Если бы я не умер, тучи пыли взлетели бы с лестницы и висели бы тут, пробитые лучами света. Комната, из которой выхожу в закулисье, содержит меня слепоглухим. Не понять, гримёрка это или выгородка для отдыха. Там я просто в световом растворе, а облик обретаю только за порогом. Спускаюсь по лестнице, иду к сцене, но не пылю. Призраки не топают. Лестница не скрипит, а ведь наверняка звучала бы каждая ступенька. Такие старые шершавые деревянные лестницы обязательно везде скрипят, но не тут.
Выхожу в самый центр сцены и попадаю в круг света. Ни разу не видел, кто же у прожектора. Или софита? Это не важно. Многоярусные ложи пусты, в рядах никого. Театр пуст, а на сцене только я. И опять забыл роль. Пока шёл, помнил свои и чужие стихи, прозаические миниатюры и даже длиннющие новеллы.
Но в световом пятне я уже не помню ничего. Жесты и потряхивания головой не помогают. Я опять всё забыл. Если бы тут было время, можно было бы отметить стотысячный провал спектакля. Или вековой юбилей, или тысячелетний. Здесь нет суточных перемен и сезонов не бывает. Бывает только полное отсутствие себя и выход за порог к лестнице. Бывает уверенность до выхода и вакуум в первый миг представления. Когда из всех своих ролей не помнишь ни единого звука.
Но ведь театр пуст! Никто не свистит и не топает, в лицо не летят насмешки и гнилушки. Никто не видит провала. Если вспомню хоть одну репризу, никто не увидит успеха.
Простояв в световом круге сто веков позора, безвестности и одиночества, призрак клоуна может уходить вверх по лестнице, ведущей вниз. В свой личный ад. Можно растворяться до следующего акта.
И я ухожу, не мешая пыли и паутине лежать там же, где и всегда. Даже специальное шаркание ногами не сдвигает ни пылинки. Не уверен, что помню, кто я. Наверняка я знаю только одно: антракт короткий. Одна секунда вечности.