Всё когда-нибудь заканчивается. Уходят любимые люди. Гаснет синей звездой на ладони никому не нужное усталое сердце. Даже любимые кошки умирают однажды и внезапно. И только у пустоты нет конца. Заглянешь в себя, а там один лишь ветер гуляет, свистит через разноцветье заплаток уныло и тонко, и на сквозняке ёжится маленькая, сгорбленная старушка-надежда: а вдруг, а авось? Тсс… Молчи… Холодно… Спи уж… Простись с иллюзиями, милая, бедная, глупая, старая! И ты старая, и я. И опять високосный год. И после стольких потерь, напрасных ожиданий, мелких дрязг на чужом пиру я как-то враз подурнела и состарилась на целую Вечность, совсем, как когда-то моя молодая и красивая мама после папиных похорон. Мда, а я ведь тоже хороню и хороню без конца: то любовь, то себя, то прошлое, то будущее…
«На свете счастья нет, но есть покой и воля…» Ах, врёшь ведь, Александр Сергеевич! Воля-то нынче дорого стоит, да и «покой нам только снится». А вот счастье мы сами сотворим, если приспичит.
Он очень маленький, тощенький, с торчащими рёбрышками, дрожит и вырывается из моих рук. Я завернула его в полотенце и цепко держу на весу. Меня тошнит от двухчасовой езды по городу на старом вонючем такси. Терплю. Дочка очень просила рыженького, как солнышко, пушистого, как наша улетевшая на дальнюю Радугу любимица Мотя. И я не устояла. Езжу вот, как дура, по адресам, по частным домам, пахнущим кошачьей мочой, ищу рыжее счастье. Утром увидела малыша, точь-в-точь, как Мотька. Проглотила ком, погладила похолодевшими пальцами славную мордашку и отрицательно помотала головой. И, боясь оглянуться, бегом к машине. Поехала дальше. К другому котёнку. По телефону дама мне рассказала трогательную историю о бездомном найдёныше, которого нашли ребятишки во дворе и принесли ей, потому что у неё, видите ли, несколько кошек и все знают, какая она добрая и сердобольная.
– Чистенький, я его искупала, блох нет, ходит на горшок, к ветеринару сводила – здоровенький, – пела женщина томно и убедительно.
Беспризорник забился под диван, я нервничаю, скорее, счётчик мотает, скорее. Тётка, принаряженная по случаю моего визита, путаясь в рукавах шифоновой блузки, вылавливает его наконец и поднимает высоко в руках. У бедняжки мелко-мелко трясутся крошечные грязные лапки. Некогда разглядывать! Пусть с улицы! Хоть доброе дело сотворю. Пусть непушистый! Не как Мотечка. Пусть. Устала. Торопливо заматываю заморыша в полотенчик, наспех прощаюсь и несусь по лестнице вниз. Всё. Домой! Там приёмыша ждёт имя, две мисочки – красная и зелёная, трёхъярусное сооружение со всеми необходимыми атрибутами для счастливого кошачьего детства, тут тебе и лежачок, и когтеточка, и домик-скворечник, игрушки и лоток. Последний остался от Моти, ей он в своё время и не понадобился. Её котоайкью был так высок, что она сама освоила унитаз и была полноправным пользователем всех благ цивилизации. Где ты, моя малышка? Мой маленький страж на границе миров, смотришь на нас с высоты своих мягких, лёгких облачков райского неба. А мы вот вместо тебя… Может, зря, а?
Котёнок вопит всю дорогу, обнажая розовую, беззубую пасть. Таксист невозмутимо крутит баранку. А я с ужасом замечаю, что голова нежданного счастья припорошена блошиными экскрементами. Новообретённое чудо оказалось нашпигованным блохами и глистами. Оно боится теней и на ночь прячется под старый буфет, вынесенный в прихожую. И без конца просит есть и никак не может насытиться. Новый жилец оставляет маленькие лужицы и кучки во всех углах квартиры по семь раз в день. А мы с дочкой сидим на ветеринарных сайтах и выискиваем информацию типа: как избавиться от блох, как вылечить котёнка от поноса и т.д. Я пичкаю малыша «Смектой», кормлю его строго по часам правильной пищей и детским питанием в малюсеньких баночках. Понос не мешает маленькому рыжему бесёнку носиться, как торпеда, по всей квартире, грызть кабель от компьютера и телевизора и лопать землю из цветочных горшков. Блох вылавливаем после купания вручную. Шестнадцать штук на четыреста граммов весу! Уф, пищеварение наладили, насекомых уничтожили, пережили кошачью инфекцию, уколы и паралич лапки после них, бессонные ночи, прямо как с новорожденным младенцем. И вот уже наш мальчуган отзывается на своё имя – Лёва, Лёвочка и стремглав летит на кухню, задрав полосатый хвостик крендельком. Он уже знает, что у него есть вкусная еда в любое время, когда захочется покушать, и никто не отнимет у него мисочку, и не надо драть горло, ведь всё и так будет теперь всегда. Знает, что надо писать и какать в лоток, а не в туфли в коридоре. Знает хитрюлька, что он любименький мальчишунька. Набегается, потом запрыгнет к кому-нибудь на колени, прильнёт к человеческому теплу и замирает, доверчиво заглядывая в наши глаза.
Кажется, Лёвка понял, что у него теперь есть дом. И что он рыжее счастье этого дома. Я прижимаю к груди крохотное тельце нашего негаданного счастья и чувствую, как где-то, на самом донышке моего сердца, вспыхивает маленькой точкой чистый свет новой надежды.
Зухра Абдул