Запись боли в одном пространстве памяти
невозможно стереть записями счастья в других
(В. Вишневский)
Закончились лихорадочные и нервные дни школьных экзаменов. Ожидались более приятные моменты – получение аттестата зрелости и выпускной вечер.
- Платье, доченька, я приготовила. А туфли проси у папы, – сказала мать.
Полгода назад, когда дочь оканчивала школу, а ее брат переходил в выпускной класс, отец оставил жену с двумя детьми и уехал в другой город к новой семье.
И хотя все с нетерпением ожидали, когда отец наконец-то покинет дом, поскольку обстановка в семье была довольно напряженной, жизнь становилась просто невыносимой, однако с его уходом полного облегчения никто не испытывал. Сказывался, очевидно, сложный переход в новый период жизни с изрядно потрепанными нервами и чувствами, обессиленными скандалами – перебранками и отягощенными сомнениями в возможность счастливо и благополучно построить новое житье-бытье.
Но школьный праздник приближался. И хотя дочь по велению матери написала письмо отцу с просьбой обеспечить ее нарядной обувью, однако ответ, а тем более туфли не получила…
Прошло 12 лет. Говорят, что время, прогоняя прочь унылые мысли и нежелательные воспоминания, лечит раны, которые невозможно бесконечно зализывать в подкорке и глубинах сердца. События прошлых лет понемногу стирались из памяти, а воспоминания о них уже не причиняли жестокую, мучительную боль и нравственные страдания.
Дочь после успешного окончания университета трудится на престижной работе и может себе позволить не одну пару обуви. Случилась ей командировка в город, где проживал с новой семьей отец. Информация о нем была скудная. Знала только место работы отца, куда дочь и отправилась с некоторым страхом и риском. Наверное, такие отчаянные поступки можно совершать лишь в молодости.
Шла она в неизвестность и непредсказуемость. Какими окажутся те ожидания, ради которых и предполагалась встреча? Ведь не было никаких гарантий того, что, когда она действительно состоится, то тот, кто окажется рядом, сможет принять свою запоздалую дочь, захочет ее видеть, будет слушать и понимать неожиданную гостью.
Отец вошел в ординаторскую. За эти годы он совсем не изменился: все тот же белый халат и та же шапочка на голове хирурга. Его внешность не разрушала образа, созданного дочерью, всколыхнула в памяти события давно минувших дней. Ее одолевали картинки из прошлой жизни. Отдельные фрагменты, обрывки детских впечатлений, с разнообразными ощущениями и переживаниями не выстраивались в определенном порядке, а возникали вперемежку и стихийно. Она вспомнила, как детьми они с братом и отцом готовились к встрече Нового года, делали игрушки на елку, как отец купил велосипед для взрослых и учил ее кататься на нем, как вместе с ним учила немецкий язык по школьной программе. Когда отец приходил домой в хорошем настроении, то просил ее сыграть на фортепьяно любимую песню военных лет «Темная ночь» или сам начинал петь старинный романс «Нет, не любил он».
Исчезли без следа и сошли на нет все детские обиды и взрослая неприязнь. В тот момент не хотелось восстанавливать в памяти годы страха, терзаний и мук, когда дети с матерью напряженно вслушивались в то, как поворачивается в замке ключ, и хмельной отец возвращается с работы, устраивая ночные скандалы и драки.
Отец внимательно разглядывает дочь, и по лицу видно, что он слегка удивлен, находится в стесненном положении и замешательстве. Он ее не узнает!
Воцарилось странное, едва уловимое ощущение ирреальности происходящего: двое близких по крови людей молча стоят друг перед другом, а вокруг сотрудники – врачи, медсестры, санитарки так же молча, только переглядываясь и недоумевая, пытаются постичь немую сцену, разыгравшуюся перед ними.
Наконец, доктор, пристально всматриваясь в лицо гостьи, вдруг громко восклицает: «Да ты же Алька!». Все, кто присутствовал при этой сцене, вдруг мгновенно испарились. И они остались наедине. Не известно, о чем подумали его сослуживцы, но Альке это было уже неинтересно. Отец стал ее обнимать, расплакался и постоянно повторял: «Я знал, я знал, что ты приедешь!»
В суровом, сдержанном на эмоции, близком человеке такой наплыв нежности и отцовской любви она испытала впервые. А он просто проживал происходящее,погружался в свои мысли и чувства. Алька давно уже сдерживала себя от того, чтобы не заплакать, но слёзы сдавливали горло, она начинает молча их глотать, стараясь окончательно не разреветься.
Плакали оба.
А дальше было вообще что-то невероятное. Отец стал водить ее по врачебным кабинетам и хвалиться своей взрослой красавицей-дочерью. Она не могла ему препятствовать в этом, хотя чувствовала себя, мягко говоря, неуютно. Особенно ей запомнились слова врача-рентгенолога: «И много у вас таких дочерей?».
Ошарашенная таким удивительным вопросом, Алька покраснела: «Хожу за отцом, как хвостик, по кабинетам, выслушиваю всякую чепуху и при этом должна еще держать мину при плохой игре, улыбаться и быть вежливой». С неприличной поспешностью она повернулась к двери.
Когда пришли в дом отца, первое, что тот сделал - это открыл платяной шкаф, достал красные, элегантные туфли и предложил дочери их померить. Можно сразу же догадаться, что туфли были собственностью его второй жены. Дочь отказалась, и не потому, что они ей не понравились, а потому, что эти туфли ее не ждали! Это были чужие туфли.
Желание бывшей выпускницы школы, если бы она хотела, могло бы быть выполнено через 12 лет в чужой для нее квартире! Значит, отец получил тогда письмо и помнил все эти годы о просьбе дочки. Может, укоры совести в тот день заговорили? Вот такая история.
П.С. Это была их последняя встреча.