В течение этого разговора, а длился он несколько часов, я время от времени поглядывал на Павлуновского. Внутренне собранный, он переводил взгляд с одного специалиста на другого, в глазах угадывалась напряженная работа мысли. Если что-то оказывалось непонятным, он, не стесняясь, просил пояснить. И тут я понял: крупный хозяйственный или партийный руководитель, конечно, не может да и не должен знать во всех деталях каждый утверждаемый им проект так, как знает его автор. Но руководитель должен уметь мыслить по-государственному, вот что для него обязательно. Иван Петрович Павлуновский сразу уловил главное: пушка будет изготавливаться из отечественных материалов, на отечественном оборудовании, конструкция ее тоже будет отечественная. Эти обстоятельства и определили его принципиальное отношение к проекту. А затем уже он начал консультироваться со своими помощниками, стремясь вникнуть в детали. Особенно его заинтересовала технологичность пушки: какова будет в изготовлении — проста или сложна? Впервые в своей практике я услышал именно от него, что при разработке конструкции, технологии и технологической оснастки нужно стремиться к тому, чтобы общая норма времени на изготовление детали была бы минимальной, норма вспомогательного времени по возможности близка к нулю, а машинное время (время, затрачиваемое на обработку детали резанием) было бы относительно большим.
Впоследствии Иван Петрович добился того, что вопрос об учете машинного времени был поставлен на заседании Совета при наркоме.
— Важны не станко-часы,— докладывал он на заседании.— Что такое станко-часы? Это число станков и рабочих, то есть ресурсы промышленности. А как они используются? Мы учитываем работу станочного парка по потерям — каков процент простоев. И выходит, что станки используются на восемьдесят пять — девяносто процентов. Но подсчитаем машинное время станка — время резания, фрезерования, сверления и так далее. Чем больше доля машинного времени, тем, значит, лучше используется станок. Так вот, если мы с этих позиций подойдем к оценке работы заводов, то окажется, что на многих станки используются всего лишь процентов на тридцать — тридцать пять… Надо ввести учет по машинному времени. Он заставит руководителей активнее совершенствовать технологические процессы, добиваться сокращения вспомогательного, подготовительного, заключительного и прибавочного времени, увеличивать число приспособлений, предпринимать другие меры…
Таков был Павлуновский. Мне приходилось позже встречаться с ним и на нашем заводе и на других. Я всегда поражался его способности быстро разбираться в деле и тут же принимать решения. Часто приезжал Павлуновский на артиллерийский полигон — на испытания опытных образцов новой пушки. Если обнаруживались недостатки, он не ругался, не разносил конструкторов, как некоторые другие начальники, а подбадривал. Чем труднее было, тем более чуток бывал он. А ведь люди отзывчивы на добро, очень отзывчивы! И они тянулись изо всех сил, одно умное слово руководителя действовало куда лучше иных долгих и нудных разносов».
Хочется обратить внимание читателя – Павлуновский пытается заинтересовать конструктора не качеством произведённой им продукции (в данном случае – перспективных образцов вооружения), не количеством «станко-часов», но количеством простоев. То есть чем интенсивнее работает оборудование завода – тем качественней работает по мнению бывшего чекиста и начальника охраны Троцкого сам завод. А что завод тем временем производит, его как-то не интересует. И то, что количество станко-часов зависит от квалификации персонала, от объёмов заказа и наличия запчастей (те же станки от интенсивной работы горазды изнашиваться), его тоже не очень интересует. Кроме того, на завод «Красное Сормово» компания «Рейнметалл» обязалась поставить специальные станки, но к тому времени поставки ещё не были завершены. А Павлуновский, либо не в курсе, либо в курсе, но – гонит показатели. Подход конечно, интересный… Тем не менее Павлуновский, которого Грабин описал как «русский богатырь» за косую сажень в плечах, быстро сориентировался, когда увидел чертежи Ф-22. Он быстро вызвал из приёмной ранее не замеченного Грабиным бывшего поручика одного из гвардейских полков и попросил оценить проект первой полууниверсальной дивизионной пушки. Поручик на беглый взгляд дал прекрасную рекомендацию. Таким образом Ф-22, после ряда доработок пошла в серию, но крайне ограниченным «тиражом», о чём речь зайдёт немногим позже.
По поводу смерти Серго Оржоникидзе в 1937 году можно утверждать однозначно – был инфаркт под давлением каких-то шикирующих обстоятельств, от которого 2-й секретарь Северо-Кавказского обкома скоропостижно скончался. Произошло это после встречи со Сталиным в Кремле. Что там могло между ними произойти, одному Богу известно. Впрочем, Юлия Ларина, любовница Н.Бухарина, встретившая Орджоникидзе в этот день, утверждает в своих воспоминаниях: Серго был в приподнятом состоянии духа, весел и никак не походил на роль жертвы. Но нас в факте загадочной смерти соратника Сталина должно заинтересовать другое обстоятельство. Единственный, кто находился в квартире на момент инфаркта был его племянник – Георгий Виссарионович Гвахария. Бывший сотрудник советского полпредства в Лондоне, бывший работником наркомата тяжёлой промышленности и руководителем таких ударных строек, как Луганский паровозостроительный завод, Донецкий металлургический завод, Зуевской ГРЭС, Штеровской ГРЭС, Макеевский металлургический завод. С 1933-го он был назначен директором последнего и первым в РСФСР уже после отмены нэпа добился полного перевода предприятия на хозрасчёт, т.е. отмены государственных дотаций.
Он будет арестован, как и многие родственники, включая жену Орджоникидзе в 1937-м, обвинён в троцкистской деятельности и расстрелян. Повторимся: нет достоверных фактов, что Серго Орджоникидзе покончил жизнь самоубийством и тем более был застрелен – таких данных нет в медицинском заключении о смерти. Конечно, инфаркт могли спровоцировать специальные медицинские препараты, каковые уже тогда изготавливались в разных спецлаборатириях разных спецслужб. В Советской России такую лабораторию основал Генрих Ягода, хозяин ОГПУ и первый нарком НКВД, убеждённый троцкист. Именно в его времена, т.е. вплоть до 1927-го Коминтерн имел реальную власть в РСФСР, а его европейские и прочие секции являлись диверсионно-террористическими штабами по организации захвата власти во всех уголках мира. Даже ОГПУ было вынуждено иной раз запрашивать технические средства из Коминтерна, так как штаб мировой революции был несопоставимо лучше оснащён, чем разведка и контрразведка. А Гвахария в 1925 году направлен в Лондон на работу в советское полпредство. Именно тогда в пику миротворческой деятельности Сталина, стремящегося погасить идеи мирового пожара и начать техническое сотрудничество с буржуазными странами, британская полиция вскрыла в советском полпредстве самый настоящий подрывной центр со своей типографией, где печаталась литература соответствующего содержания. Англия уже тогда признала Страну Советов, а это грозило разрывом дипломатических отношений и откатом к недалёкому прошлому. Согласитесь, есть над чем призадуматься.
И, наконец: современный историк-исследователь А.Мартиросян утверждает: Ордженикидзе знал о военном заговоре верхушки РККА, который возглавлял Тухачевский. Знал, но своего партийного товарища, большевика Кобу так и не предупредил. Хотя они впервые познакомились, сидя в одной камере №3 Баиловской тюрьмы в Баку куда Ордженикидзе был помещён в 1907 году по обвинению в бандитизме. А после самоубийства Надежды Аллилуевой (факт самоубийства сейчас трудно отрицать!) Орджоникидзе и Киров были единственные, которые провели ночь вместе со Сталиным в опустевшей кремлёвской квартире. После чего, несмотря на убийство Кирова в 1934 году, где недвусмысленно просматривался след оппозиции, близкий друг Кобы стал всячески отрицать наличие вредительства, заговоров и угрозы военного переворота. Как, прикажите, Сталину относиться к нему? Это, не считая, ударного вредительства Тухачевского, которому способствовал Серго на своих ответственных постах вплоть до 1937 года.
Как уже говорилось, в области артиллерии Тухачевский собирался внедрить «динамореактивные орудия» Курчевского, так называемые безоткатные орудия. Помимо этого он и его соратники предполали оснастить РККА так называемым универсальным орудием. Сейчас трудно себе представить, но пытались в разных странах совместить принцип настильной и навесной стрельбы создав единую артсистему. Непонятно только зачем… И Тухачевский не заставил себя ждать. Он вычитал в американском журнале о первых экспериментах с универсальным орудием Т-1, из которого американские военные предполагали вести огонь по пехоте, по танкам и по воздушным целям.Т-1 как и последующую Т-2 справедливо раскритиковали. Но Тухачевского это ничуть не остановило! Он стал прямо-таки фанатом динамореактивных орудий. Ими пытались заменить дивизионную и зенитную артиллерию, устанавливать их в танковые башни. Беда в том, что у «безоткатки» открытый собоих сторон канал ствола. Имеет место быть при выстреле, как у гранатомёта, реактивная струя. Эксперимент, несмотря на разрушения опытных образцов при испытаниях, продолжался семь лет. Возражения опытных специалистов, вроде Грабина, Тухачевским и Павлуновским (бывший начальником охраны Троцкого, ведавший до 1937-го закупками вооружений для РККА) игнорировались. В одной из своих последних директив Михаил Николаевич напишет: «Доработать ДПР (динамореактивную пушку – АВТОР) с тем, чтобы уничтожить демаскирующее действие газовой струи. Срок доработки – 1 августа 1928 года. Поставить вопрос о совмещении зенитной пушки с противотанковой».
Интересно, но с 1января 934 года конструкторы Кондаков и Толочков предложили проекты безоткатных авиационных 76-мм пушек. В артуправлении РККА почему-то проект предложили переработать: сделать аналогичные ДПР калибра 45-мм, что конструкторами было выполнено на базе ОКБ АУ. Пушка была автоматическая: автоматика перезаряжания происходило за счёт энергии дульных газов. Питание пушки – обойменное: магазин устанавливался сверху казённой части и при выстреле ствол перемещался на 450 мм.. Происходила экстракция (выброс) стреляной гильзы – очередной «выстрел» плавно опускался в ствол. В 1936 был предложен проект 37-мм ротного ружья ДПР «АРКОН» (автоматическое реактивное Кондакова).По сути это был предшественник «панцерфаустов», которые у нас ошибочно именуются фаустпатронами, и «панцерштреков», используемых гитлеровцами в 1943-45 гг. Питание ружья было магазинным. По полю боя 37-мм перевозилось на колёсах, но при необходимости ДПР легко разбиралось: переносилось или перевозилось на конских вьюках. После полигонных испытаний в 1936-м «АРКОН» были установлены в крылья истребителей. Никаких дефектов при испытаниях снова не обнаружилось, но под давлением программы Курчевского все разработки были прекращены.
Параллельно Кондаков и Толочков начали работу над 37-мм автоматическими зенитными пушками (автоматами), в которых так нуждалась Красная армия. (Первой научной разработкой Кондакова было создание счетверённой ЗУ «максим».) к 1937-му было создано несколько опытных экземпляров. На стрельбах в 1936-м, у АКТ-37, правда до 5 раз не сработала автоматика. Но после доработки всего 10 пушек было заказано для бомбардировщиков СБ и ДБ-3. То есть зенитные автоматы комиссией Артуправления было принято использовать как авиационные! Но конструкторов и это дурость военных бюрократов не остановила: они принялись создавать разнообразные лафеты под АКТ-37 и добились самого эффективного результата. Был разработан лафет ЛАКТ (на двухосной повозке) и ТАКТ (тумбовой) для перевозки в кузове автомобиля ЗИС-12, что явилось предшественником создания ЗСУ (хотя впервые зенитную пушку 76-мм на станке Лендера установили аж в 1916 году). В апреле 1938 года зенитный автомат был представлен на повозке ЗУ-7. В ходе испытаний было сделано всего 5 выстрелов. Затем повозку с зениткой установили в кузов автомобиля ГАЗ-АА (только что поставленного в серийное производство) и совершили аж 340 км пробег. Прямо как в фильме «Большие гонки»…