В итоге не останется ничего, кроме кучки грязных воспоминаний, ты идешь по улице и думаешь: "черт, вот эта вот, в красном платье, как она похожа на Еву Грин, я бы вставил ей", а потом она проходит мимо и оказывается, что эта Ева пользуется теми же духами, что и она, и тут все обламывается, потому что дальше ты идешь наедине со своими воспоминаниями, которые начинают пробивать дыру в грудной клетке, которые наваливаются, вытягивают жилы и отравляют, как тяжелый запах духов, я в них не разбираюсь и не люблю, но наверное, примерно так пахнет Chanel N. 5, какая нахер разница, а потом дотаскиваешь себя до дома, в беспорядке перебираешь все рубашки и футболки, которые она надевала, пытаясь найти остатки ее запаха, отдрачиваешь и пытаешься заснуть, на это требуется шесть сигарет. Давно пришлось признать - я ни на что не годен: курю "Балканскую звезду" в мягкой пачке, у меня нет ни одной пары вэйфареров, не хочу поддерживать ни геев, ни гомофобов, ни атеистов, ни либералов, ни католиков, я не курю траву и предпочитаю пить в одиночестве, за последние два года я не посмотрел ни одного сериала, и до этого шестнадцать лет я их тоже не смотрел, со мной не о чем поговорить, потому что я не смеюсь над шутками из твиттера, не понимаю ни одной формы человеческого времяпровождения и мне одинаково безразличны проблемы белых, черных, правых, анархистов, веганов и трупоедов, конформистов и Колфилдов, мне на все насрать: умирают люди, разбиваются самолеты, разгоняют митинги, принимают Навального, закрывают Википедию - мне все равно, я люблю сидеть на балконе или пялиться на ботинки, я просто бесполезный кусок дерьма, я не могу написать рассказ о любви. С этим вообще странно: я много кем мечтал быть - капитаном, боксером, астронавтом, джазменом, художником, дилером, офисным планктоном, шлюхой, бомжом, пидорасом, ****ь, водителем мусорной машины - кем угодно, только не писателем, я всегда считал это самым пошлым занятием из всех возможных, а писателей, всех, самых лучших, написавших "Яму", "Ловца во ржи" или "Путешествие на край ночи" - наивными гондонами, которые непонятно на что потратили свою жизнь, сдулись, скурвились и уснули, и вот я сижу напротив чистого листа и выдавливаю из себя строчки, кому-то, наверное, удается поймать вдохновение, чувствовать поэзию мелочей, а у меня получается писать только про то, что я курю, закладываю за воротник, иногда выбираюсь на улицу и выживаю из ума в тоске по близости и настощим чувствам. Наверное, именно из-за этой тоски и не получается написать рассказ о любви - в ожидании вечного все, о чем ты думаешь и чем занимаешься, превращается в дерьмо, на которое противно смотреть, которым стыдно заниматься и о котором совсем не хочется думать. Тогда, в "Дюке", после почти половины бутылки вискача, я зашел в туалет, умылся и ничего не увидел в зеркале, это какое-то наваждение, было слышно, как колотится сердце, как пульсирует кровь в затылке, как мокрые руки сжимают край раковины, но я куда-то исчез, свернул не туда, задохнулся во сне и не заметил этого, меня нет ни в этом положении губ, ни в выбритых висках, ни в этих глубоких, синих, ****ских глазах нет ни намека на меня. Я попробовал еще раз умыться, но ничего нового не появилось. Дернули ручку туалета, я наскоро вытер лицо и вышел в бар.
Год назад все было по-другому, насколько я помню, хотя именно тогда все и начало разрушаться, все шло прекрасно, но иногда, как маленькие просветы трезвости в череде непрерывного пьянства, возникало чувство, что все это происходит не со мной - моя девушка, родители, друзья, занятия, увлечения, события - непонятно кто этим рулит, потому что я все чаще оказывался заперт на верхней палубе, в своей голове, и сквозь иллюминаторы наблюдал, как я иду в кино, как слушаю музыку, как пытаюсь найти смысл всему происходящему. Непонятно, откуда это берется - стыдно жить, стыдно проявлять себя, стыдно быть хорошим, стыдно заявлять во весь голос о своем исключительном мнении, стыдно любить и быть любимым, я за всю свою жизнь узнал только одного человека, которому так же горько топтать планету, он живет в двух днях езды на поезде от меня, все остальные люди так или иначе уверены в своей нужности, уверены в том, что они имеют право на любовь и на мечты. Я попробовал поставить это свое право под сомнение, и покатился по наклонной, теперь я не знаю, как остановить это, как вернуть хоть какую-то цельности, и, если честно, не вижу в этом смысла, потому что в этом мире нет ни одной вещи или идеи, за которую можно уцепиться, тебя ничего не спасет: пробежки по утрам, ЛСД-трипы, журнал Esquire, вписки, тусовки, гиги, концерты, выставки, по-настоящему остроумные шутки, пленочные фотоаппараты, пикник Афиши - все давно прогнило, ты обречен.
Вот таким вот убитым красавцем я сидел перед Ритой в "Дюке", мы не виделись около месяца, у нее было что рассказать мне, а мне, как обычно, рассказать было нечего, девушкам почему-то неитересно, как я каждый день пялюсь в окно и выкуриваю по пачке, зато я умел слушать.
- Я сказала ему: "Ты не видишь ничего дальше своего носа", а он взял меня за руку и поцеловал, у меня колени до сих пор дрожат, когда я об этом вспоминаю. Я думала, что самый первый поцелуй будет выглядеть безумно романтично - знаешь, как? - на набережной, когда солнце будет касаться воды, все вокруг будет золотым, будет дуть легкий ветерок, представляешь, какая чушь мне лезла в голову? Я потому и потащила его на набережную вечером, думала, все выйдет именно так, как я задумала, а он все это время сидел рядом со мной на скамейке и тянул свое вино, прямо из бутылки, а я чуть не плакала, потому что в тот самый момент, когда солнце начало касаться воды и подула легкая вечерняя прохлада, он встал и сказал, что устал здесь сидеть, к тому же холодает, давай-ка пойдем отсюда. Мы поднялись с набережной, и шли два квартала в молчании, он несколько раз взглянул на меня, сразу отворачиваясь, я не выдержала и сказала ему все это про его нос, а он взял меня за руку, остановил и поцеловал. И знаешь - в этом было больше настоящей романтики, чем на этой набережной.
- True romance, да, я врубаюсь. Помнишь этот фильм?
- Да, конечно.
- Ну, а что было потом?
- Потом? Да не знаю. Ты его видел вообще? Он ведь не красавец, ну, на самом деле так. И мы с ним никуда не ходили особо, он не любил моих друзей, по-моему, они ни разу его так и не увидели.
- Слушай, и что в этом хорошего? Я не гоню на парня, но тебя-то это разве не плющило?
- Я понимаю, о чем ты, но, знаешь, когда мы сидели рядом, я чувствовала себя действительно близко к нему. Если я тебе расскажу, о чем мы обычно говорили, ты не удивишься - некоторые фильмы, немного о музыке, его и мои книги, старые истории из жизни - об этом ведь говорят даже те, кто не встречаются, ведь так? Я не знаю, как у него это выходило, но он все это наполнял содержанием. Ну, знаешь, то, чего нет в обычной жизни, чего нет со всеми остальными.
- Да ладно, брось, он никогда не будет нравиться тебе больше Фассбендера.
- Пошел ты в ****у, Женя! - у нее в глазах стояли слезы. - Это не смешно, правда.
- Ладно, прости, я и правда перегибаю палку, это все вискач. Но ты ведь сама его бросила?
- Да, бросила. И знаешь, это было не из разряда "я брошу его, чтобы он пополз за мной на коленях", нет. Я знала, что если однажды расстанусь с ним, то все будет кончено. Навсегда. Ты не представляешь, сколько места в моей голове он занимал. Он был как светофильтр, через который я видела весь основной мир. И я испугалась. Знаешь, просто однажды проснулась и поняла: если так продолжится еще какое-то время, то я растворюсь в нем, и тогда уже не смогу уйти, как бы не старалась.
- Ты поступила жестоко.
- Да. Мог и не говорить, я сама знаю. Страх перед этим океаном, в котором я вот-вот должна была исчезнуть, эгоизм, нежелание быть в такой власти, в такой сильной зависимости от человека. Можешь мне обо всем этом не говорить, я знаю. И еще - я знаю, что поступила правильно. Рядом с ним я не смогла бы двигаться дальше, с ним я бы застряла на одном месте, ничего бы не добилась. Но, Господи, когда я вспоминаю, что я чувствовала рядом с ним...
Теперь она плакала по-настоящему.
Я налил ей еще виски, долил в свой стакан, мы выпили. Я взял ее за руку, и некоторое время мы молча сидели, пока я докуривал свою сигарету.
- Рита, извини, мне надо выйти, я сейчас.
- Да-да, конечно, все в порядке.
Я заперся в туалете и попробовал умыться, попробовал увидеть себя в зеркале, попробовать справиться с этой историей. Не помню, сколько я стоял, по моим ощущениям - довольно долго, иголки под ногти, с этим невозможно жить, невозможно так жить, она испугалась своей любви, а я размазал по своим венам эйч безнадежного отчаяния и боли, каким мы все несчастные уебища, мы дуем этот виски и медленно плетемся по жизни, с каждым разом все более ссучиваясь. Мне было тяжело.
Но за секунду до того, как снаружи дернули за ручку, сзади меня в зеркале встал Вэл Килмер в костюме Элвиса.
- Утри сопли, дятел. Да, пожалуй, тебя не существует, но есть тот, кто это заметил. Цепляйся за этого парня и расскажи всем остальным, почему они до сих пор завязывают шнурки, заряжают мобильные телефоны, ходят в бассейн, в кино и читают новости в интернете. Заранее предупреждаю - мир врядли сдвинется от твоей правды, но, может быть, тебе хотя бы удастся донести до них мысль, что жизнь - это не то, что они они думают.
- Элвис, ****ый индюк, ты говоришь как положительный дядюшка из Фонвизина. Меня тошнит от виски, от людей и вообще от всего этого говна. И от тебя тоже. Я устал бороться.
- Я знаю, что выбрал не то время и не те слова, просто запомни все это. А сейчас иди домой и напиши рассказ о любви.
Дернули ручку туалета, я наскоро вытер лицо и вышел в бар. Проводил Риту до остановки, добрел пешком до дома, разделся до трусов, но так и не спасся от духоты, выпил три бутылки пива, достал пустой лист и начал:
"Рита сказала ему, что он не видит ничего дальше своего носа, а он взял ее за руку и поцеловал. У нее колени до сих пор дрожат, когда она об этом вспоминает. Она думала, что самый первый поцелуй будет выглядеть безумно романтично, если они будут на набережной, когда солнце слегка коснется воды, все вокруг будет золотым, подует легкий ветерок, возникнет еще какое-нибудь подслащенное говно, такая вот чушь лезла ей тогда в голову. Она потому и потащила его на набережную вечером - думала, все выйдет именно так, как она задумала, а он все это время сидел рядом с ней на скамейке и тянул свое вино, прямо из бутылки, а она чуть не плакала...".