Начало 82-го.
В районе угла улиц Зины Портновой и Подводника Кузьмина честные граждане бьют тревогу. Естественно, по «02».
У честных граждан капает. С потолка.
Соседи сверху на стуки и крики не реагируют. Протекающая жидкость имеет непонятный запах.
Доблестное 14-е отделение вынуждено принять меры по пресечению стихийного бедствия. Результаты оказываются ошеломляющими.
Выясняется, что предмет протечки - тривиальный самогон. В промышленных масштабах изготовляющийся жильцами захваченной милицией квартиры. Беда произошла по причине разбития 30-литровой стеклянной бутыли с напитком. Он-то и закапал с потолка на нижних соседей.
Всего зъято не менее ста литров весьма задушевного зелья. И не менее десятка 40-литровых бидонов вполне дозревшей браги. Дозревшей, как для перегонки, так и для иммедиативного питья.
Не знаю, чем заканчивается расследование уголовного дела по 158-й статье (Ответственность за самогоноварение – прим. авт.). И какое количество изготовленных преступным путем браги и самогона инкриминировано обвиняемым.
Еще меньше я знаю, какое количество данных напитков приобщено к делу в качестве вещественных доказательств. И уж совсем мрачной тайной представляется количество этих вещдоков, направленное вместе с делом в суд…
Короче.
Не меньше двух недель после разгрома винокурни менты в 14-м отделения ходят в гости по кабинетам. И взаимно угощаются самогонкой. Минимальная емкость – трехлитровая банка. Пьянка всеобъемлющая и перманентная.
Изъятое в притоне перекочевывает в служебные тайники почти полностью. Руководство отделения отчаивается пресечь беспредел и с кротким терпением ожидает естественного иссякания вредоносных запасов.
А вот бидоны с брагой стоят себе мирно в подвальном коридоре отделения. Никому особенно не нужные.
Изредка проходящий мент черпает себе оттуда кружку-другую. Да и то, чаще ради экзотики.
Сейчас это называется «русский экстрим».
И мне приходится вкусить из бидончика.
Как-то около полуночи встречаемся в оружейной комнате с коллегой Сашей Казенкиным, сдавая после работы табельные пистолеты. И выясняется, что оба пьяны. Тема близкая к битловской «Hard Day’s Night».
Но… мало.
Время советское, время тотального дефицита. Достать в полночь полноценную выпивку даже ментам непросто. По крайней мере, на это нужно время. И транспорт для перемещения по территории спящего района.
А на улице очень холодно. И шоферу ехать куда-то за водкой лень. Он и так уже свое на грудь принял.
В результате усаживаемся в темном коридоре tete-a-tete, имея между ног бидон с брагой, и одну кружку. С обколотой эмалью.
Количество выпитой за ночь браги я не фиксирую из-за плохого освещения коридора. Замечаю лишь, что ближе к амнезии кружка начинает задевать дно бидона.
Потом наступает амнезия.
Куда пропадает Казенкин – не знаю.
Сам я пробуждаюсь следующим днем в комнате шоферов на жестком ложе из автомобильных запчастей…
***
Отвлекся я от основной темы.
Итак, бидоны с брагой стоят в коридоре по дороге к туалету.
Руководство «органа» из-за темноты и грязи в этот коридор не заглядывает. И стоят себе бидончики безмятежно.
Задержанные нарушители порядка, бомжи и прочие деклассированные элементы, не хотят спокойно пребывать в своем бункере. Мешают холод и экскрементальная влага на полу помещения. Зловонная, надо заметить, влага.
И всю ночь злодеи ломятся в дверь, требуя то пить, то курить, то «поссать-посрать…» Не давая дежурным почивать сном праведников.
Но, как отмечено в истории, менты тоже люди.
После полуночи дежурная служба по двое-трое выводит задержанных на оправку. При следовании по темному коридору им дозволяется принимать из бидона по кружке браги. Сознательным – по две.
(До сих пор надеюсь, что мы с Сашей пили из другой кружки….)
Непременное условие подобного благодеяния – обязательный сон до утра без шума и стука. Под угрозой неимоверных телесных наказаний.
Советский гопник - честный гопник.
Получив от ментов холявную выпивку, братва в бункере утихомиривается. До утра. Никто никуда не просится. Переработанная организмами брага изливается все на тот же экскрементированный пол.
***
Вот, такие были "хьюман райты" в милиции.
Но те дни остаются, как золотые, в памяти и ментов, и бомжей…