ПОСЕЛЕНКА.
Было это в конце пятидесятых в Братске, гремевшем тогда на всю страну. Я ждала мужа, решавшего какие- то свои вопросы в горсовете старого Братска. Горсовет располагался в обычной сибирской избе, к которой пристроили широкое крыльцо. Вокруг лежал пыльный, почти безлюдный поселок, печальный и заброшенный. Ему предстояло через несколько месяцев сгореть и уйти на дно Братского моря.
Я зашла в маленький палисадник возле горсовета, присела на скамейку, и от нечего делать стала читать фамилии на покосившемся обелиске, памятнике погибшим в Отечественную войну , и очень удивилась, когда выяснилось, что добрых два десятка имен в этом списке были Жидовкины. Очень необычная фамилия для восточно – сибирской глубинки!
Но тут возвратился мой муж и мы почти тотчас же уехали в новый Братск, возникающий на холмах у Падунских порогов на берегу Ангары. Там мы теперь жили и работали. Забот у меня хватало, но все равно удивительные Жидовкины не давали мне покоя. Сколько я ни расспрашивала местных жителей, никто не мог дать мне вразумительного ответа, откуда в Братске такая фамилия?
- Жидовкины и Жидовкины, всегда тут жили. До войны пол города Жидовкиных было. Чего особенного? - пожимали плечами старожилы.
Так бы я , наверно, ничего и не узнала, если бы не догнал меня как – то по дороге в недалекий хуторок, куда я не спеша брела по делу, крошечный старичок с
« горбачем», коробом для ягод, за плечами. Он был в длинном, напрочь выгоревшем плаще и в такой же кепке, и так споро семенил по таеженому проселку, что легко догнал меня, совсем разморенную свирепой сибирской жарой. Слово за слово, и я задала ему этот наболевший вопрос: откуда тут Жидовкины?
Старичок неожиданно остановился, бросил на меня короткий, заинтересованный взгляд, из – под седых бровей и сказал:
- Так я и сам Жидовкин, Агафон Семеныч, И все про Жидовкиных знаю. Только тебе – то зачем?
- Да просто так. Уж очень редкая фамилия.
Он уселся на придорожный пенек, не спеша снял со спины «горбач», расстегнул плащ и вытер под кепкой лысину рукавом. Он был уж очень стар, все лицо в глубоких морщинах, но черные небольшие глазки смотрели бодро и с веселой хитринкой.
Я устроилась на сухой, колючей траве рядом с ним, опустила глубоко на лоб косынку.
-Так вот, любопытно тебе узнать, кто мы такие будем – Жидовкины? А это да-авно было. Еще и про железную дорогу никто не слышал, еще и бабушки моей на свете не было…- начал старик. И вот что он мне рассказал:
Привезли в Братск, совсем маленький тогда поселок, молодую женщину на поселение. Одну. В те времена в Братске, да и после тоже , высланных не было. Слишком далеко от всякой власти. И бездорожье. Одна небезопасная дорога – бурная Ангара. Почему привезли, и что она такое сотворила – это старику известно не было. Да никто и не интересовался. Ее поселили у вдовы с дочкой, назвали старосте Жидовкой и оставили. Старик рассказывал это со слов своей бабушки, а та видела поселенку уже совсем старой. Замуж выходила за ее внука. Но говорила, что Жидовка и в старости была быстрая говорливая., а глаза – как угли. Ее поначалу даже боялись Таких смуглых да черноволосых во всей округе не было .И говорила она не как наши. Но потом разглядели, что она веселая, уступчивая, всегда ко всем с добрым словом да с улыбкой. Такие у нас в редкость. Сибиряки народ угрюмый, на улыбку скупой.
Имени ее никто не знал, так и звали до самой смерти Жидовкой Поселенка быстро осмотрелась, перезнакомилась с женщинами, и пошила на рождество дочке вдовы, своей хозяйки, платье. Дескать, в благодарность за жилье и ласку. Платье получилось такое, что и в городе не стыдно надеть. Вот девушку сразу и заметили.
С того времени принялась поселенка шить. Да не только шить, научила женщин разные узоры вязать. Наши женщины до сих пор знамениты во всей округе.
Воспоминания, видно растрогали его. Он помолчал, сыпанул мне из короба в ладони крупную голубику и себе забросил в рот спелые ягоды
Поначалу мало кто к ней ходил. Приглядывались. Уже потом что ни вечер у вдовы посиделки. Особенно зимой. Иногда наведывалась и мельничиха – бездетная и тихая женщина, вечно больная..
Когда и где мельник заметил поселенку – про то никто не знает .Но вскоре она забеременела и родила своего первого сына. В поселке поговорили, да не долго. Она была не своя, пришлая. Ни родни, ни кола, ни двора, а у людей и своих забот хватало. И мельника мало кто осуждал. Жена у него ни жила, ни умирала, во дворе пусто, в избе не прибрано. Сам уже совсем плечи опустил, пить начал.. А тут вдруг ожил, завел извоз, чужих купцов отвадил. Водил в Иркутск и обратно обозы. А потом и лавку открыл
А когда дочка хозяйки вышла замуж и забрала к себе мать, поселенка откупила у нее избу. К тому времени бегало по двору уже трое Жидовкиных. Они рано стали ей помогать, и в шитье, и по двору Завела она пару овец, кур. И огород свой был с разной мелочью. А сама она всегда с шитьем в руках, с утра до ночи. Никому отказа не было. Все умела, мужикам рубаху и порты, и бабам всю их нехитрую одежонку. А кому нужно что понарядней, так это она даже с радостью.
Всего было у нее двенадцать сыновей, девочки почему – то не рождались. Как на подбор, небольшие, сильные, быстрые. От ссор и драк уходили, не выставлялись. И был у них талант ко всякому ремеслу. Были Жидовкины и углежоги, и сапожники, и валенки валяли, и печи ставили. А когда в начале двадцатого века прошла через Братск на Лену железная дорога - резали на шпалы Ангарскую сосну. Местные парни их сперва всерьез не принимали. Зато потом, когда поднялся целый дружный клан – зауважали. А вот девушкам они нравились. Даром что малорослые, зато ласковые, обходительные да заботливые..
Я часто пыталась представить ее себе. Какая она была? Что думала? Что чувствовала? Дед ничего не мог прибавить к своему рассказу. Все, что он о ней знал,, было из его детства, от его бабушки. Это ее он однажды с обидой спросил:
- Ну почему я такой маленький, всех в школе меньше?
- А это ты в прабабку пошел . в Жидовку! – И начала рассказывать – Это ничего, что маленький. Маленький – зато удаленький! – сказала она напоследок..
И он опять немного помолчал и посмотрел на меня с некоторой долей растерянности и удивления. Дескать, чего это я так разговорился, да еще при чужом человеке.
Если правда, что это было в начале 19 го века, то вполне возможно, что она попала в Сибирь одновременно с декабристками, или немного позже них.. Мы с детства привыкли восхищаться ими. И правда. Непросто было поменять роскошь высшего света на стылую Сибирь, снега на жизнь в изгнании и нужде.. Но они ехали к мужьям, их ждали. И по дороге не оставляли их своим вниманием сильные того мира. А эта еврейка? Необъятные просторы отделяли ее от родных и близких. Это теперь есть поезда и самолеты. А тогда месяцами плелись по централу ссыльные этапы. Или ее везла кибитка? Был ли суд и приговор, или чья – то злая воля вырвала ее из – за черты оседлости, из нищего еврейского местечка и забросила в дикий край, где она неминуемо должна была погибнуть? Но вот ведь не сгинула! И несчастной она мне тоже не видится. Я искала в архивах в Братске и в Иркутске, но ничего о ней не нашла. И даже могилы ее на кладбище в старом Братске не нашлось. Вряд ли она была из богатого дома. Ее выдает то, что она сразу взялась за шитье. Может, она была швеей, белошвейкой, как их тогда называли? Был ли у нее родной дом, близкие? Муж, дети? Может, тосковала она по прежней жизни? Плакала по ночам? Никто ее печальной не видел. И она о своей прежней жизни молчала.
Мельник не замечал своих отпрысков, да и ее стыдился, на улице никогда не заговаривал. Все же она не своей волей попала в Братск. Но это на людях. А что промеж них в избе было, про то никто не знал. И умер мельник в одночасье. Плыл с товаром из Иркутска, лодку занесло на перекате, перевернуло. Вытащили его едва живым. А к утру он и помер . Жены его к тому времени давно уже не было, и все его нажитое досталось дальней родне.
Тужила она по нему? Наверно, но людям не показывала. Говорили, что он богател благодаря ее советам, Но она никому не предъявляла претензий. Как и прежде, шила да шила, только молчаливей да суровей стала. Да и была она уже не одна. Поднялись вокруг нее сыновья, внуки.
Так и прожила она до самой смерти в Братске. Когда ее хоронили, добрая половина поселка шла за гробом. Женщины любили ее за открытый нрав, за доброту и сочувствие Да шли ее сыновья, внуки, правнуки. С женами, с детьми – целый народ!
Перед Отечественной войной уже были Жидовкины учителя, механики, врачи, даже председатель поссовета. Городская элита.
Многие из них ушли на фронт, среди погибших почти половина списка. А после войны подросли их сыновья и внуки. Старик в войну водил поезда, а уже в старости стал начальником полустанка в Вихоревке недалеко от Братска.
- А теперь мою станцию раскатали на дрова, рельсы сняли – пожаловался он с горечью. –Будет на месте моего дома рыба плавать.
Среди моих студентов тоже было несколько Жидовкиных. Учились они легко и охотно.
Старый городок с тем же именем Братск той же весной подожгли со всех сторон, и он долго пылал. И в ночи издали напоминал растекшуюся по горизонту кипящую лаву и тяжелая , черная туча в полнеба неподвижно стояла над ним.
А Жидовкины к третьему курсу все поголовно стали Жуковы. Дошла цивилизация до восточной Сибири!
Галина Кисель.
Bremen
L;wener Str 2
28259 Bremen
T- 579 83 53