политических сил в государстве, поскольку великий датский варяг на закате жизни успел-таки, к огромному огорчению зятя, обзавестись прямым наследником, в лице малолетнего сына Игоря. Надежды на естественное угасание клана Рюрика рухнули, но Олег не опустил руки. Разрабатывая коварный план ликвидации Аскольда (как своего главного династического конкурента) и Дира, Олег не мог быть до конца уверенным в полной безнаказанности своего шага. Он не исключал возможности собственной казни в порыве праведного гнева киевлян. Прекрасно сознавая, что в этом случае погибнет не он один – будет перебита вся его малочисленная дружина, Олег берет с собою единственного сына и наследника Рюрика. Чьей головой, при этом, в большей степени рисковал Олег - своей собственной или головой Игоря – вопрос риторический. И если, все-таки, убив князей киевских, суждено было погибнуть и Олегу, то только вместе с наследником Рюрика. Что в итоге всей этой княжеской мясорубки мешало бы остававшимся в Новгороде сыновьям Олега Вещего стать самыми знатными варягами на Руси? Только наличие Трувора, который мог последовать примеру Рюрика и, сходя в могилу, оставить после себя еще одного малолетнего наследника, расправиться с которым Олег был бы уже никак не в силах. А посему Олег терпеливо ждет в Новгороде три долгих года, пока из Турова не поступит, развязавшая ему руки, весть о кончине тамошнего правителя. Только после этого он идет к Киеву. Видя же, что ликвидация новоявленных князей сходит ему с рук, Олег (в раздумье о дальнейшей судьбе Игоря) примолвил: “Вот (Вам) сын Рюриков”. В итоге, Олег решает довести с Игорем до конца тот план, который сорвался лишь в самый последний момент в истории с его отцом – Рюриком Датским. Оставить Игоря бездетным было равносильно передачи всей государственной власти от угасшего княжеского рода Рюриков в руки княжеского рода Олега Вещего. И Олег в 903 году (в итоге двадцати лет упорных поисков) находит в далеком, северном Пскове подходящую кандидатуру на роль бесплодной супруги Игоря. А перед самой своей смертью (по легенде – от укуса змеи) в 912 году, в тех же северных краях, Олег развивает некую, весьма кипучую деятельность, о которой в летописях ничего конкретного не сказано. Доподлинно известно лишь то, что эта деятельность разворачивалась на фоне затяжного бездетного брака Игоря с Ольгой, а вопрос преемника киевского князя был в то время весьма актуален. Источники более позднего времени свидетельствуют, что в Полоцке (по соседству с Псковом) в данный период утвердилась династия какого-то знатного варяга, чей потомок Рогволод княжил в Полоцке до 980 года. Поскольку после княжеской мясорубки 882 года на Руси иных княжеских родов кроме Рюрика Датского, да Олега Вещего уже не осталось, то вполне очевидно, что Рогволод мог доводиться родным внуком Олегу, отца которого Вещий Олег и утверждал князем северной Руси в туманных событиях 912 года. Сам Вещий Олег, имея княжеский титул, тем не менее, всю свою жизнь служил лишь воеводою при дворе киевского князя Игоря, чей княжеский род просто был несравненно более знатен. Но, не смотря на это обстоятельство, именно Олег, а не Игорь обладал реальной властью в Киевской Руси. О силе его власти красноречивее всего свидетельствует факт безропотного следования Игорем воле Олега в вопросе собственного брака с Ольгой Псковской. Даже после смерти Олега Вещего, Игорь не разводился с Ольгой и не брал себе в жены другую, более плодовитую женщину, усугубляя проблему престолонаследия на Руси.
Как же удалось Вещему Олегу так отладить структуру государственной власти, что и после его кончины киевский князь не мог изменить установленного воеводой порядка вещей в государстве? В связи с государственным переворотом в Киеве 882 года Олег весьма цинично подвергал жизнь Игоря вполне реальной опасности. Однако после удачного захвата власти в Южной Руси Олег радикально меняет тактику. И уже ни в один из своих многочисленных военных походов во славу Киевской Руси он Игоря не берет. Делает это Олег вовсе не из опасений за жизнь киевского князя. Просто он не желает делить с Игорем славу военных побед. Но эту норманнскую доблестную славу, блеск военных триумфов он охотно делит с, непременно везде сопутствующим воеводе, варягом Свенельдом. В итоге авторитет Свенельда в киевском войске неуклонно растет и после кончины Олега, именно Свенельд становится новым воеводой киевского князя. Кого как не собственного сына мог готовить себе в преемники Вещий Олег? Надо отдать Олегу должное, он весьма в этом деле преуспел. Преуспел так, что потомки стали почитать именно Свенельда, а не Олега в качестве “знаменитого игорева воеводы”. И именно только стоящий во главе киевской дружины сын Вещего Олега, Свенельд (князь по происхождению) мог явиться гарантом продолжения государственной политики своего отца после легендарной кончины последнего. Так, если бы план Олега был бы все-таки доведен до своего логического завершения и Игорь умер-таки, не оставив после себя потомства, то самым авторитетным остался бы именно Свенельд. Кому как не ему, в таком случае, должна была бы достаться и вся полнота власти в государстве?
История же шла по кругу и Игорь на склоне лет (как прежде его отец Рюрик) все же получил долгожданного наследника. Княгиня Ольга, чудесным образом исцелившаяся от бесплодия, родила сына, названного Святым Акславом (Святославом). История свидетельствует, что лекарем, а по совместительству еще и духовником, жены киевского князя был некий византийский грек – махровый христианин, истово молившийся за продолжение рода Рюрика. Так что рождение наследника князя было истолковано при дворе Игоря не иначе как проявление величия и могущества самого Христа – спасителя. При этом чудесное исцеление Ольги понималось княгиней самым буквальным образом, в чем ее всемерно убеждал грек-духовник. Потому нет ничего удивительного в принятии киевской княгиней Ольгой христианской веры и выборе “святого” имени для ее сына. Кто же такой Акслав, в честь которого был назван долгожданный сын Игоря, разбивший в одночасье все династические планы Олега Вещего? Если северные славяне (по примеру англичан) лишь элементарно упрощали сложные для них скандинавские имена: Ингварь – Игорь, Олеф – Олег, Трюгвер – Трувор, Полкальд – Полкан, Йорик (английский вариант Эрика) – Рюрик, Асмульд – Асмуд и так далее, то на юге трансформация скандинавских имен в славянские носила более сложный лингвистический характер. Здесь происходила полная замена скандинавского окончания имени славянским аналогом, с промежуточным смещением двух звуков в сохраняющейся основе. Так скандинавский Аскольд стал славянским Акславом: Аскольд – Аск – Акс – Акслав. В имени же Святослава Игорем увековечилось имя убитого Олегом Аскольда. Весьма многозначительный вызов устоявшимся политическим традициям Руси. Окончание ”-лав” в славянском имени Акслав имело западные корни, типа: Мечислав, Владислав, Вышеслав и т. д. Но более широкое распространение на Руси имело восточное окончание “-волод”: Свенельд – Свен – Всен – Всеволод, Трувор – Трув – Турв (эпоним города Туров) – Турволод.
Особого же внимания заслуживает двойная трансформация скандинавского имени Громвельд (Кромвель – в английском варианте) в славянское имя Рогволод (Гром – Ргом – Рогм), наряду с незавершенным альтернативным вариантом: Громвельд – Гром – Горм – Гормволод. Именно под таким именем неясного скандинавам восточного происхождения (и уже без славянского окончания) вошел в их историю новый датский король. Примечательно, что появление Горма в Дании, по времени, точно совпало с рождением на Руси наследника киевского престола – Святослава. Сам собою, в этой связи, напрашивается вопрос – а не был ли именно Гормволод (скандинавский Горм) тем самым (наряду со Свенельдом) продолжателем дела Олега Вещего, который тщетно дожидался тихой кончины князя Игоря, чтобы самому стать во главе Киевской Руси? Появление же на свет Святослава делало полностью бесперспективным дальнейшее пребывание на Руси Гормволода (Горма), что и вынудило его вместе с сыном Харальдом (Гарольдом – анг.) Синезубым отправиться на родину предков. Свенельд, которому, как младшему брату Горма, Олегом Вещим была уготована участь лишь воеводы при нем – князе киевском, тоже последовал за Гормволодом. Но в датских краях очень многое изменилось с тех пор, как варяги получили приглашение править Русью в 862 году. Примеру Руси последовали земли северо-восточной Англии (865-896), французская Нормандия (911). После массовых исходов датчан в заморские края оскудела Дания добрыми молодцами – лихими вояками. И уже земли самой Дании стали предметом грабительских набегов со стороны германских князей. Потому Горм, приведший в 936 году в Данию свою восточную дружину, первым делом был вынужден обезопасить южные рубежи этого государства возведением от Северного до Балтийского моря оборонительного датского вала “Даневирке”. Успехи в отражении германских набегов на Данию явились для Горма прологом стремительного роста его княжеского авторитета. Что, вскоре, позволило князю объединить под своей властью все датские земли в единое королевство. Только Свенельд не стал дожидаться великих плодов оборонительной политики брата. Не имея шансов ни на что большее, чем должность воеводы, ни на Востоке, ни на Западе, Свенельд просто отдал предпочтение ясности своего положения на Руси полной неопределенности своего места в Дании. Он стал-таки воеводой при киевском князе (как о том и мечтал Вещий Олег), но только не при брате Гормволоде, а при князе Игоре. При возвращении воеводы на Русь, произошла вторая трансформация имени его сына (первая имела место при рождении Громвельда, еще до ухода Олеговичей в Данию). После чего сын Свенельда (по всей видимости, названный в честь дяди) и стал именоваться Рогволодом. Тем самым князем полоцким, что в 980 году вместе с сыновьями погиб от руки игорева внука – Владимира Святого.