24 Двор и дворьё, из повести На золотом краю Росси
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
К началу 50-х жизнь вошла в колею: и в стране, и в родне, и в семье. Голеницкие растили Веру, Мацепура обожал и холил свою единственную Надежду, а младший из братьев Котляровых Николай обрёл Любовь. Он вернулся на родину из кемеровских лагерей, нашёл свою дочь Аллу (довоенного посева) и сошёлся с Ниной Бибиковой, у которой тоже была дочь по имени Люба. И стали они жить здесь же, на улице Ленина, между 19 и 20 линией.
Вот они дворы родни и знакомых: Аникины, Дзюба, Бибикова, Додокины… Хата тёть Нины Бибиковой стояла почти напротив хаты дядь Жоры Котлярова. У дядь Жоры тоже всё утряслось: оставил семью, женился на молоденькой Катерине и уехал на шахты Донбасса.
И у нас дома жизнь наладилась, даже скотина появилась. «Скотиной» в доме называлась всякая живность. А мать иногда называла: дворьё Вот приходит отец с работы и делает обход хозяйства: смотрит, кормит, прибирает. «Сначала скотину накорми, а потом сам садись за стол» - говорил он. Кошка, собака, куры и даже, по-моему, кабанчик был. Нет, не кабанчик – корова. Корова появилась, потому что, вспомнил, и каша на молоке была, и молоко на подоконнике в глечиках (кувшинах), и как я продавал это молоко.
Мать вручала мне четверть молока (трёхлитровую бутыль) и поллитровую банку. Банка служила мерой. И я ходил по дворам с предложением: «Купите молока». Почему мать именно мне поручала эту ответственную коммерческую операцию, не знаю: может быть вспоминала мою историю с «тридцаткой» и досками, а может потому, что я лучше Толика и быстрее считал в уме, может быть ещё почему – не знаю. Обычно я шёл продавать молоко на улицу III интернационала. Начинал с 19 линии и к 13 линии продавал всё молоко.
Молоко – это жизнь. Это и еда, и лакомство, и лекарство. Холодное, из погреба вечернее молоко, да ещё с жирностью более 4% - пробовали? А холодный кисляк в жару? (Кисляк – это простокваша, прокисшее молоко). А кто помнит вкус настоящего КИСЛОГО МОЛОКА, сделанного на Кубани? Нет, это не ряженка и не кефир; таких названий на Кубани и слыхом не слыхивали тогда. КИСЛОЕ МОЛОКО – это особым способом (через закваску) заквашенное топлёное молоко с тёмно-жёлтой, будто поджаренной пенкой. Если вы этого не ели, то, как говорят где-то в одессах – вы ничего не ели. А уж о лечебных возможностях молока и говорить не буду: все знают.
Молоко…А сметанка? Густая, ложка стоИт. Перед войной и масло сами сбивали. Мать рассказывала. «Коля (мой старший брат) сбивает масло, устал. А Гришка (дядька мой) ему говорит: «Ты переложи сметану в графин, заткни кочаном и привяжи к ноге. Будешь бегать и масло сбивать». Греховодник. А если б правда?»
Так вот. Стал кто-то сметану в глечиках снимать. Кувшины стоят на подоконнике, молоко в них отстаивается, «сметанится». И видно как аккуратно снята сметана.
- Вы? – спрашивает нас мать
Мы с Толиком отрицательно машем головами.
Раз – не мы, другой раз, третий… Ну, кто же тогда!? На четвёртый раз вор попался: наш кот. Но убежал. Нам с Толиком – полная реабилитация, а коту объявлена война: бескомпромиссная, не на жизнь, а на смерть. И стоило только вору появиться на вражеской территории, как он тут же был захвачен матерью в плен.
- На, Хведя, - сказала она, - убей его.
- Как? – спросил отец.
- Ну, ты казак или кто?
Задела мать его за живое, задела.
Вышел Фёдор Иванович во двор, взял орущего кота за хвост, раскрутил над головой, да и бросил его супостата о земь. Кот мявкнул, приземлившись на четыре лапы, и…убежал. И долго его никто не видел. Но стали пропадать цыплята. Мать – к сестре, к Мацепурихе:
- Марусь! Цыплята мои к тебе не залазили?
- Ни. А шо?
- Пропадают.
- Так можа кот чей?
- Та не! Наш. Я и Хведе говорю – наш! А он и бАй дУже. Убивец
И уходит, ворча:
- Не двор, а сплошное дворьё.
Но – сколько верёвочке ни виться, не всё коту масленица и т. д. – поймали кота. Мать взяла в одну руку передние лапы кота, а в другую – задние, подошла к абрикосе – хрясь! – головой о ствол и бросила на землю:
- Больше не будет бегать.
Ужас! Сколько гнева ненужного. Она вела с котом ДЕЙСТВИТЕЛЬНУЮ ВОЙНУ и он был - враг. Жестоко? Конечно. Но тому есть причины.
Ну, вот сбесился у нас щенок (Туманом звали) и что? Делать что? Тут дети, животные, птица…Вот то-то же.
А собака в доме нужна. После того, как в 47-м меня напугал мужик, у нас во дворе собака была постоянно. Вон, сейчас у нас Ветерок: большая рыжая дворняга, ласковая к своим и злая к чужим. Отец всё в рот щенку заглядывал: если пасть чёрная, значит, злым будет. Днём Ветерок бегает на цепи, которая нанизана на проволоку. Проволока лежит на земле, по диагонали двора от ворот до сарая. Концы проволоки закреплены штырями в землю. Ночью с Ветерка снимали ошейник и он носился по всему плану: по двору и по огороду.
Сейчас – день-деньской, лето. Мы сидим с Толиком у сарая, лениво жуём груши. Рядом лежит Ветерок. Спит. Я наклоняюсь за какой-то камышинкой, лежащей возле морды Ветерка. Тот неожиданно взмывает, я пугаюсь, псина прокусывает мне руку над запястьем. Что собаке снилось – неизвестно, но пёс понял свою оплошность и заскулил, завилял хвостом – стал извиняться.
Вот его не наказывали, в отличие от кота.
В той прошлой, жёсткой жизни и жестокость воспринималась по-другому: естественно, обыкновенно.
Как-то замучили нас крысы: по двору ходят, как скотина. Не бегают, а ходят, зараза. Ничего не боятся. Тогда отец поймал в капкан крысу, облил её керосином, поджёг и запустил в нору. На какое-то время крысы исчезли.
…Сыну моему было три года и мы приехали к бабушке в отпуск в Армавир. Но петух бабушкин невзлюбил внука. Только тот с крыльца во двор – петух тут как тут. Андрей – убегать. Петух догоняет и давай клевать внука в то место, куда обычно его жареный собрат клюёт нерадивых. Пацан – в рёв. Бабушка поймала зарвавшегося кочета, взяла топор – хрясь! – и нет головы у петуха.
- Ят те поклюю внука! – объяснила бабушка причину казни.
Будет тут дворьё всякое…