- Отец, поздравь.
- С чем?
- Второе место по области.
Сашка бросил у порога дорожный рюкзак и швырнул на стул тужурку.
- Поздравляю, - нехотя произнёс Семён. – В футболе вы всегда были мастера. А нас тут чуть в Сибирь не сослали.
- Шутишь?
- Да какие, уж тут, шуточки. Митька кому-то дорогу перешёл, теперь всю нашу семью тиранят.
Семён вкратце рассказал Александру суть дела.
- И что же теперь делать?
- А что делать? Смотреть в оба. И жить поаккуратней. Ты, вон, тоже весь на виду.
- За футбол, надеюсь, не сошлют.
- Найдут что-нибудь другое.
Сели пить чай. Александр сник, и от его былого веселья не осталось и следа.
- А может, мне опять на Урал уехать? И Надежда письмо прислала. Зовёт обратно.
- Я думаю: так лучше будет. Там, на Урале ты простой футболист, работяга. И никому нет дела: из какой ты семьи.
- Наверное, я так и сделаю. А вы, тут, держитесь, не поддавайтесь.
Семён пожал плечами.
- А не знаешь: откуда и беду ждать. Все друг на друга. Подозрительность, доносы. Людей за всякую мелочь в тюрьму сажают.
- А я уезжал, у нас там, на Урале, тихо было.
- Дай бог, чтобы дотуда это безобразие не добралось. А здесь завелась нечисть, людям житья не даёт. А деревню, вообще, изводят. Кто побогаче, того в Сибирь. И частника хотят извести и в Сибири новые земли освоить. Мудро. А что народ там погибает – всем наплевать. Бабы ещё нарожают. Только таких семей, как раньше, по двенадцать-пятнадцать человек, уже больше не будет. Вот и получается: или в Сибирь, или на фабрику, в город. Загубят деревню. А придет время, с голоду люди помирать начнут.
Дверь открылась, и зашёл Дмитрий.
- Во, ещё гость, - вырвалось у Семёна, - семья дома, а он по деревням шастает. У людей последний хлеб отнимает. Гражданин разбойничек.
- Я же не по своей воле, - начал оправдываться Дмитрий.
- По своей – не по своей, а разбойничаешь. Как народ-то? Чай поди, с хлебом-солью встречают?
- Да, какой там хлеб-соль. Из одной деревни еле ноги унесли. Застрелить обещали.
- Вот, Сашк, полюбуйся. А ты говоришь: за что нас не любят? Да не за что нас любить. Мы людям беду в дом несём. Только, как бы эта беда в наш дом не вернулась.
Дмитрий поёжился.
- Ну что ты, отец, разошёлся. Я и так ночами не сплю. Сам себя уважать перестал. Хоть самому, вместо них, в Сибирь отправляться.
- Накаркаешь.
- Народ нам, отец, всё равно, этого беспредела не простит.
- Да брось ты всё, поезжай с Сашкой на Урал. Устроишься сторожем каким, или бригадиром на стройке. Совесть свою очистишь – вернёшься. И здесь про тебя начнут забывать.
- Поздно, отец. Партия одна на всю страну, меня и там достанут.
- Как хочешь. Лизку с детками жалко. Бабёнка тебе хорошая досталась. Да и любит она тебя. А ты всё саблей намахаться не можешь. Домашешься. Я тебе дело говорю: уезжай отсюда подальше. Устроишься и Лизку с девчушками заберёшь.
- А вы?
- Мы не пропадём. У нас ещё Венюшка есть. Его поднимать надо.
Словно подслушав их разговор, с улицы зашёл разрумяненный с мороза Веня и, подойдя к отцу, уселся у него на коленях.
- Вот тебе, и весь сказ, - засмеялся Семён. – Дети, они всё чувствуют.
Дмитрий с Александром переглянулись.
- Слышал, что к нам приходили? – спросил Семён Дмитрия.
- Председатель только что рассказывал.
- Ну и как?
- Я завтра пойду к Речкину, разберусь.
- Ты ему про Фому, а он тебе про Ерёму. Не надо никуда ходить. Не буди лихо – пока тихо. Наливай, лучше, чай, горячий ещё, не остыл. Мы с Сашкой уже попили.