Добыча

Григорий Родственников
Ты любишь фантастику. Ну-ну. А я ничего не люблю, я знаю, что боюсь умереть. Я умею стрелять. И у меня это хорошо получается. И пока у меня это хорошо получается – я не умру. Между нами семьсот с лишним лет. Долго рассказывать, что и как. Обойдемся без предисловий.

Мы свалили транспорт союзников у них под носом. Есть такое ремесло жить за счет чужого добра. Возможно, это и не хорошо, только придумали задолго до нас.

Махина под завязку полная трофеями, издырявленная нашими истребителями, лишенная силовой установки, падает в джунглях безымянной планеты, кружащей вокруг безымянной звезды, неведомо сколько лет. И здесь её встречаем мы. У нас есть минимум три часа на все про все.

Атаковать транспорт в открытом космосе, и пытаться там очистить его трюмы – пустая затея, полчаса и нас перехватят. А вот если его удачно приземлить. Да заранее подготовиться к встрече, другое дело. Патрули не полезут в джунгли. Они запросят поддержку. Помощь придет. Бесстрашные UBянские десантники, или легионеры BASа, без разницы кто, дуболомов и головорезов у союзников хватает. Но не раньше, чем через три часа.

В этот раз всё пошло наперекосяк. Вместе с добычей мы получили команду ветеранов возвращавшихся в метрополию. Вопреки здравому смыслу, они отказались сложить оружие.

Более того, через час лихой и бесполезной стрельбы мы обнаружили, что если два десятка опытных вояк с умом используют все башни, рубки, шлюзы и причальные палубы, то стометровая махина, увязшая носом в болоте и слегка отклячившая задницу над лесом, может превратиться в неприступную крепость.

Бросить добычу всегда жалко.

Наши ребята просто ярились от злости. Месяц выслеживать это союзное корыто, драться за первенство попасть в абордажную команду, предвкушать неслыханные барыши, в которых звон золотых монет сливается со стонами портовых шлюх и вдруг, вместо всего этого получить издевательский щелчок по носу. Тут у самых невозмутимых крышу снесет.

На нашего капитана жалко было смотреть. Гастан лигуриец даже стал ниже ростом, а его смуглая рожа еще больше почернела.  Глаза пылали, как у «адова пса» с планеты Хардаг. Трясущейся от ярости пятерней, он схватил трубку универсального коммутатора, и попытался связаться с завязшей в болоте галошей.

–Эй! Борт 3510, вы меня слышите?

Сквозь негромкое шуршание помех пробился спокойный ленивый бас:
          — Слышу тебя, разбойничек. Чего хотел?
— Меня зовут Гастан «Кровавый»! Слыхал про меня?
Динамик  хрюкнул коротким смешком:
— Кровавый, говоришь. А как же. Наслышаны. Говорят, ты самый никудышный пират,  тебе опять не повезло. Врубай дюзы на полную и проваливай в свою темную дыру, пока тебе перца под хвост не насыпали.
 — А как зовут тебя, весельчак?  Хочу знать имя того, кто будет умирать дольше остальных.
— Умирать я пока не собираюсь. А зовут меня Реваз Габария, капитан подразделения «Зуб Молоха», его величества императора BAS.
 — Слушай меня, капитан. Твои ребята пристрелили шестерых моих мальчиков. Это страшный грех. Но я готов отпустить вам его, если откроете двери и дадите нам забрать барахлишко. Обещаю, никого из вас не тронем.
— А я не верю обещанию пирата. Слышал, паренек ты злой и мстительный. Не зря же тебя называют Кровавым. Вдруг и нашей кровушки отведать захочешь.

     На лице лигурийца заиграли желваки. Видно, что он с трудом сдерживается.
     — Слушай меня, Габария. У тебя нет другого выхода. Защита ваша накрылась. Один залп из пушки и вам каюк. А так хоть будет шанс уцелеть.
     — Не смеши меня, пират. Мы не в космосе. От выстрела плазменной пушки вам самим не поздоровится. Хочешь проверить? Стреляй! Но не забудь, что и у нас орудия в порядке.
     —Значит, нет?
    — Ты слышал.

Гастан швырнул рацию на землю, замысловато выругался. И тут объявился Бармалей с идиотским планом:
— Кэп, мы их просканировали, там восемнадцать человек. Они все на жилой палубе. А что если разом накрыть их с орбиты?
— Ты с ума сошел?! Как потом искать золото в этом металлоломе?
— Стрелять будем из метеоритной пушки. Точечно. У нас есть отличный канонир. С такого расстояния отстрелит усики у божьей коровки.

Глаза Гастана загорелись азартом.

— Времени мало! Чертовски мало времени! Через два часа здесь будет весь звездный флот обеих империй! Не успеем!
           —Успеем, если поторопимся! Решай, кэп!
     — А! Была-не была! Ребята! Быстро уходим!

Мы, прикрывая друг друга, взвалив на плечи свои бластеры и лучемёты, шумно чавкая сапогами по грязи, спешим в лес.

Мой шабутной кентуха, пилот и безумец Макс, Маус  – канонир с вечно безучастной рожей, и сам Бармалей, исчезают во чреве нашего изумительно ржавого звездолёта, а он в свою очередь исчезает в сизом вихре знойного выхлопа. Время останавливается. Смотрю вокруг. Гиблое место. Буйство природы. Жара. Кто-то перезаряжает оружие. Гастан демонстративно справляет нужду на узколистый куст с большими белыми цветами. Кто-то курит. Малый по прозвищу Трубкозуб старательно заплетает волосы в тугую косичку. Я забыл дышать, мне страшно, как в первый раз, в желудке неприятная резь. Если сегодня кто-нибудь, глядя на вишневый компот в который превратится моя башка, угодившая под плевок дезинтегратора, скажет: «для этого парня опасные игры окончились навсегда», я не удивлюсь.

* * *

Маус делает свое дело. Поляну накрывает резкий звенящий звук. Небо вздрагивает. Черно-синий ореол возникает вокруг сбитого транспорта и стремительно разрастается грозовой короной во все стороны света. Потом осколки лопнувшей обшивки секут вокруг корабля молодую поросль, а его сигарообразный корпус гнется пополам, аккурат под обручами разделительных переборок, в том месте, где по всему должна была быть жилая палуба.

Где-то на орбите Бармалей трет потные ладони о полы засаленного френча:
 — В яблочко!

Здесь из сотни глоток вырывается вопль бешеного восторга.

 Мы срываемся с места с бластерами и лучеметами, и несемся вперёд по чавкающей грязи.

Навстречу нам из-за клубов огня и дыма летит крошево осколков и плюшевого мусора, недавно бывшего недорогой начинкой коммерческого корабля. Остатки экипажа и пассажиры были вынуждены отходить от жилой палубы к трюму, все выходы из которого после нашей атаки оканчивались тупиком. Почувствовав себя в западне, эти отчаянные  вояки, обезумели от страха и теперь,  палили по нам без устали. Им казалось наиболее подходящим делом в этой ситуации давить на гашетки, и пусть не один их заряд не достигнет цели, но пока каждое нажатие отзывается возникновением вихря пламени за раструбом ствола, озаряющего черный от  копоти коридор с проломами стен, они будут давить. У них нет никакой надежды на благополучный исход, это просто агония. Они продолжают стрелять, мучительно осознавая бессмысленность собственного упрямства.

Сопротивление бесполезно.

Сквозь полуразваленные стены и разбитые переборки видны хаос и разрушение в рубках и каютах ставших вечным приютом для незадачливых защитников. В эту минуту мне и в голову не приходит жалеть кого-то из них. Во-первых, издержки профессии  – пират, во-вторых, осколки время от времени полирующие мой нагрудник напоминают, что до определенной степени мы с ними в равном положении и оступиться о поток плазмы в ближнем бою дело не хитрое. А потом, кто-нибудь из твоих приятелей, когда рассеется дым, скажет, наблюдая блаженную улыбку идиота, навсегда отпечатавшуюся у меня на роже: «Для этого парня опасные игры окончены навсегда», или это уже было, или от рожи ничего не останется, только вишнёвый компот, или   я сам говорил это не раз? И, наконец, в-третьих, если умереть  с вывороченными кишками после удара из дезинтегратора, или превратиться в сушеную мумию поджарившись на вертеле лучемёта изначально не входит в ваши планы, не лучше ли сразу прислушаться к предложению о добровольной сдаче?

* * *

Триста цинковых контейнеров с золотишком, не считая всякого барахла, типа произведений искусства  – не слабый улов. Оккупанты неплохо погрели руки на войнушке. А Бог, как известно, велел делиться.

Пока наши ребята грузили сокровища, я решил пошляться по разбитой скорлупе и поискать парочку сувениров, для себя любимого. Ничего не нашел, если не считать раритетных часиков, которые я снял с руки страдальца, придавленного искореженной переборкой отсека. Избавив бедолагу от мучений, я уже собирался уходить, как вдруг услышал в дальнем конце коридора женский крик:

—Эй, уроды! Про меня не забудьте!

Металлическая дверь с зарешеченным  окошком. Типичная одиночная камера. А внутри девчонка. Худенькая и маленькая, мне до плеча не достанет. Но фигуристая. Смотрит недовольно, а в глазах ни тени страха. Спрашиваю:

— Ты кто?
— Дочь царя Соломона!
При этом нижняя губа ее презрительно выпятилась.
— Что, здоровяк, так и будешь пялиться? Или может, поможешь даме выйти?

Я хмыкнул и открыл замок. Она вышла наружу с грацией хищной кошки. Протянула мне руки, скованные обычными стальными наручниками.
— Помоги!
Я перерубил дужки плазменным резаком и поинтересовался:
— И кто же засадил тебя в эту клетку?
В ее чуть раскосых глазах мелькнула злость.
— Союзные крысы! Взяли меня в Вольном городе! Прямо под носом у моего дружка, пока он накачивался халявным элем!
— Выходит, твой дружок не слишком расторопный.
— Сомневаюсь, что ты осмелился бы сказать это ему в лицо. Слышал про Стору?
— Какого Стору?
— «Железнобокого». Самого плохого мальчика на торговой трассе!
— «Железнобокого»?! Не слышал, что у него есть подружка?
— Слушай, крепыш, если доставишь меня к Стору, он тебя озолотит!
— Да, я и сам мальчик не бедный... с недавних пор.
— Черт с тобой,  сама доберусь, только отсюда помоги выбраться.
—Тогда поторопись. Мы отчаливаем.

Перелезая через груды оплавленного железа, перешагивая через трупы, я любуюсь девчонкой. Красивая. Не зря Стору положил на нее глаз. Эх, с такой бы и я не отказался провести ночку. Молния на ее комбезе съехала вниз, открывая взору молодую грудь, упакованную в дорогое бельё. Балконет подпрыгивает в такт движениям. А моя фантазия уже придумывает что-то про розовые конфетки её сосков…
— Слева! — с воплем она прячется у меня за спиной.

Я размечтался, и это едва не стоило нам жизни. Стреляю не целясь.

UBянский гвардеец роняет голову на пол.

Во рту пересохло.

— Спасибо, крошка. Ты спасла мне жизнь.
— Сочтемся. — Она наклонилась над убитым, сноровисто снимая пояс с кобурой.
— Как тебя  зовут?
— Лола.
Похоже, эта девочка прошла огни и воды, решил я, наблюдая, как она небрежно отпихнула ногой чью-то оторванную голову. Такую ничем не смутишь. Я ошибся.

Она остановилась. Лицо побледнело. В глазах  ужас.

Мы стоим над трупом черноволосого мужчины в изодранном обожженном комбинезоне. Хорошо сохранилась титановая бирка. «Реваз Габария». Тот самый капитан, что вел   переговоры. Но что с девчонкой? По ее щекам текут слезы.
— Что с тобой, Лола? Ты плачешь?

Она вздрогнула и хрипло рассмеялась.

— Я не плачу! Я рыдаю от злости! Я рыдаю от того, что не я прикончила этого ублюдка! Эта мертвая гадина изнасиловал меня! И я уже не смогу отомстить!
— Понимаю…
—Ни хрена ты не понимаешь!
 
Она вытерла глаза рукавом.
— Уйдем отсюда! Скорее!

Встретивший нас у входа на нашу посудину, Гастан оказывается осведомленнее меня о делах Стору.
— Слышал об этой трагедии «Железнобокого». Значит, ты и есть та самая Лола?
— Да, это я!
Ее лицо снова было насмешливо надменным. На губах презрительная усмешка
— Видел тебя мельком. Только, помнится, ты была блондинкой…
— Ха! Неделю назад у меня была зеленая шевелюра!
— И повыше ростом.
— Мой парень любит, когда я на каблуках!
— Поздравляю тебя, Густав... Это Лола… «Железнобокий» будет просто счастлив, заполучить свою игрушку. Но будь осторожен, он ревнивый…

Я хмыкнул, пригласил девчонку в свою каюту, Макс всё равно сегодня здесь ночевать не будет. Проторчит на мостике до посадки.

* * *

Долго сидим молча. Когда мне стало скучно, я спрашиваю Лолу:
— О чем ты думаешь? Скучаешь о «Железнобоком»?

Она вздрагивает, пристально смотрит на меня и, кажется, поджимает ноги ближе к животу. Защитится хочет? От кого? От меня? От реальности? От воспоминаний о том, что случилось?
 В её глазах ужаса не было. Смотрела как затравленный зверёк. Не обижайте, только. Понятно, это шок. Только что изображала атаманшу. Неужто, она воображает, что здоровяк с седыми косичками, расписанный татуировками, сейчас её изнасилует, а потом… не будет  потом. Мне, уже смешно.

— Что пригорюнилась, Лола?  Через сутки будешь в Вольном городе.

Мне показалось, что в ее глазах мелькнуло злорадство. Небось, устроит разнос своему парню за то, что проворонил ее.
— Скорей бы уж, — лениво произнесла она и вдруг подмигнула мне, — А ты симпатяга, мне нравятся амбалы.
—Ты тоже девочка фигуристая.
Она выпорхнула из кресла, приблизилась. Провела ладошкой  по моему плечу.
— Какие бугры… Да и лицо выразительное…

Я всегда был понятливым. Одной рукой я обнял ее за талию, в то время, как другая, уже нащупала застежку на  комбинезоне и уверенно потянула вниз.

Лола не сопротивляется. Лишь уголок губ криво дернулся в усмешке.
— Не боишься Стору?
— Мы ему не скажем?
— Если мне понравится…

И в этот момент на нас обрушился истеричный вопль Гастана усиленный и искаженный динамиками:
— Полундра! Боевая тревога!
В коридоре загрохотал топот  множества ног. Я забыл про девчонку и бросился к двери. Распахнул.

—Что происходит?!

Трубкозуб сияет. Кажется он под кайфом.

—Кранты, Густав! У нас на хвосте  «Триумф Катаринго»! 

Я медленно закрыл дверь. «Триумф Катаринго» самый шустрый перехватчик союзников. Понятно, что наша ржавая телега не устоит, и не сможет оторваться от них. Как они нас нашли? Не все ли равно теперь?    Трубкозуб прав. Кранты. А как все хорошо начиналось. Такая добыча. Улыбка фортуны на поверку оказалась щербатой ухмылкой смерти.

Мои нервы были напряжены до предела, когда я услышал негромкий щелчок,   оружие сняли с предохранителя.

Я умею стрелять. И у меня это хорошо получается. И пока у меня это хорошо получается - я не умру.

Я выстрелил первым.

Вспышка дезинтегратора  отшвырнула девчонку к стене, сломала как куклу.

— Зачем, Лола?

Она силится что-то сказать, но на губах лишь пузырится кровь. В глазах ненависть, такой звериной ярости я еще не видел. Она  умерла, обжигая меня льдом преисподней.

Я наклонился над ней. Что я сделал с тобой, Лола? Из порванного, дымящегося комбинезона неопрятными окровавленными отростками торчат ребра. Меня не стошнит. Обыскиваю  труп.

Натыкаюсь на крошечный дамский коммуникатор. Давлю на   кнопку принятых сообщений. Воздух в каюте сгустился, вспыхнул голубым сиянием голограммы. Передо мной появилось улыбающееся лицо черноволосого  мужчины.
— Привет, Джулия! — рокочет бас. — Привет, сестренка! Как меня обрадовало твое письмо! Все отлично складывается! У тебя отпуск, а меня отправляют в метрополию с грузом. Как прибудешь в Порт, найди борт 3510! На нем и полетим на Родину!

Я смотрю на улыбающуюся физиономию Реваза Габария, капитана подразделения «Зуб Молоха» и вспоминаю плачущее лицо Лолы, вернее Джулии, когда она увидела мертвое тело своего брата. У девчонки были железные нервы. 

Потом я заметил маленькую пульсирующую  точку на ребре коммуникатора. Так вот, как союзники отыскали нас! Это же, мать его так, маячок! Ай да Джулия! Ай да чертовка! Ты сама охотница. А я дурак разглагольствовал о добыче. Мы стали твоей добычей, Лола? Впрочем, какая ты Лола. Настоящая Лола гниет в каком-нибудь сыром каземате, если, она вообще, жива.

 Я  раздавил коммуникатор каблуком. Орудия нашего корабля молчали.   Гастан решил сдаться? Идиот. За всю историю нашего противостояния, союзники не помиловали ни одного пирата.

А ты, Густав, какую смерть предпочтешь?  Превратишь голову в малиновый  кисель от выстрела или подергаешься в петле?

Я увидел себя, стоящим на пыльной площади какого-то захолустного городишки с пеньковой веревкой на шее. За тысячи лет ничего не изменилось. Пиратов по-прежнему вешают. Потом кто-то выбьет табуретку из-под  ног. И мое, лишенное опоры тело, запляшет в воздухе, как игрушечная обезьянка на резинке, непроизвольно опорожняя  мочевой пузырь.

Я  смеюсь  и вытаскиваю из кобуры дезинтегратор.

Прощай, любитель фантастики!

Я умею стрелять. И пока у меня это неплохо получается – я не умру.


Июль 2012 года