Дано мне тело – что мне делать с ним
Таким знакомым и таким моим?
О. Мандельштам
Что общего между законами о «copyright » и принципом « habeas corpus » ? В том, что и те (законы) и другой (принцип) защищают право на что-то.
«Copyright » - право на воспроизведение – текстов, музыки и т.д. (хотя часто это лукаво переводят как «авторское право»), «habeas corpus » - право владения собственным телом. В наше время, однако «copyright» и «habeas corpus» все чаще оказываются в конфликте, из-за того, что общими оказываются теперь не только на абстрактные принципы, но пересекаются и конкретные области их применения, а выводы из этих принципов получаются разные.
О принципе «habeas corpus » в наши дни говорят сравнительно мало, поэтому есть смысл несколько подробнее рассказать о его истории и содержании. По смыслу выражение может переводиться как «да владеет [своим] телом», но в юридическом аспекте речь идет о том, что никто не может быть подвергнут аресту без законного, подтвержденного решением суда, основания, т.е. о защищаемой авторитетом суда неприкосновенности личности.
Англичане заслуженно гордятся тем, что сыграли выдающуюся роль во внедрении этого принципа в современное право. Уже «Великая хартия вольностей» («Magna Carta»), подписанная королем Иоанном Безземельным в 1215 году, содержала положения, по духу близкие к будущему «habeas corpus», ограничивавшие как произвольный арест, так и произвольный захват собственности.
В английском законодательстве собственно « Habeas Corpus Act » был принят парламентом в 1679 году, и запрещает произвольный арест, точнее, всякий заключенный, сам или через посредство друзей, может обратиться к правосудию, с тем, чтобы, так сказать, получить возможность распорядиться своим телом, и лично предстать перед судом для выяснения его законности. Никто не может быть подвергнут аресту в силу решения, применимость которого оставлена на усмотрение администрации, не говоря о каких-нибудь коммерческих структурах.
Тем более произвольному аресту или наказанию не должна подвергаться какая-либо часть тела. «Habeas Corpus» подразумевает защиту его целостности – даже в жестокие старые времена она не дожна была, во всяком случае, нарушаться без судебного решения, а в современных цивилизованных странах по идее вообще исключаются наказания, связанные с нарушением этой целостности – каждый может, однако, напомнить себе о практике отрубания рук согласно шариату и задуматься о том, что означает цивилизованность.
Конфликт с другими принципами и законами начинает возникать тогда, когда не очень ясно, где проходят границы этого самого «corpus».
Инстинктивно большинство людей склонно трактовать их расширительно – не зря ведь жену иногда называют «половиной». Многие до какой-то степени склонны воспринимать свой дом или свою машину как продолжение тела. Еще более расширительная трактовка - смешивать «свое» и «чужое» - это не обязательно пережиток «первобытного коммунизма». Совершенно неправильно считать, что «прогресс» делает границы тела более четкими – наоборот, они явно вот-вот рухнут под натиском современных технологий.
Вспоминается эпизод из одного польского фильма – умирает старая женщина, герой войны (она сражалась на стороне англичан). В свое время ей, за счет английского государства, был установлен протез бедренного сустава, который содержит платину. Из посольства приходит представитель и пытается потребовать назад ценный протез, являющийся собственностью государства.
Немалому количеству людей в определенном возрасте под кожу груди устанавливаются кардиостимуляторы. Но кому они принадлежат? Кому принадлежит их программное обеспечение?
Кому принадлежат вживляемые под кожу чипы? Хотя бы те, очень полезные, которые должны впрыскивать по графику в кровь лекарства или не дать потеряться ребенку?
Но это, все же, на сегодняшний день, пожалуй, крайности. Поговорить стоит о чем-нибудь куда более обычном.
Музыке, фильмах, домашнем софте. О том, к чему легко привыкаешь, что легко начинаешь ощущать частью себя, с чем жалко расставаться. Если не частью себя, то, по крайней мере, частью дома, который тоже инстинктивно считаешь своим продолжением.
Все это не очень четко, расплывчато, не очень просто и не всегда хочется объяснять словами, и в то же время так понятно!
Кто-то скорее ощущает домом свою машину, гараж или сарай на даче, чем дом или квартиру, в которой приходится жить. Сколько молодых людей воспринимает как часть своего тела наушники?Но в любом случае речь идет о той домашней среде, о скорлупе, об уютной оболочке, которая защищает тебя от недоброго внешнего мира. То, что в ней находится, ты воспринимаешь, как свое. Лучше, разумеется, чтобы чувствовать себя комфортно, чтобы это тебе и правда принадлежало.
Но именно здесь, на уровне быта и домашнего уюта, и начинается конфликт поддерживаемого инстинктами «habeas corpus » и современных законов о копирайте, трактуемых все более расширительно.
Естественно, если что-то мы воспринимаем, как свое пространство – свой дом, свой автомобиль, тем более нам хочется, чтобы вещи внутри тоже принадлежали нам. Мы готовы сделать исключение для того, что нам кто-то одолжил, но почему мы вынуждены делать исключение для того, что мы честно приобрели? Но ведь именно такова ситуация с большинством музыкальных произведений, фильмов и компьютерных программ. Нас заставляют (в момент покупки, или чуть позже, при установке на компьютере) соглашаться с «пользовательскими лицензиями», которые фактически означают, что купленное нам не принадлежит, а дано в пользование на определенных условиях. Более того, средства контроля обычно «вмонтированы» в приобретенный продукт. Получается, таким образом, что мы перестаем быть хозяевами у себя дома.
Вот яркий пример. В большинстве фильмов теперь присутствуют так называемые региональные настройки. Купив DVD c фильмом в Чикаго, я могу, конечно, подарить его кому-нибудь в России, но при этом требуется смена региональных настроек, а если я использую легальную программу, то число смен резко ограничено – получается, что подарив всего несколько фильмов (или переехав с диском из страны в страну) я могу сделать программу неработоспособной. Разумеется, это произойдет, если я слишком уважаю законы, которые мне кажутся абсурдными в силу того, что инстинктивно мне « habeas corpus » ближе, чем « copyright ». Но ведь для того, чтобы обходить законы, в наше время требуются еще и технические навыки...
Если говорить о программном обеспечении, очень часто пользовательские лицензии содержат ограничения на число копий, которые я могу у себя установить, вплоть до того, что эти ограничения вступают в действие, если у меня имеется несколько компьютеров, и я хотел бы установить какой-то софт на каждом. Иногда это контролируется специальным модулем устанавливаемой программы, но очень часто (если не всегда) те программы, которые, как нам кажется, мы приобрели в собственность, содержат еще и дополнительные модули, которые шпионят за нами, и посылают информацию своим настоящим хозяевам во время каждого нашего выхода в интернет.
О том, что наша память перестает нам принадлежать, говорили уже многие – по крайней мере, память «внешняя», фотографии, письма. Еще недавно трудности носили, главным образом, технический характер, сводясь, грубо говоря, к трудности прочитать старую дискету или флэшку на новом компьютере. Но теперь все чаще место хранения нам не принадлежит вообще – согласитесь, надо быть очень склонным к самообману, чтобы воображать, что память, выделенная нам Гуглом или Фейсбуком для хранения дорогих нашему сердцу реликвий действительно нам принадлежит. Мало того, что мы можем неожиданно и безо всякой ошибки со своей стороны лишиться к ней доступа в результате хакерской атаки или сбоя системы, неясно еще, что с ней произойдет, если сам провайдер прекратит существовать в силу превратностей рынка. «И где все это?» - сакраментальный вопрос, пустое сотрясение воздуха. За исчезновение ведь никто не отвечает. А нас последнее время все больше соблазняют еще более сомнительной идеей «облачного» хранения персональной информации (т.е., распределенного, но, разумеется, без четкого распределения ответственности).
Конфликт между инстинктивным ощущением «себя» и требованиями закона о копирайте неизбежно ведет к конфликту, т.е. к нарушению закона и попыткам наказать нарушителей. В этом конфликте автор этой заметки не принимает чью-либо сторону – он просто анализирует ситуацию. Кто прав, кто виноват, вопрос, конечно, существенный, но прежде чем его решать, следует разобраться, что происходит.
Воровать – плохо, но не следует удивляться тому, что в стране, где население умирает от голода, будут воровать. Не следует удивляться тому, что воровать будут люди, которые чувствуют себя обворованными сами.
Может быть, стоит напомнить именно здесь, что законы о копирайте, это вовсе не законы о праве авторов на справедливое вознаграждение. Авторы тоже чувствуют себя обворованными. Даже знаментости в области шоу-бизнеса получают незначительную долю того, что получают компании, вынуждающие авторов передавать им свой копирайт. В более близкой мне научной области я недавно был поражен тем, что почтенное научное издательство «Elsevier » требует от авторов сумму в 3000 долларов за то, чтобы их собственная статья находилась в открытом доступе. Разумеется, в науке авторам давно уже никто не платит гонораров.
Все это, впрочем, цветочки, так что давайте лучше вернемся к куда более острому вопросу вторжения законов о копирайте в область нашего распоряжения собственной личностью и собственным телом, т.е. собственно «habeas corpus», и посмотрим, какие нас здесь ожидают перспективы.
Перескочим, как через малосущественное, через правила создания личных страниц в социальных сетях, где действует принцип, кто первый застолбил какое-либо имя, тот им и пользуется. Имена уже давно не наши. Займемся все-таки вопросом прямого вторжения технологий и связанных с ними законов о копирайте.
Приходилось вам слышать о генетическом программировании? Наверное, только в применении к «выращиванию» компьютерных программ методами, напоминающими биологическую эволюцию? Что-нибудь из Википедии, вроде «Программа должна быть закодирована в таком виде, чтобы легко было автоматически вносить случайные изменения (оператор мутации) и объединять два алгоритма в один (оператор скрещивания).»
Слышали вы, наверное, и про генную инженерию, но совершенно в другом контексте – ну как же, генетически модифицированные организмы, ГМО. «Это определение может применяться для растений, животных и микроорганизмов. Генетические изменения, как правило, производятся в научных или хозяйственных целях. Генетическая модификация отличается целенаправленным изменением генотипа организма в отличие от случайного, характерного для естественного и искусственного мутагенеза.»
Может быть, приходилось слышать и о попытках создания компьютеров, основанных на использовании свойств ДНК и РНК. «Метод ДНК позволяет сразу сгенерировать все возможные варианты решений с помощью известных биохимических реакций. Затем возможно быстро отфильтровать именно ту молекулу-нить, в которой закодирован нужный ответ.»
А теперь давайте подумаем, как все это выглядит в комплексе, вместе – ну и еще с учетом «копирайта» на программное обеспечение.
Неясно, увенчается ли успехом идея создавать компьютеры на базе ДНК или РНК. Но идея применять на субклеточном уровне достижения программирования, несомненно, вполне осуществима и активно изучается. Области применения этой идеи многообразны. Одна из возможных областей – генная инженерия. Не только в применении к растениям и животным, но и к людям. Как всегда в подобных случаях упоминаются наиболее благородные мотивы – продление жизни, лечение тяжелых болезней. Если взять у больного его собственные клетки и должным образом генетически модифицировать, они не будут отторгаться его собственной имунной системой. А при этом они могут начать вырабатывать инсулин (у диабетиков), какие-нибудь другие гормоны у больных какими-нибудь другими болезнями.
На программный продукт давно уже распространились законы о копирайте. Вполне естественно, если они будут применяться и к программируемым генетическим изменениям. « Copyright » снова оказывается в конфликте с « habeas corpus ». Получается, что подвергшиеся спасительному воздействию клетки не являются моими, они просто даны мне в пользование владельцем копирайта...
Кто-то, может быть, думает, что подобное генетическое вмешательство окажется чем-то исключительным и будет применяться только в редких случаях. Скорее всего, как только какая-то процедура окажется по-настоящему освоенной, все будет ровно наоборот. Она будет применяться как можно более широко, но при этом владельцы копирайта будут настаивать на максимально жестком соблюдении законов. Не все опасные болезни, тот же диабет, являются редкими. И почему надо думать, что программируемые генетические изменения будут применяться только для лечения серьезных болезней?
Спору нет, сейчас на пути использования программируемых генетических изменений закон ставит много препятствий, но как только процедуры станут доступными, и заинтересованных – достаточно много, препятствия, скорее всего, падут.
Почему бы не использовать программируемые генетические изменения для выращивания волос у лысых? Модификации цвета кожи? Изменения пола без хирургического вмешательства?
Программируемая генетика – быть может, дело и не столь уж близкого будущего, хотя конфликт нашего базового инстинкта – владения собственным телом, и копирайта, здесь наиболее очевиден.
Но более элементарные «дары данайцев», благодаря которым «habeas corpus» и «copyright» оказываются в неразрешимом конфликте, уже заняли свое место в повестке дня.
Жизнь должна быть проще, живешь ради удовольствия – на уровне мотивации людей приучают именно к этому. Но за счет чего жизнь должна быть проще, чем за это придется расплачиваться? Ответ – в конечном счете за все придется расплачиваться собой, халявы на практике не существует. Например, за стремление к удовольствиям расплачиваться придется сенсорным голодом. За стремление к упрощению...
«Но все ту же струну обрывает дурак
И страдает, не знаю, как.»
Пример. Много лет назад пользователей компьютеров «перестроили» с использования инструкций, написанных, например, на английском, на пользование «иконками», где нужно догадываться, какой значок с каким предписанием к действию соотнесен. Некоторое время назад рекламировали тактильные экраны, как замену клавиатуры. Теперь рекламируют (как более простые) еще более прогрессивные методы взаимодействия с компьютерами – путем, например, жестикуляции или голоса. Но ведь все эти нововведения вовлекают в работу новые части мозга, вместо очень ограниченной, требовавшейся для работы с клавиатурой, которые иначе могли бы заниматься чем-то другим. Короче, вместо того, чтобы думать, человек вынужден принимать участие в каком-то цирке. Следстиве – дебилизация или прогрессирующая усталость, в причинах которой человек не отдает себе отчета. При этом никакого «материального» внедрения в тело не происходит, но оно волей-неволей начинает служить каким-то необязательным внешним задачам.
Вернемся к имплантируемым чипам. В начале нашей статьи мы сказали, что пока это скорее крайний случай. Но так ли это? Еще в 2004 году нашумело объявление, что ночной клуб
(Baja Beach Club в Барселоне) предложил имплантировать RFID чипы под кожу своим постоянным посетителям, которым не придется больше «ждать в очереди, чтобы заплатить за вход». Как сообщала пресса, «Ночной клуб превратил ночи вторника в «ночи имплантов», чтобы гости могли получить чип между выпивкой и танцами. Как признает фирма ADS (Applied Digital Solutions), маленькое устройство – «размером примерно как рисовое зерно» - сможет в скором времени заменить кредитные карты или использоваться для хранения медицинских или имеющих значение для безопасности данных.
Заметим, что чуть позже в том же году американская администрация в лице FDA (комитета, разрешающего использование лекарств и т.п.) разрешила использование имплантируемых чипов (та же технология RFID – радиочастотная идентификация).
Продолжим пунктир чуть дальше.
В 2006 «Chicago Tribune » писала об охранной фирме в штате Огайо, шеф которой установил RFID чипы себе и двум своим служащим. По ее данным, в этот момент в США около 70 человек имело уже имплантированные чипы. Не так уж и много. Надо отдать должное, по вопросу о допустимости имплантов разгорелась бурная полемика. Но, как отмечала газета, дело не ограничивалось одними Штатами. Сотрудникам отдела по борьбе с оргпреступностью в Мехико давно уже установлены чипы. Установлены они и примерно 2000 клиентов ночных клубов в Барселоне и Роттердаме.
RFID Gazette в 2007 г. признавала, что люди пока что сопротивляются идее установки чипов, и у них есть для этого кое-какие основания – оказалось, например, что их легко считывать при помощи RFID сканнеров, что они не вполне защищены от хакеров. Одновременно газета утверждала, что число пользователей чипов растет, и приводила примеры, чтобы показать, что именно привлекает в установке чипов.
Кто делает это из научного любопытства, как профессор Кеннет Уорвик в Ридинге в Англии – он говорит, что это, с одной стороны, помогает лучше взаимодействовать со своим окружением (открывать двери, зажигать свет, работать с компьютером, не прикасаясь к нему), а с другой – изучать взаимодействие имплантов с нервной системой. Для этой цели он даже имплантировал два чипа. Кто, как Меган Трейнор, чтобы чип служил частью интерактивной художественной выставки. Кто, как Амаль Граафстра – просто для удобства, по его мнению, это удобнее, чем носить с собой ключи. Насчет угроз безопасности, он говорит, что чипы несут ничуть не больше риска, чем другие технологии.
Понятно, что описание всех этих случаев несет в себе скрытую рекламу.
В 2011 Washington Post писала, что в Мексике, где за последние годы число похищений выросло более чем в три раза, установка чипов превратилась в повседневную практику для тех, кто может заплатить за них. За установку приходится платить около 2000 долларов, и по 2000 каждый год. Правда, как пишет газета, это не очень помогает находить похищенных, поскольку сигнал слишком слаб.
В этой заметке мы вовсе не пытаемся выступить за или против каких-то теорий глобального заговора, хотя, конечно, разговоры об имплантированных чипах очень часто связаны с ними. Наши выводы лежат совсем в другой плоскости, или, лучше сказать, чтобы не напрашиваться на насмешку, совсем в другом пространстве.
Давно известно наблюдение, что поведение человеческих обществ, в зависимости от исторического периода и страны, больше или меньше напоминает ту или иную психическую болезнь. Бывают периоды и страны, когда в глаза бросаются истерические черты. Бывает, что общество кажется жертвой эпилептического припадка. Бывает, когда торжествует бред параноика. На наш взгляд, современным обществам западного типа (отчасти включая Россию), на сегодняшний день ближе всего шизофреническое расщепление личности.
Для шизофрении характерна противоречивость аффекта, желание сочетается со своим отрицанием. Соответственно, сознание склонно выделять из общего потока как стимулы, поощряющие это желание, так и антистимулы, способствующие его подавлению. Хочется демократии, но не хочется ее результатов, если, например, воля народа направлена против так называемых прав человека. Взять хотя бы ту же «арабскую весну».
В противостоянии «copyright » и « habeas corpus » чувствуется такое же шизофреническое расщепление. С одной стороны, хочется все больших удобств и удовольствий. Чтобы ими пользоваться, предлагается частично отказаться от власти над собственным телом, в более широком смысле, собственной личностью, и передать эту власть тем или иным владельцам «копирайта», ведь устройства, управляемые специализированными программами, возьмут на себя решение утомительных повседневных задач, и решат их быстрее и лучше. Во всяком случае, в этом направлении очень эффективно работает массовая пропаганда, реклама, телевидение, кино, журналы и книги. С другой стороны, инстинкт говорит, что «хабеас корпус» - неотъемлемое право каждого, и как бы он ни уважал законы, в том числе, законы о копирайте, природа толкает на их нарушение, особенно в той области, где они приходят в противоречие с правом человека распоряжаться собой.