Там, где граница миров изначально тонка,
В час, когда солнце уставшее спрятало светлый свой лик,
Встретились двое: один чаял смерть на клыках,
Острые уши второго внимали сказаньям земли.
Эльф усмехнулся, кивком приглашая к костру
Воина Ночи, что рад был приют хоть на время обресть.
И разгорелся другой огонек на ветру -
Мерной беседы столь разных, настолько похожих существ.
Молвил вампир: Я жестоко устал от людей
И проклинаю не жажду, но свойство читать мысли жертв.
Их беспокоит еще послезавтрашний день.
«А после нас хоть потоп» - в их устах стало притчей уже.
Эльф отвечал: Мне нет дела до тленных, пока
Их любопытные дети не знают дороги в мой лес.
И я готов не приметить в улыбке оскал,
Если настигнешь добычу здесь, на заповедной земле.
Близится полночь, вскипела вода в котелке,
Эльф разливает в походные кружки отвар диких трав
Но не почувствует сладости на языке
Тот, кто покинет пристанище, не дожидаясь утра.
Кружку оставив когтистую длань согревать,
Древний убийца хранителя жизни внезапно спросил:
А расскажи, если б эльфы могли обращать,
Скольких избранников ты бы своей чистотой наделил?
- Мне совершенство самим мирозданьем дано, -
Рёк остроухий, - делить его с кем-то не вижу причин.
Дивно твое любопытство, но объяснено:
Смертные… Так ли давно ты поднялся над ними в ночи?
Так ли уверенно выпьешь девицу до дна,
Если она неглупа и обличьем отрада для глаз,
Без интереса «а что если это она?»
Слышал я, много подобных историй в ходу среди вас.
Бледен лицом, не от гнева, таким возрожден.
Впрочем, и гнева оттенки вампира слагали черты.
- Не от сомнений вопрос, - отповедовал он. -
Из интереса: настолько ли эльфы, как в мифах, чисты?
Так ли их сердцу присуща любовь ко всему,
Что умирает? Ведь сам я того не способен понять!
Но твой ответ доказал, и не мне одному:
Больше, чем кажется, родственных черт у тебя и меня.
Так отвечая, вампир примиренья искал,
Ведь не делить им ни пищу, ни битву, ни кров, ни престол.
Тьма или Свет – так ли важно, коль Вечность снискал?
Только вот эльфу совсем не по нраву сравнение то.
Вздор! – произнес он, - бессмертье мое испокон
Было моим, ты ж одарен им, словно лавровым венцом,
Властью того, кто был так же средь смертных рожден,
И чей создатель когда-то от солнца не прятал лицо.
Я вне времен в соответствии, ты – вопреки
Силе, что из ничего этот мир продолжает творить.
Не удержавшись, привстал, обнажая клыки:
- Хватит! – воскликнул немертвый. Но эльф продолжал говорить:
- Жертвы твои умирают единожды лишь,
Ты же нисходишь в могилу, избегнув светила лучей
Каждое утро, - мертвец под покровом земли.
И потому моя Вечность в два раза длиннее твоей!
- Да, я кормлю свою Вечность страданием других, -
Смята железная кружка, сквозь рыжее пламя прыжок,
Стылым дыханием в трепетный горла изгиб:
- Только и сила моя – сила всех, кто мной опустошен.
Всех, чьи останки охотно доела земля! -
И, отодвинувшись, в мрак предрассветный неслышно ушел,
Эльфа оставив в смятении злом расправлять
Складки одежд и прозрачных волос перепутанный шелк.
Минуло много столетий с тех пор, как пути
Их разошлись, но ни Темный, ни Светлый не смогут забыть
Сути, к которой никто не решился прийти,
Двое бессмертных. Обоих достаточно просто убить.