МОРЕ.
Все-таки отправили меня на эту дурацкую экскурсию на целый месяц. Еще стояли полчаса под окном и махали руками, а весь автобус поворачивался и смотрел, что за детский сад провожают. Да еще пришли вчетвером: папа, мама, сестра, тетя. Ну конечно, я ведь улетаю на Луну. Испортили мне настроение, и ушли, а я достала тетрадь и начала свои записи. Из-за этих путевых заметок я и еду - надо писать зачетную работу. Если бы не это, ни за чтобы меня не вытащили из своей комнаты. Все, сейчас буду плакать. Только не это! Стоп!.. Молодец!
Итак, о себе. Меня зовут Н., мне 19 лет, я учусь в институте. Я излишне высокая и худощавая, надо быть честнее – длинная и тощая. Нос курносый, как картошка. Глаза голубые – это хорошо, но веки нависают над глазами. Глаза все-таки ничего. Но нос! Ужас! Волосы темные, прямые. Как мне нравятся волнистые волосы, но мама не разрешает делать химию. Мама... Хочу домой! Я никогда никуда не уезжала одна, я вообще никуда не хожу и самое лучшее место - это моя комната. Конечно, где-то я бываю, но это по крайней необходимости. Мама говорит, что из дома меня не выгнать. То-то все обрадовались этой зачетной работе. Папа сказал, что у меня есть возможность проявить самостоятельность. Я видела у родителей слезы на глазах. Стоп! Нельзя плакать, нельзя! Что делать, слезы так и льются. Как-то надо отвлечься. Попробую описать соседку. Старушка лет 70-80, худенькая, светленькая, с кокетливыми химическими завитушками или локонами. Нет, локоны это когда волосы длинные, а здесь смешные короткие колечки. Дама очень энергичная и подвижная, видимо, ей трудно сидеть без дела. Она вяжет, перекидывается фразами с рядом сидящими пассажирами, периодически вскакивает и заглядывает назад за занавеску. Может у нее там кошка или собачка в багаже. Кстати, автобус очень комфортабельный, с широкими проходами, с дополнительными помещениями. Так как я подсела в автобус на промежуточной остановке, то ничего толком не знаю, да и ехать совсем недолго. Хорошо, что сидим мы на заднем сидении, и никто не дышит в затылок. Старушка вяжет и как-то странно на меня поглядывает. Наверное, ей хочется поболтать. Навязчивая старуха - только этого мне и не хватало, пусть лучше общается со своей собачкой. А ведь у меня тоже есть песик, сидит один дома и скулит. Ой, все! Больше не могу сдерживаться, слезы заливают глаза.
Пришлось достать платок и привести себя в порядок. Теперь уж все заметят мое опухшее лицо.
- Извините, деточка. Мне кажется, что вам в глаза попал песок. На улице такой ветер, а вы в открытое окно долго смотрели. Будет лучше, если вы попробуете поплакать, слезами вы вымоете все соринки.
Боже, как громко она говорит. Но, с другой стороны, теперь никто не обратит внимания на мой красный нос. А старушка все-таки милая, может поговорить с ней и отвлечься.
- Спасибо. Действительно, песок попал в глаза.
- Не вытирайте слезы, не вытирайте. Пусть промоют ваши милые глазки. Я так рада этому путешествию. Вы были когда-нибудь в Р.? Не отвечайте, насморк это нормальное следствие слезотечения. Вы уверены, что вам пора перестать плакать, может быть, вышла не вся грязь?
Хорошая бабуля, наверняка поняла, что я чем-то расстроена, но как хитро она разыграла из себя глупую старушку. Плакать уже не хочется, стало легче. Пассажиры впереди обсуждают глазные болезни, водитель включил фильм. Почему я такая пугливая и трусливая, будь точнее - истеричная.
Преподаватель говорил:
- Если хочешь солгать, не берись за перо.
Так что учусь говорить правду и только правду. Я от всех шарахаюсь, да и от меня тоже, а может это мне только кажется. В классе меня называли «серая мышка». Разговаривать я тоже не умею. Когда ко мне обращаются, тут же краснею и потею. Ужас! Лучше поговорю с бабулей, она как раз вернулась на место и видно, что хочет пообщаться.
- Что вы все время пишете, дорогуша? Вы писательница?
- Нет, путевые заметки. Задание на лето.
- Я вам не очень мешаю?
- Нет, мне приятно.
А все-таки хорошо, что я поехала, есть шанс избавиться хоть от какой-то части своих комплексов.
Первая остановка, приду – напишу о своих впечатлениях. Ужасно трудно писать, совсем голова пустая.
Соседи в автобусе все очень приятные. Разговаривают со мной так, как будто мы сто лет знакомы. Мери, так зовут старушку, не пошла с нами. Объяснила:
- Ну что вы! Джон проснется, а меня нет.
Все понимающе закивали, а меня смех разобрал. Наверняка это какой-нибудь мопс с тупой плоской мордой и вытаращенными глазами. Эти мопсы все время сопят, а когда пытаются бежать, то смотреть на них без смеха невозможно. Мне кажется, я даже слышала в автобусе посапывание, более похожее на похрюкивание. Представляю, просыпается эта слюнявая морда, а хозяйки нет! Мопс сразу в обморок! Эти мысли меня окончательно развеселили, и в автобус я вернулась совершенно спокойной. Мери вязала, а я радостно спросила:
- Как Джон, по-прежнему спит в багаже?
- А я и не знал, что меня сдали в багаж, - раздался голос из-за ширмы.
Я так и подскочила. Во-первых, я даже не предполагала, что сзади еще есть места. Во-вторых, голос был очень необычный, какой-то металлический. Мери забегала, засуетилась, все начали оглядываться и при этом радостно заулыбались. Я поняла, что обладатель надтреснутого голоса пользуется симпатией окружающих. Но почему он за ширмой? Как некрасиво получилось, я просто сгораю от стыда. Наконец, Мери вернулась на место, а сзади раздалось жужжание. В проход выехала инвалидная коляска, ею управлял мужчина. Не помню, кажется, я даже вежливо поздоровалась. Мне опять захотелось плакать, я была в диком замешательстве. Обладатель металлического голоса заговорил с соседями, а я, уставившись в окно, пыталась прийти в себя. Странный человек, ничего не понимаю. Сегодня день стрессов. Спокойно, попробую описать его.
Итак, мужчина в инвалидной коляске… Бедный, ведь он совсем молодой. Стоп, не плакать, это будет обидно для человека. Сосредоточься! Пиши! Что же меня так потрясло? Я увидела тело мужчины, тело совершенно неподвижное, каменное, неживое. Тело как будто намертво прибитое к спинке кресла, желтые руки мумии, мраморный лоб. На всю эту неподвижность приклеено лицо: глаза, нос и рот, взятые от живого счастливого, радостного человека. Разница между телом и лицом ошеломляющая, шокирующая, подавляющая своей несправедливостью. Так не должно быть, так нельзя, это не из нашей жизни! Я в шоке!
Через некоторое время Джон вернулся к нам, а я никак не могла придти в себя. Как развалившаяся кукла я не могла собрать руки, ноги, голову и глаза воедино. Мой рот кривился, лицо подергивалось, глаза бессмысленно бегали по предметам, ни за что не цепляясь и ничего не фиксируя. Вот теперь точно начнется истерика. Джон тактично заговорил с Мери, а я потихоньку стала его разглядывать. Глаза – чудесные, светло - голубые, прозрачные и чистые. Глаза ребенка, который увидел чудо, который знает, что сейчас, в данную минуту случится что-то невероятное. Для Джона этим чудом в данный момент была я. Позже я обратила внимание, что так он смотрит на всех и на всё, смотрит с восхищением, с радостью. Дальше – губы полные, мягкие, улыбающиеся. Кажется, что улыбка неотделима от его лица. В сочетании с неподвижным телом, желтыми руками куклы, белым каменным лбом, это потрясающей красоты лицо было неестественно живым. А выражение глаз – нежность, доброжелательность, что-то ещё... поняла – любовь. Вот такие глаза должны быть у человека, который живет в гармонии с людьми, с миром. Человек, который действительно любит всех.
- Ну, что, дорогуша, вам лучше. Не отвечайте, вы еще не в себе. Никогда раньше, в другой жизни, я не производил такого впечатления на девушек. Это не шутка, я калека, но вы привыкнете. Надеюсь, что мы с вами подружимся.
Джон отъехал, а я осталась с полуоткрытым ртом. Делая вид, что пишу, я стала внимательно прислушиваться, точнее, подслушивать, как позднее прокомментировал Джон. В это время он играл в шахматы, причем, по хохоту окружающих и по репликам я поняла, что игру Джон вел нечестно, мухлевал, обвиняя во всех грехах партнера по игре.
- О, небо! Я же просил переставить коня, а ты двинул пешку. Где у тебя глаза?...
Поняла, что еще необычного - интонации в голосе. Голос, какой- то скрипучий, металлический, но интонации... Нет лжи и фальши, нет притворства. Все искренне, честно, с огромной симпатией к окружающим. Когда мне бывает плохо, я не всегда хочу, чтобы это видели окружающие, и я начинаю притворяться, что мне хорошо. Все видят мое притворство, но принимают правила игры и делают вид, что ничего не видят. А здесь, при таком положении вещей, человек не притворяется, ему действительно хорошо, он счастлив. Он счастлив!!! Не понимаю!!! Но аура доброты ощущается просто физически, все тянутся к нему, пытаются завладеть его вниманием, обращаются со всякими мелочами. Это делается не для того, чтобы ободрить больного человека, это делается потому, что хорошо рядом с ним, тепло и приятно. Через некоторое время я с завистью подумала, когда же он подъедет к нам. Подумала и удивилась. Мне не страшно смотреть на него, я не отвожу взгляда, мне не стыдно за свое здоровье. Наконец Джон повернулся к нам, точнее зубами нажал на пульт, находящийся прямо у рта. Теперь понятно, почему такие широкие проходы - этот экскурсионный автобус специально оборудован для перевозки инвалидов.
- Мери, посмотрите, какие прекрасные глазки у этой милой девушки. Наверняка, дома вы оставили целую толпу ухажеров. В такое личико невозможно не влюбиться.
Я рассмеялась. Все стали оглядываться, но всеобщее внимание уже не смущало меня. Внутри появилась легкость, и, в этот момент, я поняла, что счастлива. Счастлива, что вокруг меня люди, что я еду на отдых и буду загорать и купаться. Счастлива, что вдруг, в один миг все мои комплексы пропали, и я поняла то, что до сих пор до меня просто не доходило. Можно просто жить и просто радоваться жизни. И все! Счастье – в самой жизни! Конечно, в течение дня я несколько раз впадала в свою меланхолию, но это скорее по-привычке. Ведь я лет с 13 лелеяла свою депрессию и наслаждалась ею. Гордилась собой, своим отличием от других нормальных веселых детей. Какой-то бред, с чем я жила? Ответ: Не с чем, а с кем – с большими и жирными тараканами в голове. Носилась со своей депрессией как курица с яйцом. Нет, курица умнее! И всего лишь мимолетная встреча, пара фраз человека больного, но счастливого показала мне жизнь с другой стороны...
Целый день на экскурсии я думала про Джона, мы были в разных местах и должны были встретиться только за ужином. В гостиницу мы добрались с опозданием, я побежала в душ, по дороге бросила взгляд в зеркало и резко остановилась. Я знаю, что из зазеркалья на меня смотрит обычно существо недовольное, хмурое. Это существо разглядывает с огромным вниманием мелкие дефекты на коже и отходит от зеркала со словами: - Какой кошмар. А сейчас я увидела в зеркале очень симпатичную девушку с улыбкой на все 32 зуба, взлохмаченную, с сияющими глазами. Боже, оказывается я очень красивая. А какие у меня стройные ноги. Я была в короткой юбке и заметила взгляды мужчин, подумала, что с юбкой что-то не так. А оказалось, они смотрели на мои ноги. Ну почему дома мне не говорили, что я симпатичная?.. Будь честна! Сто раз говорили, а я не верила, думала – утешают несчастную уродиху. Да,.. столько открытий в один день, не многовато ли. Быстрее в душ, одеться и в ресторан.
Еще на лестнице я услышала музыку и хохот. Все наши сидели за маленькими столиками, а посреди зала на круглой площадке танцевали Мери и Джон. Мери крутила кресло Джона и вальсировала, а Джон, задыхаясь от смеха, комментировал происходящее:
- Ах, Мери, не прижимайтесь ко мне так сильно, что скажут ваши родители.
- Не дышите мне в ухо. Все мои мурашки вылезли на рубашку и бегают по ней. Что делает любовь! Я заговорил стихами! Из-за Мери-милашки все мурашки на моей рубашке.
- Шалунья!
Сидящие за столами тоже вставляли свои реплики, все просто покатывались со смеху. Музыка закончилась, Мери подкатила коляску к столику, за которым было и мое место. Четвертое место пустовало, наверное, кто-то присоединится позже. Я немного занервничала, стараясь не смотреть, как Мери кормит Джона, чтобы не смущать его. Но я опять ошиблась. Мери кормила Джона из ложки, но делала это так аккуратно, тактично, что не было стыдно, ни за себя, ни за него. Мы просидели за столом целый час, ужиная и переговариваясь. Кстати у меня с тарелки в процессе еды была украдена пара кусочков чего-то вкусного.
- Дорогуша, Мери такая ответственная дама, она очень внимательно следит за моим весом и сама составляет мне диету. Но пока она отвернулась, я позволю себе украсть у вас вот этот кусочек. Не выдавайте меня.
При этом Мери, глядя негодующим взглядом и вытаращив от возмущения глаза, ловко хватала у меня кусок, быстро превращала его в пюре и скармливала Джону маленькую капельку. А он смаковал этот кусочек со счастливейшим выражением на лице, зажмурив глаза, с трудом глотал и всегда говорил:
- Какая прелесть! Из-за этой Мери мне приходится превращаться в мелкого воришку. Не женщина – камень, никаких отклонений от диеты.
Позднее я заметила, что все с огромным удовольствием угощают Джона, помогают ему, оказывают мелкие услуги. И не потому, что он инвалид, а потому, что он умеет быть благодарным. Его счастливые глаза делали счастливыми всех окружающих. Но как можно быть счастливым в таком состоянии? Не верю!... Да нет, себе не верю, а ему верю. С помощью каких методик можно достичь такого? Будучи калекой - радоваться жизни, собирать вокруг себя улыбки, делать счастливыми других. Не понимаю… Если бы Джон разозлился, наорал на кого-нибудь или расплакался, мне было бы легче, точнее - более понятно. В депрессию я верю, а во всеобщую любовь – нет. Но между тем это так, Джон счастлив. Хватит ломать голову. Попробую и я побыть в счастливом состоянии или в иллюзии счастья.
Вечером, из-за штормового предупреждения, мы остались в гостинице и не поехали на маяк. Жаль... Джон обещал нам заходящее солнце, тихую погоду, луч света от маяка. Он умеет всех увлечь, заинтриговать. В его устах обыденные вещи становятся сказочными событиями, которые ожидаешь с замиранием сердца. Поездка переносится на завтра. Мы посидели втроем в ресторане, четвертое место так пока и не занято. Джон устал, Мери отвезла его в комнату, уложила спать и пришла ко мне пить кофе. Разговор сам собой перешел на Джона, на его историю. Но сначала немного о Мери. Она всю жизнь прожила в городе К. со своим мужем военным. Работала, детей у них не было. Как говорит Мери:
- Мы были двое - одна плоть, нам не был нужен никто, даже дети.
Они не ссорились и любили друг друга до последней минуты. А потом муж не проснулся – сердце. Похороны, шоковое состояние и страшная пустота. Мери не могла оставаться дома, уходила с утра и бродила до вечера. Так, через полгода после смерти мужа, она забрела на территорию дома инвалидов. Она гуляла по парку, смотрела на больных искалеченных людей, и ей становилось легче. Легче не оттого, что другим плохо, а оттого, что многие из них не разучились улыбаться. Мери стала часто приходить в этот парк. Однажды она увидела двух медицинских сестер, которые выкатили коляску с молодым
мужчиной под дерево и ушли. Мери услышала: Бедняга, лучше будет, если разум к нему не вернется. Все равно останется растением.
Мери как током ударило, она подошла и заглянула мужчине в глаза. Это был совсем мальчик для нее, но это не был «овощ». Глаза скорбели, страдали, а по щекам без остановки текли слезы. Мери достала платок, вытерла молодому человеку глаза, спросила:
- Вы можете говорить?
Он не ответил, он прокричал глазами: Оставьте меня! Уйдите прочь! Мне плохо!
Все это в полной тишине при совершенно неподвижном лице, только два страдающих голубых глаза, заполненных слезами. Мери отшатнулась, отошла. Как ни странно, но дома она чувствовала себя хорошо и прекрасно спала. Она поняла, почему Бог оставил ей жизнь.
Молодой человек сидел на том же месте в коляске, по щекам текли слезы. Недалеко врач уговаривал молодую красивую женщину подойти к больному. Она раздраженно отговаривалась, потом с огромным нежеланием подошла. Глаза молодого человека потеплели, необычайно заискрились сквозь слезы. Казалось, он всем телом подался вперед. Женщина поглядела с невыносимой брезгливостью и четко, громко сказала:
- Я подала на развод, я буду оплачивать дом инвалидов, я больше никогда к тебе не приду.
Врач побледнел, бросился к женщине, казалось, что он сейчас ее ударит. Молодой человек закрыл глаза, и только два ручейка были живыми на его лице.
Mери пошла к главному врачу и попросила место сиделки при этом больном. От зарплаты она отказалась, добавив, что и сама готова оказать спонсорскую помощь. Заключили договор, подписали документы, и Мери получила Джона. Врач предупредил, что после тяжелейшей аварии больной парализован и никогда не пошевелит даже пальцем. Голова пострадала меньше, возможно возвращение сознания, но надежды мало. В конце врач подытожил, что в жизни бывает много странного и необъяснимого с точки зрения медицины, поэтому порыв пожилой дамы он, врач, считает весьма похвальным.
Весь вечер Мери готовилась к встрече с Джоном. Библиотека мужа была перевернута вверх ногами.
На следующий день Мери подошла к Джону, объяснила кто она такая, что она собирается делать. Она понимала, что мог бы Джон говорить – выгнал бы ее, ведь у него в голове одна мысль – смерть, а тут какая-то назойливая старуха. Она решительно взялась за дело: развернула коляску и начала рассказывать об окружающих деревьях, птицах. В общем все, что прочитала и запомнила дома. Так продолжалось долго. Мери рассказывала Джону об очередном жуке, птичке или травке, а он сидел и плакал. Вечером обязательно рядом с кроватью она ставила букет полевых цветов. Ставила так, чтобы Джон мог их видеть. Мери приходила домой, читала книги, выискивала интересные факты, заучивала стихи. Она даже научилась пользоваться магнитофоном и записывала разные классические произведения для Джона. И так каждый день, неделя за неделей, месяц за месяцем. Джон стал плакать реже, в его глазах появился интерес.
Однажды, жарким летним утром, Мери пришла к Джону, вывезла его на улицу и включила «Полет шмеля» Римского-Корсакова. На этот день она запланировала рассказ о шмелях. Мери рассказывала, размахивала руками и пыталась изобразить, как летает шмель, как выбирает цветы. При этом делала она это все очень старательно и с самым серьезным выражением на лице. Когда она закружилась вокруг куста розы, выбирая место для посадки, Джон вдруг расхохотался в голос. То, что он внимательно ее слушает, Мери заметила, и это ее радовало. Но то, что он уже мог говорить, но не признавался, возмутило пожилую даму до глубины души.
- Ах ты, паршивец! Я тут распинаюсь, изображаю из себя черт знает что, сажусь как дура на цветы, а ты...
При этих словах возмущенная Мери резко присела, и шип розы вонзился ей в мягкое место. Разозленная покрасневшая Мери вскрикнула, захлебнулась от негодования и...
расхохоталась. Джон плакал, но уже от неудержимого смеха. Потом часто они вспоминали этот случай. «Полет шмеля» сдружил их окончательно. Мери переехала ближе к больнице, забирала Джона на весь день и только вечером возвращала его на процедуры. Физически лучше ему не стало, он мог только слегка поворачивать голову, но это причиняло сильную боль. Главное, он мог говорить, и вернулась мимика лица.
Вот так!.. Все это мне Мери рассказала за кофе. А эта поездка – подарок Джону на 30-летие.
Этот вечер был очень грустный, я плакала. Зато ночью мне приснился замечательный сон, я его не запомнила, но осталось впечатление радости и счастья. Я проснулась с улыбкой, душа моя пела в ожидании перемен. Я ждала своего принца...
Ранним утром мы поехали на маяк. Сев в машину к экскурсоводу я приехала на маяк раньше всех и сразу поднялась наверх. Какая красота! Огромное синее море, голубое прозрачное небо, белые облака. Хотелось раскинуть руки и упасть в эту красоту, окунуться в горячий воздух, полежать понежиться на облаке. Я была уверена, что в такой день должно случиться что-то чудесное. Шум подъехавшего автобуса отвлек меня. Я подошла к противоположному краю площадки и увидела наш автобус. Эта картина останется у меня в памяти на всю жизнь: люди идут по дорожке к маяку небольшими группами. Выделяется Джон на инвалидном кресле, сзади Мери. Из автобуса выходит еще один пассажир. Мое сердце упало - это он!!! Это моя мечта - высокий, накаченный, красивый блондин. Именно таким я рисовала в мечтах своего принца, именно такого я ждала. Я смотрела сверху на него, сердце замирало от восторга. – Это он! Это он! – твердила я как безумная, понимая, что надо взять себя в руки. Я отвернулась к морю в надежде, что ветер остудит румянец, вспыхнувший на щеках. Заработал лифт, все стали подниматься.
- Дорогуша, познакомься - это Грэг, наш затерявшийся сосед по столовой.
Грэг поздоровался, внимательно посмотрел мне в глаза и самодовольно улыбнулся. Кажется, все заметили мою растерянность, а уж мое красное лицо привлекло всеобщее внимание. По-моему, все поняли, что я влюбилась с первого взгляда. Грэг не отходил от меня до самого вечера, ухаживал, шутил, говорил комплименты. Мы болтали без остановки, не обращая внимания на окружающих. Только в столовой я заметила, что Джон, на удивление, молчалив и весь вечер внимательно приглядывается к Грэгу. Но ничего, они обязательно подружатся, Грэг очень интересный человек. До утра мы гуляли у моря и говорили, говорили, говорили...
Наша любовь закрутилась с бешеной скоростью. Следующие две недели я не видела ничего и никого вокруг, только он, только его глаза, его руки, его губы. Грэг без конца повторял, что любит меня, что такого у него никогда не было. Я была опьянена. Джон и Мери пытались поговорить со мной, почему-то им не нравился Грэг. Расчетливый, самовлюбленный, - так говорил Джон. Глупости! Грэг самый замечательный человек в мире!
А через две недели в ресторане появилась кореянка средних лет. Она была безумно богата, безупречно одета, с шикарной прической и макияжем. Но никакими бриллиантами нельзя было скрыть ее физического и морального уродства. Выражение глаз, мимика лица, движения, манеры выдавали человека низкого, злобного. Некрасивость лица была удивительна, даже пластика вряд ли могла помочь. Все было бесформенно и криво. Мне стало искренне жаль бедняжку. Но добрые чувства к ней быстро прошли, когда я услышала на каком жаргоне она говорит и как ругается. Кажется, она всю жизнь провела с отбросами общества. На всех она глядела свысока, с презрением, цедила слова сквозь зубы. Сразу стало как-то неуютно в нашей компании, все постарались побыстрее уйти в свои комнаты. Мы с Грэгом погуляли, но он был какой то задумчивый. Скоро он отвел меня в комнату, уложил в постель и сказал, что очень быстро придет. Я уснула, как только моя голова коснулась подушки, проснулась утром со счастливой улыбкой на губах, повернулась к Грэгу и обмерла. Его место было пусто, подушка даже не измята. Я не
успела опомниться, как дверь открылась, и вошел Грэг. Он был усталый, какой то помятый и от него шел крепкий запах алкоголя.
- Прости, малыш! Я ухожу. Я не собираюсь в этой жизни работать, я создан не для этого. Всю жизнь я живу за счет богатых женщин, а она безумно богата и ненасытна. Я ей дам то, что она хочет, а взамен получу богатую жизнь. Ты прелесть, но ты бедна.
Грэг быстро закидал свои вещи в сумку, поцеловал меня в щеку, обдав чужим запахом, и ушел.
Я не заплакала, я собрала свой рюкзак, села вместе со всеми в автобус – мы возвращались домой. Последнее, что я видела, это как Грэг и кореянка садились в машину. Грэг смотрел на нее так, как еще вчера смотрел на меня, трепал за щечку, чмокал в нос так, как делал это со мной. Я потеряла сознание. Помню суету, несчастные глаза Джона, обеспокоенную Мери, врачей.
Из больницы меня забрали родители, не отходили от меня ни на шаг, дежурили по ночам. Через месяц я потеряла ребенка, последнюю ниточку, что связывала меня с Грэгом. Несколько раз звонила Мери, рассказывала всякие мелочи, я слушала ее и не слышала. Джон тоже пытался достучаться до меня, но мне было на все наплевать. Пару раз я даже ездила к ним. Через полгода от Мери я узнала про жизнь Грэга. С кореянкой они гуляли во всю: притоны, игры, пьянки, наркотики и постоянный ненасытный секс. Скандалы, драки. Грэг изображал из себя влюбленного и всеми силами тянул ее под венец. Во время очередного скандала, после нечаянного толчка, Грэг выпал в окно. На то время он был еще жив, но в очень тяжелом состоянии, а кореянка откупилась от полиции и быстро исчезла.
Какие я чувства испытывала? Ни радости, ни злорадства не было, это точно. Была горечь. Грэг променял меня и ребенка на деньги и вот, что это ему принесло. Мне было его очень жаль.
Я продолжала учиться, все делала автоматически, но постепенно начала приходить в себя. Я даже стала ходить на вечеринки, но в душе все время был тяжелый камень. Плакать было легче, чем смеяться.
Через месяц мне позвонил врач. Джон умер во сне, с улыбкой на устах. На магнитофоне стояла запись «Полет шмеля». Мери, войдя в комнату, упала замертво. Их похоронили рядом. Мы с родителями были на похоронах, было очень много народу, а бывшая жена так и не приехала – прислала деньги. Сначала было очень тяжело, но когда стали вспоминать и рассказывать об общении с Джоном и Мери, стало как-то легче. Всех поразило мужество Джона, его решение быть счастливым и прожить остаток дней с удовольствием. Он полюбил свою, именно такую, жизнь и себя в ней. Джон не озлобился. Научился тому, что никогда не умел раньше: получать удовольствие от жизни не потом, а сейчас, в данный момент, в данном состоянии.
Расходились все с тихими улыбками. Мы возвращались домой, а у меня на душе появилась легкость, как будто друзья сняли с меня камень и забрали его с собой. Мне стало легче дышать. Дома я достала свою путевую тетрадь, которую не трогала уже почти год и перечитала все, что касается Джона и Мери. Про Грэга я не стала читать.
Я продолжаю учиться, у меня прекрасные отношения с родителями, за мной ухаживает хороший парень. Иногда по ночам мне снится Грэг, и я в ужасе вскакиваю. После этого несколько дней у меня болит сердце. Все-таки не отпускает он меня до конца. Как бы узнать, что с ним?
Приближалась годовщина поездки и мне пришла в голову безумная, по словам мамы, мысль. А что если я опять поеду на экскурсию по тем же местам, ровно через год? Все меня отговаривали, друг хотел поехать вместе со мной, родители испугались. Но я твердо решила поехать одна, чтобы поставить точку на прошлом.
*************
Я в автобусе, но здесь нет мест для инвалидов. Всю дорогу я проплакала, и мне было совершенно все равно, смотрят на меня или нет. Нас разместили в той же гостинице. Всю ночь я перечитывала дневник и уже не пропускала ничего. Я вспоминала каждую минутку наших встреч, каждое слово. Утром я решила уехать домой, делать мне здесь больше нечего. Единственное место, куда я хотела попасть – это маяк. Договориться о поездке не стоило труда, хотя было еще три часа утра. Через час таксист подвез меня к маяку. Кроме смотрителя никого не было, я поднялась на лифте наверх, слезы опять полились из глаз. В голове я прокручивала свой «роман годичной давности». Успокоение пришло не сразу, но с каждой минутой мне становилось легче. Солнце поднималось все выше и выше, освещая все вокруг, грусть уходила из моей души, давая место надеждам на счастье и на любовь. Мне опять захотелось раскинуть руки и упасть в эту красоту, окунуться в горячий воздух, полежать понежиться на облаке, как тогда, год назад. Снизу раздался шум подъехавшего автобуса, приехала экскурсионная группа. Я подошла к краю площадки, посмотрела вниз и вздрогнула. Та же картина: группами идут люди, есть даже инвалидная коляска с мужчиной, пожилая дама рядом, но это уже не Мери. Из автобуса выходит красивый загорелый парень. Все, как тогда…
Заработал лифт. Я отвернулась к морю и стала ждать, когда все поднимутся. Экскурсовод начала что-то рассказывать. Мысленно я попрощалась с этим местом и с прошлой жизнью. Вдруг, спиной я почувствовала чей-то взгляд и резко повернулась. За моей спиной стояла инвалидная коляска с Грэгом. Он узнал меня, но не ожидал, что я так резко повернусь и не успел изменить выражение глаз. Это был взгляд хищника – холодный расчет, злобная надежда, похоть. Он рассчитывал на мою любовь, на мою жалость, прикидывал, что от меня можно получить. Поняв, что я поймала его взгляд, он поторопился изменить выражение лица. Теперь на меня смотрела побитая собака, а вдруг пожалеют, а вдруг бросят кость. Нет, скорее это был побитый волк в любую минуту готовый вцепиться в руку, дающую хлеб. Я подошла, наклонилась и посмотрела ему прямо в глаза. Заискивающая униженная улыбка на лице, но в глазах металлический блеск. Когда-то Джон сказал про Грэга: - Расчетливый сукин сын! Хищник!
Тогда глупая влюбленная девочка ничего не услышала, а сейчас…
Я выпрямилась, развернулась и ушла. Все! Прошлое миновало. Меня ждет новая жизнь. .