Дверь за окном формой напоминала облако, рваные, воздушные края, похожие на вату или взбитые сливки, свет мягко обнимал её контуром, чуть щурилось солнце, выдыхая своё тепло, и лениво потягивалось, просачиваясь мягкими лапами сквозь игольные ушки замочных скважин. Да – дверь за окном. Она сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и смотрела в небо. Да – её нет, в очередной раз зажмуриться и отпустить эту мысль в пространство. Рука потянулась к раме, белый пластик напечатал звуки, не открывая глаза, она прислонилась лбом к стеклу и застыла, мир бился в висок, но не добивал до конца. Точка это было слишком просто, точка – это плоско, её воображение не допускало подобной нелепости и всегда искало многоточия там, где им собственно не из чего было быть. Так и жизнь, всегда брала своё, прорастала, пробивалась сквозь всё, день за днём капала и текла, никогда не останавливаясь.
Открыть глаза и посмотреть на мир оказалась сложно, дверь затянуло тучами, пугливым котёнком смылось с горизонта солнце, день до самого подбородка натянул одеяло серовато–синей ночи и хмуро засопел. Мир отражал пустоту снаружи и хаос внутри.
И только навязчиво преследующая её дверь, хранила за собой тихое, но уверенное, – я здесь, хочешь – достань, дотянись, войди. Можно было не видеть, но не чувствовать – невозможно. Она резко поднялась на ноги и, не сдержавшись, снова распахнула окно. В сумерках асфальт напоминал черную, маслянистую гладь воды, она долго смотрела вниз, каждой клеточкой чуя верх, ту высоту, на которой находилась дверь.
– Ну вот, опять не ты! – он сидел на карнизе, болтая ногами в дырявых кроссовках, и вытягивая шею так, словно хотел заглянуть за горизонт. – Сколько можно?
– Что значит «не ты»? – она вцепилась в раму обеими руками и уставилась на соломенного мальчика. – Я! И что ты делаешь на моём окне?
– Сижу, а не ты стоишь, и вообще закрой за собой окно, дует ведь, у меня в отличие от тебя дверь открыта!
– Да кто…! – осеклась, метнулась обратно в комнату, трясущимися руками закрыла раму, спрыгнула на пол, задёрнула шторы и попятилась. Хотела перекреститься, передумала. Поздно. Казаться стало слишком давно и безнадёжно неистребимо.
Двери – нет, мальчика – нет! Развернувшись бросилась на кухню. В омуте чая воображение, конечно, не утонет, но онемевшие пальцы спасти еще можно.
– А мне нальёшь? – соломенный сидел за столом, белые волосы взъерошены, острые уши как у эльфа неестественно торчали, в правом висела серьга. Он барабанил пальцами по коленям, будто играл на клавишах, и чуть покачивался, в такт несуществующей музыке.
От себя не убежишь.
Она прислонилась плечом к дверному косяку. Тело обрело опору, но сердце продолжало вколачивать себя в пятки, будто желая убедиться, что под ними есть пол.
– Тебя нет.
– Угу. Ставь чайник, – теперь он играл на барабанах, воображаемые палочки так и летали в руках, и ей даже показалось на секунду, что она слышит…
Вода. Чайник. Газ. Мимолётный взгляд – дверь за окном…
– Да там она, там, не волнуйся!
– Откуда ты знаешь? – она вдруг перестала его бояться, обернулась, – Ты плод моего воображения, как и дверь!
– Нет, я твоё слово, – соломенный мальчик продолжал изображать активную игру на музыкальных инструментах, теперь в его руках звучала труба. – Я – слово, стою между. Можешь считать я твой рубеж!
– Между чем и чем?
– Между ты и не ты, конечно, что за глупости спрашиваешь? И когда ты, наконец, пойдёшь открывать дверь? Не надоело её таскать за собой? Смотри, надорвёшься!
Она с хрипом выдохнула, дёрнула ручку чайника, желая сорвать с петель, отставила в сторону, тяжело дыша, посмотрела на голубоватый газ конфорки. Выключила.
– Тебя нет, – бросилась в комнату, включила компьютер, выискивая глазами буквы на клавиатуре, истерично забила по клавишам: ДВЕРИ ЗА ОКНОМ НЕТ!
Вместо тёплого черного пластика под пальцами растекался холодный серебристый металл дверной ручки. Она вскрикнула и отдёрнула руки.
Мяу!
Что–то теплое прижалось к щеке.
В лицо ударил солнечный свет.
Всем оркестром надрывался будильник…