1
— В половину второго автобус отходит, поторопись.
Мне вручили объёмную сумку предательски красного цвета, которую будет видно и в гуще многотысячной толпы. Напоследок мама обязала меня поцеловать её в щёку, а следом, когда я обернулся в дверях-гармошках старого, воняющего солярой, пыльного автобуса, она помахала мне рукой с улыбкой и плохо скрываемой тоской на лице. Кажется, она что-то прокричала напоследок, но в вокзальном шуме до меня не долетело ни единого её слова.
Вот и всё. Самый близкий человек теперь по другую сторону захлопнувшихся перед моим носом дверей, и я остался наедине с двумя десятками незнакомцев и знойной духотой, от которой через несколько минут начнёт подташнивать.
Я сел на свободное место у окна, не без труда уместил огромную сумку под ногами и уставился в затылки впереди сидящих пассажиров. Меня ждали незабываемые полчаса тряски в дьявольской душегубке. На всём пути автобус, как и всегда, будет трясти, так что следовало приложить немало усилий, чтобы меня не вырвало.
Каждое лето я ездил на дачу к своему одинокому дяде. И всегда эти поездки сопровождались той самой красной сумкой, которая была со мной и в этот раз. Она с самого начала стала для меня неким клеймом — в самом позорном смысле этого словца.
Не рассчитывайте, что я стану говорить, будто ездить к дяде мне жутко не нравится, и я предпочёл бы скорее засунуть подожжённую петарду себе в рот. Ничего подобного вы не услышите! Ездить к нему мне очень даже по душе. Единственно, что мне осточертело за все эти годы, так это сидеть в старом вонючем автобусе с постоянно кряхтящими дачниками. Порой, какая-нибудь упитанная старушка подойдёт ко мне и станет тереться животом о плечо или шмыгать носом, хотя насморка у неё и близко нет. А всё лишь за тем, чтобы я уступил ей место. В тех редких случаях я начинал изучать пейзаж за панорамой окна, игнорируя назойливую особу.
Автобус выехал за городскую черту и вскоре повернул с идеально гладкой поверхности федеральной трассы на потрескавшуюся дорогу, ведущую к дачному посёлку. По левой стороне, параллельно дороге, шла густая и пышная лесополоса из высоченных тополей и приземлённых лип, росших подле самых исполинов; по правую руку до горизонта простиралось заросшее жёлто-зелёной травой холмистое поле. Где-то за ним остался мой славный городишка с его многочисленными заводами, карьером и хвойным лесом.
Я продолжал сидеть неподвижно, чувствуя, как тело затекает, ног и вовсе не чувствовал, а долгожданная тошнота вовсю кричала о себе, стремясь вырваться наружу. Духота внутри салона стояла неимоверная, пассажиры, похоже, решили усугубить ситуацию, порядком надышав.
Я почувствовал, как по моей щеке вниз стекла капелька пота, а нос стал влажным как у собаки. Впрочем, вспотел я весь, начиная с головы, заканчивая пятками. И это ощущение липкости и грязи на моём теле убивали меня.
— Молодой человек, может, хватит наглеть? Соизвольте, наконец, подняться и уступить мне место, — услышал я недовольный бабий голос над ухом. Именно бабий, а не девичий или, на худой конец, женский. Потому что на меня смотрела самая настоящая баба с проседью в каштановых волосах, заплетённых в конский хвост; мутными карими глазами и сгорбленной спиной. Её лицо было испещрено серией мелких морщин, а узкие потрескавшиеся губы скривились от недовольства. Она была одета в длинную юбку без намёка на узор и строгую тёмно-зелёную кофту с блузкой.
В её словах было столько презрения, что я сжал от злости зубы и поднялся со своего места, не сказав ни слова. Она того не стоила. Краем глаза я заметил, что в мою сторону смотрит какой-то белобрысый паренёк с короткой стрижкой и веснушками на бледном лице. Для своих лет он был не в меру здоровым. Возможно, если бы он упражнялся с гирями, то приобрёл тело бодибилдера.
— Где только таких воспитывают, — с ещё более выраженным призрением в голосе фыркнула старуха. — И сумку свою не забудь. Хулиган! — добавила она с восклицанием не к селу не к городу.
Я взял свою сумку, которую теперь предстояло держать в руках, и тут же услышал голос того самого белобрысого веснушчатого паренька, наблюдавшего за нашей перепалкой:
— Хули… кто? — только и произнёс он как бы невзначай.
Фраза была короткой. Но, чёрт возьми, как метко было сказано! Я сказал ему огромное человеческое спасибо про себя, невольно улыбнувшись. И подметил, что не просто улыбаюсь, а хохочу. Кажется, несколько человек даже посмотрели на меня, но и только.
Старуха просквозила меня таким взглядом, будто я публично плюнул ей в лицо и потоптался грязными панталетами по её «шикарной» кофтёнке, но потом переключила своё внимание на паренька. Тот улыбался.
— Что ты сказал, подлец? Повтори!
— Я сказал: «Солнечно за окном», — ответил тот, продолжая нагло ухмыляться.
На этом всё кончилось. Да, вот так просто. Не было никаких яростных споров и разговоров про испорченность нынешнего поколения. Старуха — назвать её по-другому язык никогда не повернётся, хотя на вид её было лет 45 — отвернулась и стала глядеть перед собой, прищуриваясь от солнца.
А я перехватил свою красную сумку в другую руку и стал ждать, когда автобус достигнет моей остановки. Тем более ждать оставалось совсем недолго.
2
Это было просто прекрасно и неописуемо. Когда я вывалился из автобуса со своей поклажей, то вдохнул полной грудью, ощущая свежесть и свободу! И даже почувствовал лёгкую опьянённость и потемнение в глазах. Я был птицей, которую выпустили из клетки, где держали, казалось, последнюю сотню лет.
Помимо меня вышло ещё человек пять-шесть. Среди них был и тот веснушчатый парень. Мы с ним случайно переглянулись быстрыми взглядами, потом он направился вглубь по одной из тропинок между дачными участками. Тропинки располагались между участками подобно городским улицам и перпендикулярно врезались в дорогу, по которой следовал автотранспорт.
Мне следовало пройти вдоль дороги около 50 метров и завернуть на одну из тропинок, следом пройти ещё немного — и вот я уже у дядиного дома.
В лёгкой задумчивости я пошёл.
Вокруг было тихо. Здесь вообще всегда наблюдалась особая безлюдность. Машины и то разъезжали редко. Только кроны деревьев перешёптывались на лёгком ветру, а откуда-то издалека слышалось гудение электропоезда.
Всё-таки здорово было в начале летних каникул оказаться здесь, в этой знакомой с детства глуши. Пусть Интернет с телевиденьем отдохнут от меня, а я — от них. Настало время вспомнить, что в первую очередь я всё-таки человек, а уже потом зомби. Хех…
Наконец я оказался у высокой деревянной ограды, захваченной специально высаженным под ней вьюнком. Открыв калитку, моему взору открылся потрясающий вид на кирпичный дом с жилым чердаком и черепичной крышей. Передний фасад был высажен цветами: пионами, тюльпанами, хризантемами и даже парой кустов роз, меж которых змеёй была выложена тропинка из плиток. За домом виднелась часть огорода — менее красочного и совсем не радующего глаз. С начала весны дядя привёл это место в превосходное состояние, изрядно потрудившись. Теперь оно напоминало райский сад Эдема.
Я прошёл по тропинке к дому, зашёл внутрь. Внутри он выглядел так же хорошо, как снаружи. Я окликнул дядю, но ответом стала тишина. Странно. Хотя, возможно, мой родственник отлучился в магазин. Хотя, нет, тогда бы он запер жилище на замок. Значит, он где-то здесь.
Я бросил сумку у лестницы, ведущей на второй этаж, вышел наружу, обошёл дом и застал дядю на огороде. Он копался в помидорах — подвязывал каждый куст к воткнутому рядом штырю за верёвку.
— Дядь Коль, я приехал! — Я помахал ему рукой.
—О, Виталька! Ну, наконец-то! Я тебя заждался! — Он расплылся в улыбке, бросил работу и, помыв руки в бочке с водой, протянул мне влажную ладонь.
Мы поздоровались.
Дяде Коле было 38 лет, его виски уже тронула ели видимая седина, а вид был слегка утомлённым. Сам он был худым и низким. Конечно, не в такой мере, как я, но всё же. На нём красовалась чёрно-белая тельняшка и шорты ниже колен; на ногах простые сланцы. За последние годы он сильно постарел. Таким он стал после несчастного случая с тётей Олей. Об этом говорить он жутко не любил, но, бывало, во время вечернего чаепития дядя Коля раскрепощался и становился сговорчивее.
— Как-то поздно ты помидоры сажаешь, — заметил я.
— Нормально! Их в начале июня сажают, — отмахнулся он, хлопнув меня по плечу. — Пошли в дом, будем тебя кормить.
Я мог бы сказать «Да нет, что ты, какой там! Я дома поел перед отъездом!» Но это было бесполезно. Да и в самом деле после автобусной душегубки у меня проснулся аппетит. Точнее, чуть позже, по пути сюда, когда я оказался на свежем воздухе и блевать расхотелось.
Дядя Коля пошуровал на кухне, посадив меня за обеденный стол у окна, и буквально через пятнадцать минут поставил передо мной тарелку с яичницой и кусочками колбасы в ней. Выглядело незамысловато и аппетитно. Пища для таких обычных людей, как мы. Рядом он поставил вместительный стакан с холодным клубничным морсом. Дома такого и не стоило ожидать. Там была другая еда, может, такая же вкусная, но другая.
— Ну, рассказывай, — услышал я довольно банальную фразу. С неё всегда начинают бабули с дедами, ожидая твою развёрнутую историю из первых уст, включающую события, которые произошли с вашей последней встречи.
Но тебе лень. Тебе вообще не интересно пересказывать эту рутину, не заслуживающую того, чтобы её озвучить.
Но дядя Коля был уважающим человеком. По крайней мере, в моём понимании. Так что я вкратце пересказал ему, как расправился с контрольными за 8 класс и в очередной раз повторил традицию сжигания дневника на ближайшей помойке. Он в ответ покачал головой, но не смог удержаться и улыбнулся. В который раз.
— Ну вот, ещё три года, и всё, — нерасторопно произнёс он, дав мне возможность доесть обед, — прощай школа.
Я кивнул в ответ. Запил остатки вкусной яичницы с колбасой морсом, вытер рот рукавом и с глубочайшим облегчением вздохнул. Вот так нужно встречать гостей.
— Ах да, — продолжил дядя Коля, — если пойдёшь на речку — а я знаю, ты пойдёшь, — то будь осторожней. Там обрыв подмыло, близко к нему не подходи. Понял?
— Да, — кивнул я. Ослушаться своего дядю у меня и в мыслях не было. Дело обстояло не только в доверии, но и в реальной опасности. — Кстати, я пока шёл, заметил, тут у вас много новых домов. Когда успели?
— Как весна наступила, так и начали строить. Хотя нет, вру, начали с осени, а сейчас продолжают. Кстати, ты ещё не видел, что с другой стороны понастроили. Сходи посмотри потом.
— О’кей.
Дядя Коля ещё немного поспрашивал меня о городской жизни. На сытый желудок, признаться, беседа пошла куда как приятней и активней. Отвечать на дядины вопросы не было верхом удовольствия, но он не спрашивал про друзей и девушек, и за это стоило отдать ему должное.
Под конец, после часа полноценного общения, когда обстановка разрядилась до конца, и на душе появилось чувство уюта и безмятежности, дядя Коля хлопнул руками по коленям и сказал:
— Ну ладно, пойду доделывать работу. Ты пока разбирай свои вещи, весь второй этаж в твоём полном распоряжении.
— Подожди! — вспомнил я. — Мама тебе кое-что передавала.
— Да ладно? Неужели моя сестрица вспомнила обо мне?
Этот риторический вопрос стоило расценивать как шутку, о чём недвусмысленно говорил его дружелюбный оскал.
Я полез в сумку за тем, что предназначалось для моего родственника. Через полминуты на столе перед дядей оказались старые часы с кукушкой и банка консервированных лечи, собственноручно приготовленная мамой.
— Ох ты ж! — довольно отозвался дядя Коля, рассматривая подарок. — Лечи, это очень даже хорошо. Устроим сегодня нам маленький праздник за ужином. А часы, я так понял, нужно починить?
Я кивнул.
Дядя Коля вздохнул и покачал головой.
3
Второй этаж нравился мне больше первого, как, возможно, и любому другому ребёнку. Я руководствовался правилом: чем выше, тем лучше. Когда я взобрался туда по лестнице, меня ожидала знакомая комната с оранжевыми узорчатыми обоями и окном у дальней стены. Здесь тоже было прибрано: полы вымыты, маленькая люстра протёрта до блеска, на окнах свежевыстиранные занавески, помещение проветрено.
Надо заметить, второй этаж был меньше первого. Во-первых, он находился на месте чердака, и две стены были как бы вдавлены под небольшим углом внутрь из-за покатой крыши; во-вторых, здесь имелся балкон, на который вела узкая дверь, расположенная по другую сторону от окна.
Из мебели здесь были деревянная кровать с толстым и мягким матрасом, книжная полка, письменный стол со стулом и прикроватная тумбочка, над которой подвешен светильник. Одним словом, обстановка скупая. Но я сказал бы, что здесь не было ничего лишнего.
Поставив красную сумку, уже немного полегчавшую, у тумбочки, я начал разбирать вещи, которые мы с мамой собирали на пару. Телефон с зарядным устройством и наушниками я положил сверху, на видное место, а вот запасной комплект вещей расфасовал по двум полочкам. «Таинственный остров» Жуля Верна, недавно купленный в книжной лавке, я положил на письменный стол. Блокнот с ручкой — туда же. И вроде бы на этом вещи заканчивались, я не мог понять, как это всё могло весить так много.
Теперь можно было считать себя свободным. Моя чёрная душонка отказывалась идти помогать дяде на огороде, да я старался об этом особо и не думать. Тем паче, он меня никогда не просил помочь ему.
Немного отдохнув на кровати, меня одолела тоска, и я решил сходить до одного своего хорошего друга. «Друга по даче» — как говорил дядя Коля, посмеиваясь при этом. Переодевшись в чёрные шорты с футболкой серого цвета без рисунка, я предупредил дядю, что ухожу, и направился к Ванилину.
4
Высокий кирпичный забор с железными пиками по верху, несколько кустов сирени и шиповника, растущих подле него, и аккуратная подъездная дорожка из белой плитки — вот что меня ожидало у дома моего друга Вани, которого я иногда называл Ванилином.
Кличка довольно точно давала понятие о том, что из себя представляет мой друг. Ваня был скуластым парнем со светлыми волосами, моим одногодкой, который, как по мне, слишком много времени уделял своей внешности. Он любил причёсываться, часто переодеваться в новые вещи и временами ныл, когда его одежда вымарывалась. Одним словом, был слегка ванильным. Отсюда и появилась кличка Ванилин. С другой стороны, она была схожа с его именем, так что подходила просто идеально.
Я подошёл к массивной деревянной калитке, которая смотрелась солидно, как, впрочем, и сам дом, и позвонил в звонок, ожидая приятеля.
Район, в котором была дача их семьи, считался элитным. Улица здесь шла ровная, забетонированная, без единой выбоины или кочки. Все дома смотрелись ухожено, будто кукольные.
Когда по ту сторону послышались шаги, и дверь плавно отошла в сторону, передо мной возник Ванилин. На нём были чёрные джинсы и не застёгнутая красная рубашка в клетку, под которой виднелась футболка той же расцветки. Волосы были короче обычного, теперь он носил «горшок».
— Святоша? — Ваня приподнял брови. — Не думал, что ты приедешь к нам так рано. Заходи. — Мы поздоровались, и он сделал приглашающий жест.
— Завязывай называть меня Святошей.
— А ты завязывай называть меня Ванилином, — пробубнил он. Голос у приятеля, как и всегда, звучал тихо и нерасторопно. Порой было трудно расслышать его речь.
Я проклинал тот день, когда он начал называть меня Святошей. Мне казалось это преувеличением, если не неправдой. Себя я считал «правильным» подростком, не совершающим ничего незаконного, чего нельзя было сказать о Ване. Но святым я не был, и нимб над головой у меня не светился.
— Пошли в дом, я тебя познакомлю кое с кем, — сказал Ванилин, когда мы шли по тропинке, окружённой сочно-зелёным газоном, молодыми яблонями и кустами вишни.
Честно признаюсь, такие моменты я не любил. Я говорю про те моменты, когда тебя хотят с кем-то познакомить. Это означает, ты должен улыбаться и махать, как те пингвины из мультфильма. Конечно, иногда новый знакомый — это даже хорошо. Возникают новые темы для разговоров и возможность погулять с этим человеком. Но при всём при том, новый человек был для меня тёмной чередой событий, которую я стремился преодолеть как можно скорее, и поделать с этим я ничего не мог.
— Надеюсь, это не алкоголик или растаман? — в шутку поинтересовался я.
— Нет, — на полном серьёзе произнёс Ванилин.
Мы вошли к нему в дом. Несмотря на далёкое от бедного финансовое положение семьи моего друга, дом был не большой. Он скорее напоминал уютный охотничий домик, нежели дворец. Внутри всё было из дерева: и стены, и пол, и потолок. В прихожей висело несколько картин с морскими пейзажами, слева сквозь огромную панораму проникал тёплый солнечный свет. Комната Вани была в самой глубине дома, так что после прихожей мы прошли через маленькую кухню, оснащённую по первому классу, и более просторный зал, в котором царствовала прохлада и свежесть.
— А это что за девайс? — спросил я, остановившись посредине комнаты.
— А, это «Сонька». Третья, — барским тоном ответил мой друг, глянув туда же, куда и я — в сторону плазмы, рядом с которой стоял белый корпус шикарной приставки «Sony PlayStation 3».
Да… такие подарки дарят Ване с определённой постоянностью: от праздника к празднику, от повода к поводу. Я хотел бы сказать: «Вот и мне бы таких родителей, которые заваливали бы меня столь классными подарками», но мои настоящие родители были ничуть не хуже, хоть и жили мы, будем говорить, скромнёхонько.
В комнате моего друга нас ожидал паренёк, по виду младше нас года на 3. Он казался мелковатым для своих лет и напоминал недоношенного котёнка, родившегося меньше и слабее остальных. Он посмотрел на меня светлыми голубыми глазами и представился:
— Матвей.
— Виталя, — ответил я на рукопожатие. Рука у нового знакомого была мягкой и потной. Я знал, что, скорее всего, сейчас наступит неловкое молчание, как это часто со мной происходило, но я предотвратил этот мелкий казус: — Ты здесь живёшь или у вас тут дача?
— Дача, — по-простецки ответил Матвей. Этот парень, как мне показалось, напоминал мне самого меня. Отвечал короткими фразами, без лишних слов.
— А где твои родители? — обратился я к Ванилину, присевшему на подоконник.
— В магазин поехали, — ответил он.
— Да тут идти меньше пяти минут, — сказал я.
Друг только развёл руками, мол, они у меня необычные, ездят исключительно на спортивном авто, и неважно сколь велико расстояние до пункта назначения. У их семьи был «Бумер» X-6 цвета бардового металлика с низкопрофильным литьём. Я поймал себя на мысли, что если бы у меня был такой автомобиль, то я тоже с большой вероятностью ездил бы до местного продуктового на таком.
— Мы тут планировали посетить местное картофельное поле, — улыбаясь, произнёс Ванилин, глядя на Матвея. Тот улыбнулся в ответ.
— Но я только за компанию, — попытался оправдаться Матвей.
— Ваня, — заговорил я как можно серьёзнее, однако вышло наиграно, — кончай свои растаманские игры. И не втягивай в них Матвея.
Дело в том, что мой друг уже второй год к ряду ходил на картофельное поле, близ которого, практически впритык, росли небольшие конопляные заросли. Ваня аккуратно складывал сорванные листья дурман-травы в целлофановый мешочек и сушил втайне от родителей на бане. А через месяц начинал курить плоды своих трудов. И делал он это исключительно в моей комнате на втором этаже: обычно на балконе, но, бывало, и внутри. Меня это, понятное дело, не устраивало. Я хоть и не курил эту паршивую дрянь, но невольно вдыхал её аромат, находясь рядом.
— Да ладно тебе! — запротестовал Ванилин. — Раньше ты не жаловался!
— Вообще-то жаловался, — ответил я, и говорил чистую правду. Только, видать, мой друг уже успел прокурить себе все мозги.
— Да? Хм, ну и ладно. — Ваня махнул рукой, мол, проехали. — Ну, так ты с нами?
— Конечно с вами, — сказал я. Помогать ему собирать «урожай» я и не думал, но сходить, что говориться, за компанию был не прочь. Тем более, мы не виделись с Ванилином целых 9 месяцев, даже чуть-чуть больше.
— Эй, а я? — прорезался голос Матвея.
— А ты с нами, — безапелляционно отрезал мой друг. — Я же спрашивал Виталю, хочет ли он пойти С НАМИ. Смекаешь?
Матвей кивнул.