Глава № 3 из цикла "Возвращение".
За моей спиной в глубине зала творится непонятное. Там ходят, топают, двигают стулья, посудой звякают. Быстрый горячий шепот – наверное, не успевают сказать главное. И сдавленный вскрик – не успели!
Кто-то незаметно пробрался в наш новый дом, сложенный надежно и надолго из толстых сосновых бревен, и вот-вот случится недоброе. Предвестники его – черные тени танцуют в неверном и тусклом свете керосиновой лампы. Густеют, опасно сжимаясь, длинный тягучий прыжок – бледнеют и расплываются, раскидывая огромные руки по стенам и потолку. Заслоняют последний свет, и мало им уже нашего дома!
Кто они? Что там творится?
Хочу повернуть голову, чтобы узнать, но – резкий звенящий окрик в лицо, как пощечина:
- Ты мне еще! Лежи носом к стенке!
Я придвигаюсь к стене вплотную, изо всех сил вжимаюсь в большое и доброе бревно. Глубокая долгая трещина бежит по нему. Хорошо бы стать совсем маленьким, превратиться, например, в муравья и заползти далеко-далеко в щель. Тогда никто не достанет.
Но я не умею превращаться ни в кого. А они уже, наверно, подкрадываются! А что, если и мать, и отец с ними заодно?! Может, поэтому мне и не разрешают поворачиваться?!
И заснуть страшно – с сонным, что хочешь, сделают.
С оглушительным грохотом раскалывается мир, где я начал жить. Зловещие ало-фиолетовые тени поднимаются из неведомых глубин, вырастают до поднебесья, застилая собой белый свет, и мерно покачиваются над моей кроватью. Они приближаются, смеются лениво и громко над моими слабыми попытками избежать их прикосновений, и мерзкий смех гулко раскатывается в пустоте моего жуткого сна. Они наклоняются медленно и неотвратимо. Все ближе и ближе!
Это конец! Нестерпимый жар охватывает всё тело, и непослушное сердце, захлёбываясь ужасом, отчаянно колотится в свою клетку, пытаясь спастись без меня.
Оглушенный, выпадаю из сна, где уже умер, и скорей прижимаю сердце ладонью. Долго держу так.
Изнуряющая тягостная ночь.
Мне уже ничего не надо. Я боюсь нашего нового дома. Друзья больше не зовут меня. Я разучился бегать, кричать и свистеть. Не умею и не хочу играть ни в какие игры. Застывший столбик в своем палисаднике, тупо смотрю на тяжелый сырой снег.
Вечер. Сейчас меня снова потащат в дом.
Но кончилось. Оборвалась, бесконечная процессия мучительных ночей. Тени исчезли. И в нашем доме, пахнущем сосной, воцарилась тихая пустота.
Отец ушел от нас. Я стал заикаться. Мать, упав головой в ладони, оцепенела на долгие вечера. На столе перед ней стояла бутылка и полный стакан. И утром на столе была та же бутылка и тот же полный стакан. Мать прятала все это, не глядя на меня.
Молча, мы решили: пить не будем.
Будем жить дальше.