Лу Саломе (1861 – 1937)
Ну, не красавица.
Ежели, конечно, посмотреть на прижизненные фотографии, а не на кадры из голливудского фильма «Когда Ницше плакал», где роль Лу играет очаровательная Кэтрин Винник (на фото).
И все же.
Чем же эта девушка из Петербурга с франко-немецкими прибалтийскими корнями: Луиза Густавовна фон Саломе – так очаровала незаурядных людей, а именно:
- философа Фридриха Ницше,
- поэта Райнера Рильке,
- отца психоанализа Зигмунда Фрейда?
В 1880 году девятнадцатилетняя Луиза, после окончания знаменитой петербургской «Петровской школы» - «Peterschule», и, конечно в сопровождении матери, выезжает в Европу, слушать лекции в университетах Швейцарии - тогда ведь в России ещё не было женского высшего образования. И в этой Европе пытливая девушка надолго задерживается.
В 1882 г. немецкий философ Пауль Реё знакомит её со своим другом – Фридрихом Ницше, также философом и, не побоюсь этого слова, мизантропом.
Мизантроп Ницше, вообще скептически относящийся к умственным способностям женщин, покорен интеллектом Луизы. По его словам, Лу — самая умная из всех встреченных им людей.
Ницше даже просит ее руки, но, увы, - получает категорический отказ (были ли какие-либо сексуальные отношения между ними – история об этом скромно умалчивает).
Луизе 21 год.
К этому времени относится знаменитый фотоснимок на фоне горного пейзажа, где благообразный Реё и Ницше, на удивление похожий на Максима Горького, запряжены в повозку, а Лу погоняет эту пару философов кнутом. *)
(Через 18 лет, - 25 августа 1900 г., - Фридрих Ницше умирает в психиатрической клинике, так никогда и не женившись.
Еще через год в горах, при невыясненных обстоятельствах погибает Пауль Реё. Была ли его гибель результатом несчастного случая? Или он покончил жизнь самоубийством? Неизвестно.)
В 1886 г. Лу знакомится с Фридрихом Андреасом, университетским преподавателем восточных языков, который на 15 лет старше её.
Андреас так хочет сделать Лу своей женой, что шантажирует её попыткой самоубийства - прямо на её глазах втыкает нож себе в грудь.
Пораженная Лу, после долгих раздумий, соглашается выйти за него замуж, но с тем условием, что они никогда не будут заниматься сексом (биографы, тщательно изучившие дневники и личные документы Луизы, утверждают, что так и случилось. Правда ли это – Бог весть. Им, биографам, виднее).
1892 г.
Утомившись семейными скандалами с мужем, который не перестает шантажировать её попытками самоубийства, Лу находит нового поклонника.
Или, скорее, новый поклонник находит её.
Это - Георг Ледебур, видный марксист, один из основателей германской социал-демократической партии, будущий член рейхстага.
Но, как видно, марксист Георг утомляет Лу не менее, чем гипотетический муж, и в 1894 г. она бросает их обоих и уезжает в Париж, где одним из её «многочисленных любовников» становится писатель Франк Ведекинд (умер в 1918 г. в возрасте 54-х лет)…
НЕМЕЦ С РУССКОЙ ДУШОЙ
1897 год.
Лу знакомится с начинающим австрийским поэтом, Рене Мария Рильке.
Рильке, как и многие другие возлюбленные Лу, живёт с ней и Андреасом в их доме.
Рильке боготворит эту женщину: он посвящает ей стихи, по её совету меняет своё, данное при рождении, «женственное» имя - Рене на более твёрдое - Райнер.
«Без неё, - говорил позднее Рильке, - я никогда бы не смог найти свой жизненный путь».
(Друзьями Лу Андреас-Саломе и Райнер Рильке останутся на всю жизнь. До самой смерти поэта в 1926 г. они активно переписывются).
Лу открывает Райнеру творчество русских классиков.
«В маленькой квартирке, - пишет Луиза в своих воспоминаниях, - где кухня была единственным - если не считать библиотеки моего мужа - помещением, приспособленным для жилья, Райнер нередко помогал готовить, особенно когда варилось его любимое блюдо - русская каша в горшке или борщ.
Он отвык от изысканности в пище, а ведь раньше страдал от любых ограничений и жаловался на нехватку денег. В синей русской рубахе с красным орнаментом он помогал колоть дрова и вытирать посуду, при этом мы без помех занимались нашими делами. А занимались мы многим; усерднее всего он, давно уже погрузившийся в мир русской литературы, изучал русский язык и русскую культуру, особенно после того, как мы всерьез задумали большое путешествие в Россию»
Под чутким руководством Луизы, Рильке, с чисто немецкой старательностью учит русский.
Вскоре он уже читает в оригинале Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тютчева, Тургенева, Фета, Некрасова, Толстого, Достоевского, Чехова.
Переводит русские стихи и прозу. Изучает былины и «Слово о полку Игореве» (впоследствии переводит его на немецкий).
Пишет сам: «Часослов», стихи из цикла «Цари», в которых появляются Илья Муромец, Соловей-разбойник и царь Федор Иоаннович.
Пробует писать стихи по-русски: «Я так один...».
Стихи эти, конечно же, несовершенны с точки зрения русской грамматики, но удивительным образом, - лиричны и поэтичны.
Наконец, Лу везет его в Россию.
«Эта парочка, - вспоминала русская писательница Софья Шиль, - бродила по Москве, по Арбату, по переулкам и закоулкам, взявшись за руки, по-детски, и вызывала улыбки и оглядывание. Но они не смущались.
Они часто заходили пить чай в трактиры для грузчиков, чтобы послушать их речи и поговорить; пропадали по утрам в картинных галереях и музеях. Бывали во время службы в церквях. Толкались на Сухаревке, на Смоленском.
Уходили в самые глухие местности города. Их не смущали ни грубость наша, ни грязь, ни нищенские лачуги. Всюду они разговаривали с народом, и всюду их встречала, — как они потом рассказывали, — добродушная готовность быть приятным, откровенность и дружелюбие. Они всюду искали подлинный лик России...
(Лу и Райнер) ... необычайно заинтересовались моими слушателями Пречистенских курсов для рабочих. Несколько раз для них устраивались у меня чаепития, и заграничные гости слушали рассказы наших ткачей, наборщиков ... Интересно было присутствовать при этом редкостном соприкосновении нашего крестьянина-рабочего с представителями самой утонченной культуры Европы.
Их интересовали не первые попытки русских рабочих активно выступить в политике, - но быт их, деревенская их стихия, здоровые корни, — «душа пахаря, еще не изуродованная вконец городом и рабочей казармой». Поэтому особенно нравился им один мой приятель, складывальщик с ткацкой фабрики Котова под Девичьим, крестьянин Смоленской губернии. Он с восхищением рассказывал им о тех минутах восторга и счастья, когда он один в поле ранним утром пашет, когда в весеннем голубом небе звучат песни жаворонков, а воздух свеж и крепок, и все омыто росой».
Московский художник Леонид Пастернак (отец поэта Бориса Пастернака) пишет в своих воспоминаниях о Рильке:
«Незабываемыми остались часы, проведенные с ним в оживленной беседе.
И на этот раз главной темой, кроме искусства, была боготворимая им Россия и русская литература, которую он изучил весьма основательно.
Меня поразило, с каким знанием и с каким воодушевлением говорил он об особенностях и красоте старорусской поэзии, главным образом о "Слове о полку Игореве", которое он прочел в оригинале, то есть на труднейшем для иностранца церковно-славянском языке» (простим Л.Пастернаку термин "церковно-славянский", на которм "Слово", конечно-же, - не написано)
Лу знакомит на месте, тонко чувствующего правду, поэта с настоящей Россией – такой, какая она есть: кроме Москвы они посещают Нижний Новгород, Воронеж, Ярославль, Саратов, города Украины.
И, без сомнения, то чувство ПРИТЯЖЕНИЯ РОССИИ, которое Райнер Мария Рильке пронес через всю свою, не слишком долгую жизнь, было привито ему русской женщиной - Луизой Густавовной Андреас фон Саломе.
Лу:
«Наконец мы очутились там, где, как казалось Райнеру, ему на каждом шагу будет попадаться то, ради чего тоска пригнала его сюда, - среди людей и ландшафтов на Волге»
Райнер:
«На Волге, на этом спокойно катящемся море были дни и ночи, много дней и ночей.
Широкий-широкий поток, высокий-высокий лес на одном берегу, и низкая луговая равнина на другом, а большие города там не выше хижин или шалашей.
Заново переосмысливаются все измерения, постигаешь, что земля необъятна, вода - нечто необъятное и необъятно прежде всего небо.
То, что я видел раньше, было только изображением земли и реки и мира.
Но здесь это всё - настоящее.
Я словно воочию видел сотворение мира; смысл всего - в немногих словах, мера вещей - в руках Создателя...»
Лу:
«Мы плыли вверх по течению, с юга на север, и сошли на берег за Ярославлем. Здесь нам довелось пожить некоторое время в русской избе.
Пересаживаясь с парохода на пароход, мы нашли ее в глубинке - новую, пахнущую смолой, с перекрытием из неошкуренных березовых бревен; молодая пара построила ее рядом с уже потемневшими, задымленными жилищами, а сама отправилась на заработки.
Скамейка вдоль стен, самовар, широкий тюфяк, набитый специально для нас свежим сеном, - вот и вся обстановка; в пустом сарае рядом - еще охапка соломы в качестве постели, хотя крестьянка из соседней избы чистосердечно заверила, что и первый тюфяк достаточно широк для двоих...
Мы несколько раз сходили на берег с пароходов, плывущих по Волге. Бывали в гостях у точно таких же крестьян и даже гостили у крестьянского поэта Дрожжина в его избе. Несколько книг можно было бы написать о том, что мы увидели в России…
Но все слилось в один час и в образе одной избы - и виделось нам каждый раз одно и то же: как мы ранним утром сидим на пороге, кипящий самовар стоит на полу, а мы весело наблюдаем за курами, которые с таким любопытством подходили к нам от соседних сараев, точно хотели лично предложить яйца к завтраку.
Изба, встреченная нами в пути, и в самом деле символизирует то, что было для Райнера землей обетованной - Россией.
Одна из этих изб, сложенных из березовых бревен, с резным щипцом, стены которой времена года, сменяясь, насыщали чистыми естественными красками, то темными, то светлыми, и стала тем «местом», «местом отдыха», о котором ему мечталось перед началом путешествия, которое ему потребовалось, чтобы свершить свое»
Райнер:
«...Здесь в России впервые подходишь к вещам вплотную, вступаешь с ними в непосредственную связь и постоянно продолжаешь общаться с ними, и это общение кажется почти взаимным...
...Когда я буду знать русский язык и смогу говорить на нём, – я буду чувствовать себя до конца русским. Тогда я трижды, как православный, поклонюсь Знаменской, которую люблю больше всего...»
Лу:
«Здесь обитал народ, чьим уделом были нужда и нищета, но в характере которого покорность соединилась с уверенностью в своих силах;
Райнер ТОЖЕ изначально чувствовал в себе настоятельное внутреннее призвание, подчинявшее себе все, что бы с ним ни происходило.
Уделом, судьбой этого народа - был Бог.
Не небесный вседержитель, облегчающий тяготы жизни, а ближайший покровитель, оберегающий от окончательной гибели, - русский бог Лескова…»
Райнер:
«Россия - последний укромнейший уголок в сердце Господа, все его прекраснейшие сокровища - там. И они не разбросаны повсюду, праздные и покрытые пылью, - они служат той глубокой набожности, из которой испокон веков возникали чудеса и произведения искусства...
...Чем я обязан России? Она сделала из меня того, кем я стал; из нее я внутренне вышел, все мои глубинные истоки - там...
Решающим в моей жизни была Россия... Россия стала в определенном смысле основой моей жизни и мировосприятия»
...
Приступы ностальгии (или безысходной тоски) по России Райнер Мария Рильке испытывает до конца своих дней, когда он умирает от лейкемии в клинике Валь-Монт на берегу Женевского озера в самый канун Нового 1927 года.
Последнее письмо к Лу, которое неизлечимо больной Рильке нацарапал карандашом за две недели до смерти, заканчивается словами, написанными по-русски: «Прощай, дорогая моя»
------------------
*) Позднее услышал где-то, что Горький (которым я, вообще-то, не слишком пока интересовался) был ницшеанцем и пытался подражать Ницше даже внешне.
Так, что, скорее, - это Горький был похож на Ницше.
**) Вообще-то, Райнер и Лу совершили два путешествия в Россию.
По теме см. ещё:
- Из переписки Р. М. Рильке и Лу Саломе: http://www.proza.ru/2013/09/14/1876
- Пара фраз о Рильке: http://www.proza.ru/2012/04/15/1400
- Взгляд на переводы Рильке: http://www.proza.ru/2013/09/29/1263
- Как будто из Рильке: http://www.proza.ru/2013/09/24/1875
- Как будто из Рильке 2: http://www.proza.ru/2014/07/23/1755