В плотном тумане едва угадывались даже стволы вековых деревьев. Не говоря уже о более мелких предметах. Без конца ходили слухи то о двух зайцах, разбившихся насмерть друг о друга в тумане, то об оленях, столкнувшихся лоб в лоб и сломавших себе рога. Скорее всего, все это было неправдой, потому что когда приходил ЭТОТ туман, все старались затаиться и не покидать любовно насиженных и належанных мест.
Впрочем, людям вечно не сиделось на месте. А что им было делать, с другой стороны? Когда такой туман висит над землей семьдесят дней в году, очень трудно приучить себя к столь длительному безделью. Это только кажется, что люди очень ленивы. На самом деле, чтобы приучить их ничего вообще не делать потребовались бы специальные курсы. Мэр Небельбурга даже думал о том, чтобы такие курсы открыть, но руки так и не дошли. Слишком занят он был в нетуманный период. И слишком ленив в туманный. Когда тебе сто двадцать лет, уже вполне удается принимать реальность такой, как она есть.
Сезон туманов развил в местных жителях особую чувствительность к чужим намерениям. Когда плотная серо-бежевая мгла заселялась на улицах, в гостиных и даже чуланах, и искажала все цвета, запахи и звуки, оставалось опираться на что-то совсем другое. На то, что исходит от человека, вне зависимости от того, насколько хорошо его видно. Что это было – колебания мыслей или эмоций – небельбургцы сказать не могли. Но пользовались своими способностями вовсю и в сезон туманов, и в остальное время.
Первыми это заметили коммивояжеры и стали обходить город стороной. Местным жителям совершенно не удавалось ничего впарить. Потому что стоящий товар разбирали еще в Эссене, а нестоящий можно было в Небельбург не тащить. Не возьмут. Потом перестали заезжать фокусники, хотя жители совершенно ничего против них не имели. Ну, подумаешь, нравится человеку пользоваться ящиком с двойным дном – жалко что ли похлопать? И, наконец, политические деятели вычеркнули город из списка обязательных для посещения, потому что отчаялись перетащить на свою сторону хоть десять процентов горожан, что было бы достаточно, чтобы оправдать стоимость визита. На федеральных выборах граждане дружно голосовали против всех, а на местных выбирали мэра из десятка уважаемых старейшин. Каждый раз разного, чтобы не уставал и не зазнавался.
Выходцев из Небельбурга побаивались. Обмануть их было почти невозможно, по крайней мере, первые десять лет после отъезда из родного города. Потом это чувство притуплялось, и бывшие небельбургцы либо смирялись с утерей драгоценного дара, либо возвращались домой подзаточить навык.
Тим родился в Небельбурге и уехал оттуда, как только окончил школу. Туманы он ненавидел с такой силой, что хотел сразу переселиться в Марокко, где, говорят, туманов не бывает, но мама отговорила. Поезжай, говорит, в Эссен, для начала, а там можно и в Африку. Мама оказалась права. Эссена было вполне достаточно.
Тим устроился помощником в лавку торговца специями. Ах, какой там был запах! Шафран, фенхель, кориандр! Не то что бесконечное сырое дерево родного дома. Мустафа, хозяин лавки, ценил его и всегда брал на переговоры с оптовиками. Тиму достаточно было толкнуть хозяина ногой, если оптовики несли какую-нибудь совсем несусветную чушь, что асафетида подорожала в пять раз, потому что Ганг разлился и потопил все плантации. Он не знал, конечно, что асафетида растет где хочет, хоть на скалах, хоть в пустыне, а именно эти торговцы покупают ее в Иране, он только чувствовал, что дело нечисто. И хозяин его, получив сигнал, продолжал торговаться с невозмутимым лицом, пока цена не доходила до приемлемого уровня.
Иногда к ним заходила дочь хозяина соседней лавки, Берта, крутила носом над банками со специями, поглядывала на Тима хитро. Говорила, ты мне нравишься. Пойдем, сходим на представление вместе. Купишь мне мороженое. Но хозяин хмурился и Тима не отпускал. Тиму и хотелось пойти, и не хотелось. Что-то здесь было не так. А когда хозяин при ней объявил, что собирается передать лавку племяннику, причем уже в следующем году, совсем перестала заходить. Тим вздохнул и принял к сведению. Он только не понял откуда возьмется племянник, пока Мустафа не фыркнул презрительно и не заявил, что такой взрослый мужик, да еще из Небельбурга, должен сам понимать очевидные вещи.
Так они и работали. Хозяин богател, Тим тоже не бедствовал, регулярно отсылал маме деньги, да и накопил уже достаточно, чтобы открыть свою лавку. Но что-то он никак не мог решить, чем будет торговать, потому что Мустафе составлять конкуренцию не хотел, да и в Марокко он так и не съездил. Иногда от нечего делать он заучивал марроканские названия специй – зафран, бес-бес, табиль – вдруг пригодится. С девушками же совсем не складывалось. Он видел, что Ангелика скучает с ним невыносимо, что для Илмы он недостаточно богат, а в глазах Терезы он просто стоит в списке примерно номером пятым с конца по сумме баллов.
Прошло семь лет. Тим поймал себя на том, что тоскует по родным местам, и что даже запах специй не радует его так как раньше. Он отпросился у Мустафы на неделю, собрал вещи и отправился домой. Первый раз он решил съездить домой в сезон туманов. От станции пришлось ему придти домой пешком. Охотников подвезти не нашлось.
Он приехал и с наслаждением вошел в жарко натопленный дом. Мама ждала его еще со вчерашнего дня, хотя он точно писал, что будет именно в среду, напекла и ватрушек, и пирогов с грибами, да еще и кулебяку поставила с мясом и картошкой, вдруг сына с прошлого года никто не кормил. Он съел и ватрушки, и пирог с грибами, и даже осилил кусочек кулебяки. Странно, но туман ему совсем не мешал. Они шутили и смеялись, мама хвасталась новой шкатулкой, показала вышивку, которую собиралась закончить к Пасхе... Он тысячу лет не проводил так время. В дверь постучали. Тим удивился.
- Это же Марта! – вскочила мама. – Я ей говорила, что ты приедешь, и она сказала, что зайдет. Ну Марта же, помнишь?!
Тим не помнил. Но мама открыла дверь, и вошла Марта. Конечно! Рыжая-рыжая, веснушчатая, он ее все детство дразнил конопатой. Вдруг ему стало неудобно за все, что он тогда говорил. Хотя похоже это не имело значения. Марта засияла улыбкой.
- А я пирог принесла. С яблоками.
Мама улыбнулась. Тим засмеялся.
Марта тоже засмеялась и посмотрела на стол.
- Я знаю, что нет смысла составлять Вам конкуренцию, фрау Майер, - она слегка поклонилась маме Тима, - но есть же еще и полдник.
Тут уже засмеялась и мама.
Марта поставила пирог на стол.
- Тим, я хотела пригласить тебя на представление. Мюллеры позвали к себе кукольный театр. И, говорят, даже туман мешать не будет, что-то они придумали. Пойдем?
- Идите, идите, - замахала руками мама.
- Конечно, пойдем, - согласился Тим.
***
Вечером, после представления Тим долго не мог уснуть. Он смотрел на потолок, улыбался, и думал, что, пожалуй, откажется у места у Мустафы и вернется домой. Потому что ему вдруг стало понятно, что ему до смерти надоело угадывать, кто что имеет ввиду и почему. А еще хорошо быть кому-то нужным просто так. Потому что это именно ты, а не просто полезный набор качеств. А в Марокко они съездят вдвоем с Мартой, когда-нибудь потом.