Весеннее настроение, кажется, охватило весь город. Весело кричал на набережной продавец воздушных шариков и прочей мелочёвки, чайки кружились над волнами, каркали вороны. Только сошёл снег, оголив чёрную земли с жёлтыми купинами прошлогодней травы. Но небо было ясное, пронзительно-голубого цвета, и по нему быстро неслись, подгоняемые ветром, облака, похожие на сахарную вату. Дети на роликах, визжа и хохоча, обогнали Ульяну, и понеслись наперегонки по асфальтовой дорожке. А Ляна, поколебавшись, сошла в траву, и через невысокий кустарник направилась вглубь парка.
Кажется, под этими сводами столетних деревьев она не была целую вечность. А ведь прошло всего-то полгода. Сейчас исполины качали голыми ветвями с набухшими почками, и пронзительно пахло весной и жизнью. А тогда, когда она в последний раз была здесь, жёлтые листочки обречённо кружась, падали на землю. Природа грустила. И грустно улыбалась Ульяна. Слёз показывать ей не хотелось. Хотя рыдания тяжёлым комком стояли в горле.
Была бы одна – разрыдалась бы. Всё равно здесь никто не увидит. Беговые дорожки, палатки, небольшое уютное кафе, где бурлила жизнь, были за высокой стеной деревьев, а здесь – только тропки, как в настоящем лесу. Зарыдала бы в голос, как деревенская баба, так, чтобы злые слёзы помогли избавиться от той боли, что сидела глубоко внутри, глубже этого противного комка, который не давал нормально дышать. Соображалось тоже не очень хорошо. Но напротив стоял Димка, засунув руки в карманы. Ухмылялся…
Хотя… Что ему? Завтра уедет, и поминай, как звали…
Уля на него не смотрела. Смотрела ввысь, где по грязно-серому небу плыли рваные облака. Протяжно кричали какие-то птицы, и вспомнив этот крик, полный тоски, она вздрогнув, передёрнула плечики.
Что он там говорил? «Мне предложили эту работу… как ты не понимаешь – это очень важно! Да, долго искал, слал предложения… почему не говорил? Не хотел тебя расстраивать… два месяца назад уже предполагал… да! И свадьбу планировал… кто знал точно? вернусь? не хотелось бы…»
«А как же я?»- этот вопрос Ульяна не задала, и то, что он повис в воздухе, видимо, почувствовала не только она. Дима пожал плечами. Потом бросил короткое: «Ну ладно, давай! Я тебе напишу!», и не проводив её, как обычно, быстро пошёл к выходу из парка.
А Уля, сжав изо всех сил кулаки и сдерживая готовые вот-вот брызнуть слёзы, прислонилась к холодному стволу дерева.
«Нет, нет, нет! Ты меня не заставишь плакать! Не растопчешь! Пройдёт и это, прав Соломон» - в голове гудели, бились колокола, и присев на корточки возле ствола, Уля обхватила голову руками. «Не плачь, ты сильная. Всё хорошо» - уговаривала она себя. И сейчас поймала себя на мысли, что говорит это вслух.
Вот это самое дерево. Уля прикоснулась к нему руками. Прижаться мешал выпяченный из расстегнутой курточки живот.
- Всё будет хорошо. Я сильная, - то ли себе, то ли этому дереву прошептала Ульяна, и, резко повернувшись, торопливо зашагала назад.