Новый семестр, новые или старые преподаватели. Каждый раз интересно, кто же на этот раз будет нас мучать или, наоборот, кто же станет жертвой стаи наглых, изворотливых студентов. Этот интерес вызван обычным любопытством; ты подходишь к доске с расписанием, словно к шару, показывающему твоё будущее, смотришь - знаем, знаем, нормально, сдадим, о! что-то новенькое. И так каждый раз. На первых курсах, когда все фамилии незнакомые, в голове при их виде стучат молотком лишь вопросы: кто? как сдать? Тяжело или, как говорится, прокатит? Но, чем старше становишься, тем дальше отходит твой страх, тем лучше понимаешь, что пересдача-это не конец жизни и не стоит тратить свои нервы впустую. Остаётся лишь желание узнать человека, чем он живёт, и какой он за стенами этого замка знаний. И ты смотришь, включаешь своё воображение, строишь домыслы, опираешься на свой, хоть и небольшой, опыт общения с людьми, чтобы в голове нарисовать более ясный образ, ведь даже близкие, не говоря уже о чужих, сами не раскроются перед тобой и не покажут свою нагую, в её первозданном виде душу, без масок, шалей и ширм. Так случилось и в этот раз с небольшим лишь отличием: этот новенький задел давно спящие, расстроенные струны души, которые тщательно были спрятаны, как казалось, в боле недосягаемый угол, как можно дальше укрыты от пронзительно-злого человеческого взора, дабы не сломать навеки сей нежный и хрупкий инструмент. Как и с помощью чего он это осуществил, я до сих пор не могу найти ответа. Знаю лишь то, что раз задев струну, она и сейчас даёт о себе знать тихой, легкой, как бабочка, мелодией.
Сказать, что в этом человеке было или не было чего-то особенного, значит не сказать ничего, да и нет ещё таких слов в нашей речи, чтобы описать то, что видишь и чувствуешь к кому либо, это как нейронные импульсы, передающие непонятные тебе сигналы, новый химический элемент, доселе неизвестный науке. Рост выше среднего, светлые, доходящие до рыжего оттенка волосы, такие же брови расходящиеся, словно крылья птицы в полёте, глубокие с искоркой глаза, будто повидавшие уже достаточно много на своём пути, прикрытые завесой длинных ресниц, прямой нос волевого человека, тонкие губы, слегка поджатые, как у человека, находящегося достаточно часто в состоянии сосредоточения или раздумий, и обнажающие в моменты веселья ровные белые зубы, и слегка заметная ямочка на щеке, дополняющая этот достаточно, если это употребимо к парню, миловидный образ.
Он напоминал рыжего кота, которого хочется взять на руки и погладить, когда во взгляде пробегала грусть, или играть вместе с ним, когда глаза с мальчишеским задором смотрели на тебя из подо лба. Останавливало далеко не мальчишеское телосложение, уверенная походка и внешний вид, соответствующий преподавателю. Всегда приятно смотреть на мужчину, который держит себя в форме, всегда аккуратно, где-то даже строго одет, и вдобавок ко всему имеет мозги и неограниченное мышление. Не раз среди девчонок, да и среди парней группы поднималась тема: как он это делает. Как не странно большое значение придавали пятой точке, которая при хорошей внешней оболочке просто притягивала женский взор, в принципе, как и другие части тела. В этом плане девушки похожи на парней - ведь обращаем внимание, по сути, на одно и то же. Смешно, но факт.
Многим нравилась его способность хорошо и доступно (хоть и быстро) излагать нужный материал и разбавлять серьёзность объяснения какими-нибудь шутками. Казалось, что он очень себя любит - ему нравилось, когда его слушали, смеялись именно над его шутками. Порой ставит себя немного выше других. Этому находилось несколько объяснений: мы студенты, он преподаватель, в некоторой степени это позволительно, иначе мы сядем на шею, с другой стороны, нельзя было расстаться с ощущением, что он понял или познал какую-то тайну, не каждому открывавшуюся, что он мудр для своих лет, и действия окружающего мира может предугадать наперёд, как великий гроссмейстер, но, не смотря на это, знает своё дело и умеет наслаждаться жизнью и брать от неё всё, что нужно ему. Он был добр (это, как бы ему не хотелось, читалось по лицу), устремлённый, жизнерадостный, немного сентиментальный, в меру упрямый, знает чего хочет, свои цели видит ясно и давно и идет к ним ровными уверенными шагами. Что не мало важно - ценит близких и сделает всё, чтобы их уберечь от зла. Уже узнал, что такое смерть и что такое любовь. Кажется, что ему нравится и льстит его самолюбию женское внимание. Но держаться от него лучше на безопасном расстоянии, можно наблюдать за всеми прелестями, наслаждаться их общением, но обязательно выдерживать дистанцию, дабы не обжечься, как мотылёк от пламени, которое манит и манит своими яркими языками. Что-то случилось давно, не то предательство, не то разочарование, не то что-то другое. Рана почти зажила, но закрыла в саркофаге, наложив таинственную печать на вход. И поэтому главной женщиной на данный момент является родная мать, оставшаяся одна, и переложившая всю любовь и заботу на свою гордость-сына. Либо воспитание, либо суровая школа жизни приучила его к самостоятельности, всегда держать удар прямо, не прятаться, как страус, от проблем, а решать их по мере возможности, держать слово, во всем быть мужчиной. Для самоутверждения и счастья стремится оправдывать возложенные на него надежды, поэтому к работе подходит ответственно, с головой погружаясь в неё, но порой это тяготит и он сам, как маленький, нуждается в ласке и поддержке. Ценит в людях честность, открытость, скромность, не глупость, наличие принципов и авторитетов, в кругу друзей будут только те люди, кто находится с ним на одном уровне, либо давнишние знакомые, которых не отпускает сердце.
Кажется, что порой ему страшно оставаться одному, душа требует приключений, волной накрывает страх однообразия и безысходности жизни, изнутри до сих пор точит червяк юношеского максимализма и сомнений, что нет предела, нет конца. И он старается спешить жить. Его не устраивает современный расклад существования окружающих – дом - работа, работа - дом. Нужен новый толчок, чтобы “проснуться”, нужен драйв, сильные эмоции, чтобы не увязнуть в рутине и быту.
Вот такой своеобразный “гороскоп” составляло воображение, и мне никогда не узнать, как оно на самом деле, каково быть этим человеком. Лишь те самые струнки не раз толкали совершить безумие: подойти и нежно, страстно поцеловать, а затем просто уйти, не оборачиваясь, с каждым шагом краснея всё больше и больше. Но каждый раз останавливало то ли врождённая скромность, то ли осознавание, что этот человек выше тебя в силу должности, склада ума, или чего-то другого, то ли робость, своеобразная покорность, возникающие только рядом с теми людьми, которые по непонятной порой причине стали тебе дороги.