Советские дебилы. Дебильность развивающаяся

Юрий Лучинский
(Продолжение. см. "Газировка, или дебильность изначальная")

Как ни верти, а к вопросу о дебильности не возвратиться нельзя. Тем более в воспоминаниях о родной стране.
Как первородный грех, изначальная дебильность в нас с рождения. Становым хребтом.

***

Сказать, что к первому классу я грамотен, значит быть предвзятым. Я очень грамотен.

Еще в четыре года я умел читать. И писать.
Записки типа «папа я па тибе саскучился Юра», написанные неуверенной рукой печатными буквами, отец хранил у себя на корабле.

К семи годам я могу излагать на бумаге свои мысли. И книжки читаю уже в жестком переплете, «для школьного возраста». Читаю не по складам, а, как взрослые, про себя. Прекрасно воспринимая при этом получаемую информацию.

Уже в третьем-четвертом классах недоумевал по поводу Сережи Бойкина, офицерского сына из шикарного «морского дома» на Петровской набережной.
Этот Сережа на полном серьезе брал в библиотеке крупноформатные «тонкие» книжки «для маленьких». Где на каждой странице было по две-три фразы текста крупным шрифтом на фоне картинок.

***

Первые дни сентября 1959 года.
Первые дни в первом классе.
Таисия Ивановна весь день заставляет нас оптом и в розницу составлять предложения. Комментарии картинок на одной из первых страниц букваря. Типа «Ласточки сидят. Ласточки летят». И не иначе. Ни шага вправо, или влево. «Сидят» и «летят». Ласточки, а не хрен собачий. Это называлось «составить предложения по картинкам».
Разобрались с ласточками. Так, мерзавки, на всю жизнь в память и врезались.

На дом же задано… «составить предложения по картинкам в букваре».
Первоначальная робость не позволяет уточнить у первой учительницы смысл сего задания. Но ощущение такое, что меня держат за дебила. Первоклассник Лучинский никак не может понять, на хрена нужно повторять то, чего уже до мозговой рвоты наделали днем в классе.
И накатываю полторы страницы предложений в красивой тетрадке. Катаю печатными буквами и про ласточек, и про прочее дерьмо.
Смотрится жутко в красотище, где до того, была лишь одна страница, заполненная «палочками».
На следующий день с чувством исполненного долга сдаю тетрадь на проверку.
Через день получаю ее с перечеркнутым красными чернилами екзерцисом и каллиграфически написанным замечанием первой учительницы «…будь внимательнее на уроках».
Опустила, сердешная, на землю-матушку.

Оказалось, что надо было дома вновь промастурбировать вслух ласточек, маму с мылом, Машей и прочий букварёвский паноптикум.
Но, падлой буду, никаких дополнительных разъяснений от препода не исходило. И я "в простой письменной форме" добросовестно исполнил задание. В отличие от некреативных собратьев по перу и чернильнице (писали-то еще ручками-"вставочками" со сменным "86-м" пером и чернильницами в партах).

Может быть, после столкновения с этой дебильностью появляется у меня неприятие того, чему меня учат. Перешедшее позднее и на то, чего от меня хотят в этой стране. С ее «уровнем образованности» и «инициативой масс».