« Из Египта воззвал Я Сына Моего». От Матфея гл.2 с.1
1
За три года в школе все привыкли, что Дмитрий Артюхин – безнадежный двоечник. Родители смирились, учителя махнули рукой. В четвертом классе появились новые предметы, но и они не произвели на молодого человека ни малейшего впечатления, все, кроме истории. Быстро расправившись с первобытной общиной, мы вступили в древний мир. Грандиозные деяния великих фараонов поражали воображение, далекие земли влекли. Димон, по самую макушку, увяз в древнем Египте. Он легко и непринужденно оперировал именами властителей, живших три, а то и четыре тысячи лет назад. О династии строителей пирамид Димка говорил, как о собственных родственниках, за что и заработал кличку «Джосер». Он даже получил пару положительных оценок от учительницы истории, тетки вздорной, злопамятной, а в талии необъятной, всем более известной, как « Колобок». На беду, колобок исторической науки неумолимо перекатился дальше, по - моему в древнюю Грецию, а вот Дмитрий Артюхин, Советский Союз, в отличие от Моисея, из Египта не вышел. Погряз в нем глубоко и, как выяснилось позже, надолго. В школе нашей, при наличии как пионерской, так и комсомольской организаций, центром неформального общения учащихся был закуток в углу вестибюля. Там стояла трехметровая гипсовая скульптура известного советского экономиста Карла Генриховича Маркса, у которой ниже спины было проковыряно незаметное отверстие. Прикрываясь широкой спиной автора «Капитала», ученики покуривали, а бычки спускали классику в чресла. Здесь – то Димка теперь и делился своими знаниями с каждым, готовым его послушать, в промежутке между затяжками, учеником.
- Представляешь, после падения древнего царства, египтяне забыли про пирамиды, и их почти полностью занесло песком. Через полторы тысячи лет их случайно обнаружили войска фараона Тутмоса четвертого, шедшие воевать в Финикию. Отрыли и просто обалдели от его размеров. Сфинксу между лап положили каменную плиту, на которой написано, что фараон и бог пустыни заключили договор « о дружбе и взаимопомощи».
- Не понял, а где они жили все это время?
- Да на пятьсот километров ниже по течению Нила, в Фивах.
Или так:
- Существовала даже женщина – фараон. Звали ее Хатшепсут, и после смерти своего мужа Тутмоса второго, она стала регентшей при малолетнем племяннике Тутмосе третьем. Двадцать два года она не передавала ему власть, а когда умерла, он приказал снести ее дворец и все памятники, построенные в ее честь.
- А как же тогда про нее узнали?
- Совсем недавно нашли ее усыпальницу в долине царей, восстановили дворец.
Во всех остальных учебных вопросах положение Димона было бедственным. Учителя от него стрелялись, но ничего поделать не могли, из школы в СССР ученика нельзя было выгнать вплоть до получения им среднего образования. Кроме того, мама вечного двоечника работала в нашей же школе медсестрой, поэтому он был и вовсе неприкасаемым. С « Колобком» у них шла настоящая война. Джосеру было обидно, что ему, знатоку древней истории, непрерывно ставят пары, и он изводил учительницу, как мог. По окончании восьмого класса директор вызвал несчастную Димкину маму и попытался максимально вежливо объяснить женщине, что столь слабому ученику в девятом классе делать нечего. Мария Андреевна плакала, кивала, но не соглашалась, ведь она все силы отдавала на то, чтобы дать сыну самое лучшее образование. Однако, в первый день следующего учебного года позор школы не появился. Учителя вздохнули с явным облегчением. Димон явился через неделю и живописал в красках техникум совторговли, в который он поступил, когда в районе Марксовой задницы показалось желеобразное тело нашей исторички. «Опять курите?!», взревела она. Плохо видевший длинный Димка поправил очки, согнулся пополам и изрек, ставшую в одночасье крылатой, фразу: «Колобок? Не узнал, свободна!». Не найдя, что ответить на такую наглость, учительница развернулась на сто восемьдесят и покатилась восвояси, мы крепились, сколько могли, но все таки прыснули ей вслед. В результате Джосер получил сатисфакцию за свои двойки по истории, а все остальные, присутствовавшие при унижении учительницы, окончили школу с тройками по истории и обществоведению, что в советские времена грозило вылетом из комсомола и, в дальнейшем, непоступлением в институт.
2
По окончании торгового техникума Дмитрий Евгеньевич Артюхин угодил прямиком в советскую сказку – мясной отдел большого гастронома. Ничего смешного, в эпоху всеобщего дефицита пищепродуктов стоять с топором вблизи от мясной туши было если и не престижно, то очень выгодно. В порядке натурального социалистического бартера труженики лотка и мясорубки получали допуск ко всем благам распределительной системы. Димка, впрочем, не зазнался, сам звонил, приглашал зайти к нему за продуктами, а к тому времени, как остальные закончили институты, стал завотделом. От армии его надежно защищало слабое зрение, но совершенно неожиданно он сам завербовался в военторг и тихо убыл в Кабул вечерней лошадью. «Провоевав» год, вернулся, купил квартиру и стал директором небольшого продуктового магазина в собственном доме. Об Афганистане никогда не рассказывал, мотивируя это тем, что ему потом всю ночь снятся кошмары. Казалось, жизнь задалась, голодная советская масса билась по ту сторону прилавка, в то время, как Дмитрий Евгеньевич уютно расположился по эту, но человек предполагал, а бог, как всегда, располагал. Империя, казавшаяся незыблемой, вдруг закачалась на тонких глиняных ножках и рухнула, рассыпаясь, одних вынося наверх, засыпая других тяжелыми обломками. Все население огромной страны ударилось в торговлю, а Артюхин, утратив свой элитный статус, интерес к ней, наоборот, потерял. Все его приятели в одночасье стали директорами коммерческих фирм, торгующих постепенно прибывающим в страну импортом, и Димон легко зарабатывал на хлеб, масло и икру, пристраивая их товар по знакомым из управления торговли. По одному ему известному графику, он днями просиживал в их конторах, придумывая различные комбинации. Моя была в списке. Чтобы как-то отвлечь его пытливый ум, пришлось поставить персональный компьютер, за которым Димка, в основном время и коротал. Однажды утром я обнаружил торчащий из телефона факс. Это был договор между моей фирмой и болгарским изготовителем косметики Ален Мак, о поставке в мой адрес вагона зубной пасты. При расследовании его происхождения выяснилось, что в офисе закончилась зубная паста, и Артюхин, озлобленный невозможностью пройти гигиеническую процедуру, позвонил по телефону указанному на тюбике. Понимая, что без предоплаты мне никто ничего не отправит, я, похихикивая, подписал договор и послал в Болгарию. Месяца через четыре ночью раздался звонок. Звонивший, на ломаном русском сообщил, что его зовут Неделчо Цонев Цонев, он водитель фуры, груженой зубной пастой из Софии, стоящей на въезде в город, и попросил сопроводить его к месту разгрузки. Разгрузка закончилась часам к десяти утра, и все валялись на старом офисном диване без сил, когда нарисовался автор данного бизнес- проекта.
- Не зря я верил в наших болгарских друзей, - бодро возвестил он, похлопал по коробкам с пастой, и, прихватив тюбик «Поморина», скрылся за дверью санузла. Ближе к полудню позвонили поставщики, попросили в счет оплаты продукции выдать водителю денег на обратный путь. Чтобы обосновать запрашиваемую сумму, господин Цонев припер пачку чеков с заправок половины европейских стран и записку на половинке листа в клеточку. Текст, написанный вкривь и вкось, гласил: «Братва, машина обработана. Получено 50 доларей. Просба не трогать. Бригада Мамая».
- Мне кто – нибудь отдаст эти деньги? – наивно поинтересовался болгарин.
Я рассмеялся: «Ну, разве что,Бог подаст!».
Не успел съехать из нашего офиса неугомонный Неделчо, который полторы недели искал и нашел все - таки обратный груз, как появился новый шофер.
- Распишитесь в получении спирта.
Немая сцена, в офис вплывает Димон: «Нет, если тебе не нравится, я сам его продам. Деньги отдадим после реализации». Он расписался за меня в документах и скрылся в дверях вместе с водителем. Во дворе взревел двигатель, и КАМАЗ скрылся за углом. Их не было три дня, мадам Артюхина, глава семьи, оборвала мой телефон, требуя вернуть мужа. Наконец, посреди ночи, пропажа ввалилась в мой кабинет, вернее его внес водитель. В руках Димка сжимал рюкзак с деньгами. Впрочем, до денег надо было еще добраться, сверху на них лежало пять или шесть литровых бутылей спирта. Я уложил своего смертельно пьяного менеджера по продажам, рассчитался с поставщиком и лег сам. Проснулся от дикого крика из туалета, Дмитрий Евгеньевич вылетел оттуда, сжимая в руках стакан с собственной мочой.
- Смотри, хлопья, это бешенство! Меня в Кушве овчарка покусала.
Подтверждая собственное предположение, больной печально взвыл и сунул мне в руки злополучный стакан. На мой непросвещенный в медицинском отношении взгляд моча была совершенно обыкновенная, но товарищу явно нужна была помощь, особенно в лечении головы. Я с умным видом поболтал стакан и изрек: «Вынужден тебя огорчить, это не бешенство, а гонорея!». Больной завыл еще печальнее: « Я вообще не соображал, она меня изнасиловала!». «Кто? Овчарка?», не удержался я. «Не издевайся, дружбан, спасай». За три дня на нервах я собирался отомстить ему по полной программе. Погрузил в машину, повез в аптеку, попросил подходящие случаю таблетки, продавщица сочувствующе посмотрела мне вслед.
- Держи, выпьешь две таблетки, это ударная доза, и неделю никакого секса. Будешь, как огурец.
- Что же я жене то расскажу? А можно не две таблетки, а больше, чтобы наверняка?
В упаковке их было всего четыре.
- Да хоть все заглотни, только я с себя любую ответственность снимаю.
Больной впихнул в рот все четыре таблетки, запил минералкой и затих на заднем сидении. Минут через сорок я сдал его жене с рук на руки и занялся более насущными вопросами. Она позвонила на следующий день и без предисловий стала орать, что я нагло использую ее благоверного, заставляю работать круглосуточно, что у него от моей эксплуатации давление двести на сто пятьдесят, и что если он умрет, мне придется платить ей достойную, по ее меркам, пенсию до конца моих дней.
То ли жена запретила Димону со мной общаться, то ли у него сменились жизненные интересы, но он внезапно и на долгое время пропал из моего поля зрения.
3
Впрочем, возвращение блудного сына было столь же стремительным. По прошествии более чем пяти лет, он влетел в офис, находившийся к тому времени уже на другом конце города, плюхнулся в кресло напротив моего стола и заявил:
- Ну, и почему ты не спрашиваешь, откуда я?
- Таки, откуда ты, безумное дитя?
Судя по устойчивому загару посреди русской слякотной весны, «дитя» некоторое время находилось далеко на юге.
- Я был в Египте! Это фантастика! Это сказка! Ты помнишь, как я в детстве тащился от фараонов? Да, разве мог я, простой советский мальчишка, представить, что увижу воочию колонный зал Карнакского храма, дворец Хатшепсут, погребальную маску Тутанхамона, пирамиды Гизы! Я как будто на машине времени прокатился!
-Действительно, твоя любовь к древнему Египту обрела свое земное воплощение. Ты удовлетворен?
- Да, ты что?! Это только начало. «Джосер» возвращается к своим истокам.
- Смотри, не промахнись, за прошедшие четыре с половиной тысячи лет политическая ситуация в Египте несколько изменилась, причем не в пользу фараонов.
- Ты, как всегда, ироничен и пессимистичен. Я обрел свой рай на Земле, и вернусь туда при первой же возможности.
За последующие три или четыре месяца Димка развелся, продал квартиру, машину, доставшийся от деда сад и улетел в Хургаду, искать себя и сокровища фараонов.
Вскоре Египет стал всесоюзной здравницей, и я мог изредка получать из первых рук информацию о развитии этого странного романа между человеком и давно исчезнувшей цивилизацией.
Пока на западном побережье Красного моря не появились в изобилии российские туристы, цены на недвижимость в этом регионе измерялись даже не тысячами, а сотнями долларов. Димон сразу по приезду купил бунгало с видом на море, получил сертификат в одном из дайвинг – клубов и стал работать инструктором по подводному плаванию. Заработанные деньги он немедленно вкладывал в строительство следующего дома. К моему приезду через три года после описанных выше событий, несмотря на геометрический рост цен, «Джосер» был хозяином двух квартир и двух магазинов, которые успешно сдавал. Мы сидели на веранде его бунгало, дули ледяное пиво, а довольный жизнью хозяин непрерывно философствовал:
- Ну, разве не Баунти? Занимаюсь тем, что мне нравится, да еще и деньги за это получаю. Строюсь потихоньку, вот, подумываю в Эль Гуне виллочку возвести, там места попрестижнее. Впрочем, мои темпы строительства по местным меркам просто космические. Здесь порядок такой, скопил араб, уж не представляю как, на двадцать квадратных метров земли и начинает стройку. Набралось средств на пару кирпичей, кладет, сверху накрывает пальмовыми листьями, и под ними живет вся его постоянно растущая семья и домашняя скотина. Появились деньги еще на четыре кирпича, листья снимают, кирпич укладывают, листья возвращают на место, живут дальше. К концу жизни хозяин строит один этаж. Старший сын женится, получает право построить этаж для себя, потом следующий, и так до бесконечности. Увидишь в местных деревнях небоскребы, не удивляйся. Они, кстати, все без окон, без балконов, как башни сторожевые.
- Смотрю, они к нашим девчонкам, как мухи липнут.
Димка расхохотался:
- Да все тут сексуально озабоченные, а хочешь арабку – женись, тут песни любви не канают, а деньги на калым и свадьбу где взять? Мало, мало, а тысяч тридцать долларов все удовольствие обходится. Это ж работать надо, а мы этого не любим. Нам бы в кофейне посидеть, кальян покурить, в нарды поиграть, обсудить политику президента Мубаррака, почувствовать себя уважаемым человеком в кругу таких же уважаемых. Вот они к нашим блондинкам и клеются, о любви рассказал, на банане прокатил, она твоя. Да и жениться можно без напряга, платить не надо, а если она еще свою однокомнатную в Бибирево продаст, то на эти деньги пол – Каира купить можно и вообще не работать.
- А ты не боишься, что в один не очень прекрасный день, тебе скажут: «Неверный, проваливай – ка с нашей родной мусульманской земли пока цел!», а то и говорить не будут, зарежут втихую и «Аллах акбар»?
Хозяин надолго припал к животворящей жидкости. Наконец ответил, уже не таким уверенным тоном:
- Да не похоже на то. Мубаррак крепко взялся за «братьев мусульман». Слышал, наверно, про теракт возле дворца Хатшепсут в Луксоре, там двадцать английских туристов застрелили. Так ходят слухи, что это были сотрудники спецслужб. Потом вину взвалили на «братьев», лидеров отловили, посадили. А власть здесь по наследству передается, потому думаю, тихо здесь будет еще очень долго. Очень…
4
На следующий год решил я перед Новым Годом поторговать конфетами. Думал, наделаю детских подарков и продам на ура. Вот только человек предполагает, а бог располагает. Поставщики конфеты, конечно, прислали, но не первого, а двадцать первого декабря. Выходные, растаможка, и на дворе уже двадцать седьмое. И кому, спрашивается, нужна моя карамель двадцать седьмого декабря?! Я поднял по разгону всех знакомых, результат – ноль. В отчаянии набрал Артюхина: «Выручай, брат!». На следующий день мне позвонили из горпищеторга маленького городка металлургов, расположенного неподалеку, забрали и, главное, оплатили весь вагон конфет, даже без перегрузки. Какое облегчение! Я готов был заплатить другу кучу денег, но он сказал, что нуждается не в деньгах, а в приятной компании, и потребовал моего немедленного приезда. Приезд, так приезд, я ломаться не стал.
После экспедиций в Луксор, осмотр Карнакского храма и долины царей, в Эль Гуну, посещение строительства Димкиного коттеджа, и на дно морское, знакомство с рабочим местом хозяина, мы опять возлежали в креслах – качалках на веранде бунгало. Все было до омерзения прекрасно, особенно в контрасте с оставленным дома двадцатиградусным морозом. Осознание этого факта придавало словам местного, уже практически, жителя особый вес и значимость.
- Что вы возитесь там, в России, бьетесь за каждую тысячу баксов. А жить когда? Да здесь этой тысячи хватает чуть не на год. И за эти деньги ты имеешь не памятник Ленину и полные клещей леса, а великие пирамиды и разноцветные коралловые рифы.
- Ну, на вкус и цвет товарищей нет. Конечно, вид на море фантастически красив, хотя и он может утомить при долгом употреблении, но давай развернем наши кресла в сторону пустыни. О какой красоте может идти речь?
- Представь, у арабов одно слово означает и «красавец», и «верблюд», и имя их бывшего вождя Гамаль Абдель Насер переводится, «Человек настолько верблюд, что орел». Так что и в пустыне можно найти красоту при очень большом желании. Знаешь ли, я открыл здесь агентство недвижимости, если у кого из твоих знакомых возникнет идея приобрести здесь квартирку или гостиницу, милости прошу. Цены здесь вдвое ниже, чем на южном берегу речки Говнотечки.
- Ты же понимаешь, спорить здесь бесполезно, «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Мне не нравятся эти люди, мне не нравится их религия, их мораль, их принципы, которые мне кажутся беспринципностью, поэтому я не хочу здесь жить и тебе не советую. Все, закрыли тему.
Поздним вечером мы погрузились в его крошечный Пежо и, разрывая фарами темноту холодной зимней ночи, направились на север - в Каир, в Гизу, показать мне последнее из уцелевших чудес света – пирамиды. Под ровное урчание двигателя я быстро уснул. Проснулся от направленного мне в лицо света, это был фонарик, к которому прилагался полицейский, остановивший нас перед сооружением, напоминавшим то ли древнеримский виадук, то ли монументальный пункт таможенного досмотра, на котором слово Каир было написано на множестве языков. Закончив очень вежливый досмотр, офицер махнул рукой, разрешая проезд. Через час тьма начала рассеиваться, и я с восхищением понял, что они совсем рядом, что они огромны и прекрасны, и что все, что я о них читал и смотрел до этой минуты, не имеет ни малейшего значения. Есть только я и вечность, и между нами касса, в которую можно отдать всю имеющуюся наличность, лишь бы два неторопливых билетера поскорее пустили к их подножию. На этом самом месте стояли, задрав голову, Рамзес и Тутмос, Иисус и Александр, и, так же, как и я, думали, неужели эти грандиозные сооружения созданы руками человеческими?! Дмитрий следил за моей реакцией так, будто представил моему суду картину своей кисти, и, увидев произведенный эффект, расплылся в довольной улыбке:
- Бывал здесь уже дюжину раз, и с удовольствием приеду еще и еще.
- Да, на картинках эта троица производит впечатление куда слабее.
- Прикинь, их четыре было, одну украли.
- Не понял?
- Они разбирали пирамиду Джедефры и строили из добытого камня Каир. Начали римляне, потом турки, потом арабы, пока от пирамиды только яма с погребальной камерой не остались. А сами еще на вандалов жаловались, уроды.
Мы постояли молча минут десять. Я спросил:
- А твоя пирамида где?
- Джосера? Она севернее, отсюда не видно, да и не совсем она пирамида, у нее есть уступы, но нет вершины. Он только учился строить пирамиды.
За завтраком в кафешке возле правой лапы сфинкса я ежеминутно оборачивался на пирамиды, будто боялся, что они вдруг исчезнут, как мираж в пустыне, и я больше уже не увижу этого самого рукотворного из фантастических земных пейзажей.
5
Жирные годы сменились кризисом, но отдых в Египте, благодаря его дешевизне, только набирал популярность. Миллионы наших соотечественников, наравне с наиболее малообеспеченными европейцами, устремлялись на круглогодично жаркие берега Красного моря. Их ели акулы, гробили на дорогах безумные египетские водители, но экономическая целесообразность перевешивала все. Русский язык от Табы на севере, до Сафаги на юге стал основным средством международного общения. Артюхин торжествовал, сбывались самые смелые его предположения. Наши страны все более нуждались друг в друге, все более сближались. Иногда было даже не понятно, а как мы раньше - то жили без египетских курортов. Геленджик и Анапа, с их непритязательным сервисом за весьма ощутимые деньги, проиграли войну за клиента в одну калитку. Как – то незаметно на туристическом рынке проявился новый игрок – Израиль. После отмены визового режима со странами бывшего СССР поездка на святую землю резко упростилась и удешевилась, однако двадцать семь километров израильского красноморского побережья чисто физически не могли поспорить с тысячами верст золотых египетских пляжей. Произошли изменения и в личной жизни «Джосера», место в его бунгало уверенно заняла пухленькая, коротконогая девушка Тамара из Житомира, уморительно смотревшаяся на фоне долговязого мужа, но ставшая явным главой семьи. На вопрос, где он раздобыл это «сокровище», Димка сначала трусливо оглядывался, а потом с глупым видом пожимал плечами. Впрочем, когда к мужу приезжали многочисленные друзья, она была вежливо приветлива, и Димка успешно прятался за наши широкие спины от ее праведного гнева, обусловленного огромным количеством поглощаемого в доме спиртного. Наконец она забеременела, и была отправлена в отчий дом вынашивать наследника богатств, нажитых отцом в Африке многолетним непосильным трудом.
На волнения в Тунисе никто сначала и внимания не обратил. Ну, поволнуются ребята и перестанут. Да и далек Тунис бесконечно от больших городов. Не успокоились, пока не сбросили правившую сорок лет семью. Полыхнуло в Йемене. Что это за Йемен? Знать не знаем, ведать не ведаем. Пусть вытворяют там все, что им вздумается, нам – то, что? И никто даже не подумал, что свергнутые режимы, да, прогнившие, да, продажные, но светские, а единственная альтернатива им – ортодоксальный ислам и законы шариата. И лишь когда полыхнуло разом в Ливии, Бахрейне, Иордании и Египте мировое сообщество задумалось о последствиях «арабской весны», только остановить ее было уже не в силах. Если кто не помнит, все это уже было в Петербурге в 1917: массовые демонстрации, отречение царя, расстрел, власть народу и параноидальный режим, уничтоживший почти половину собственного населения и претендовавший на мировое господство; в Тегеране в 1979 : массовые демонстрации, отказ шаха от власти под давлением американцев, суд, казнь, власть народу и правоверный режим, судорожно создающий атомную бомбу, чтобы покрепче отгородиться от мира.
После первых событий на площади Тахрир я связался с Димкой по Скайпу. Он не выглядел испуганным или обеспокоенным.
- Да вся эта чехарда в Каире. У нас совершенно спокойно. Они же не самоубийцы, чтобы отпугнуть туристов. Приезжай, здесь классно.
Между тем беспорядки продолжались, в воздухе запахло гражданской войной, и сначала Евросоюз, а потом и Россия с Украиной стали отменять авиарейсы на египетские курорты. Президент - Хосни Мубаррак наверно мог удержаться у власти, если бы погнал верные правительству части на собственный народ, но он выбрал отречение, даже без гарантии собственной безопасности. Революция победила, ура! Мировые авиакомпании срочно возобновили рейсы в Хургаду и Шарм эль шейх, цены в гостиницах стали еще ниже, туристы понемножку, с опаской потянулись на излюбленные места. Впрочем, из всех местных красот им оставили только море, выезжать в города, увлеченные дележом власти, не рекомендовалось. И все - таки это был, хоть и худой, но мир. В соседней Ливии полыхала гражданская война. Армия уже штурмовала центр мятежа - город Бенгази, когда, прикрываясь резолюцией ООН, осуждающей законного президента страны Каддафи, НАТО начало бомбардировки подконтрольных ему городов и поставки оружия восставшим. Каддафи бился как лев в этой неравной схватке, американцы трижды сообщали об его уничтожении, он уходил от пуль и ракет, но через полгода все было кончено. Мировые информационные агентства распространили любительскую съемку того, как толпа повстанцев разрывает на куски человека, которому она поклонялась, как богу, в течение тридцати с лишним лет. От такого зрелища Мубаррака, которого в это время долго и показательно судили, хватил апоплексический удар. Мстить старику – инвалиду стало неинтересно, его приговорили к пожизненному заключению, и страна увлеклась новой потехой – выборами парламента. Тут – то и выяснилось, что новой, прогрессивной силы, этих прозападно настроенных интеллектуалов, в природе не существует, а есть «Братья мусульмане» и всюду биты ваххабиты. И разница между ними в том только, что вторые собираются сразу объявить священную войну всем неверным, а первые, сначала попытаться привлечь в свои ряды максимум неофитов, а уже потом вырезать остальных. И хотя победило меньшее из зол, первым внесенным в новый демократический парламент законопроектом был запрет мужчинам и женщинам без паранджи одновременно находиться на одном пляже, а вторым об аннулировании мирного договора с Израилем.
Димкино лицо на экране лэптопа приобрело землистый оттенок. О том, что они понимают, и что они не отдадут, он уже не говорил, только фиксировал падение цены на недвижимость. Ее просто больше не существовало ввиду отсутствия спроса. Европейцы сбежали, а местные не хотели платить ни фунта за то, что они собирались поиметь совершенно бесплатно. Гостиницы еще как – то выживали исключительно благодаря любви русских людей к халяве, ведь чем ситуация в стране хуже, тем дешевле туда путевки, а где дешевле, там и мы. Чтобы оплачивать счета за свою многочисленную недвижимость, пришлось Джосеру вернуться к профессии инструктора по дайвингу и снорклингу, освоить серфинг и кайтинг, только и все эти многочисленные - инги не позволяли свести концы с концами. Кроме всего прочего, он имел ежедневный плач молодой жены с младенцем на руках. Уехать к ним, бросив все, Димон не решался, а тащить их к себе в обстановке полной неуверенности в завтрашнем дне, было действительно безответственно.
Все разрешилось жестоко, но банально. Нажравшись по поводу восьмого марта до потери памяти, наш герой упал на водительское кресло своего автомобильчика и поехал погонять по ночной Хургаде. Представление арабских водителей о правилах дорожного движения носит чисто условный характер, обычно здесь у кого громче клаксон, тот и на главной дороге. Тем не менее, господину Артюхину удалось без приключений проскочить три перекрестка, и только на четвертом его встретил огромный двухэтажный туристический автобус. Пассажиров в нем не было, поэтому пострадал только водитель Пежо. Димка умер в больнице той же ночью, не приходя в сознание, оставив семье элитную недвижимость за рубежом, а мне пирамиды Хеопса, Хефрена, Микерина и глубокую яму Джедефры.
Похоронили Димку в Египте по коптскому обряду, хотя коптом он никогда не был, других православных христиан там нет. Он лежит посреди пустыни, ему и сухо и тепло, а имя его написано на надгробном камне на древнегреческом языке: Димитриос Артухинис. Может быть он по - прежнему счастлив?