Ила Опалова
Манускрипт Ежова
Маленькая фантастическая повесть
Памяти монахинь
Ново-Тихвинского монастыря
близ села Булзи.
Взгляд монашки, спокойный, словно проникающий, раздражал чекиста. Она его не боялась, хотя ей было известно, что три ее товарки умерли от истязаний, а две тоже не жилицы.
«Поди, думает, что они в раю, и торопится следом», – зло усмехнулся мужчина.
– Слышь, ты, овца небесная, если не скажешь, чем вы тут, в обители, занимались, мы все спалим к Богу вашему, – проговорил он сорванным голосом.
– Молились и работали, – как-то особо певуче ответила монахиня, лицо ее было светлым, чуть румяным.
Чекист обвел глазами трапезную с узкими проемами окон. Его тошнило от застоявшегося кисло-сладкого запаха еды и икон. В углу тонким ажуром сверкнула натянутая паутина. Он подошел и провел темными, с забившейся под ногти грязью, пальцами по сияющей тонкости узора, и красота исчезла. Только толстый паук резво бросился прочь спасать свою мелкую жизнь.
Мужчина брезгливо шеркнул несколько раз пальцы о галифе и процедил, возвращаясь сузившимися глазами к монахине:
– Ага, еще расскажи, какое здесь образцовое хозяйство, какие в монастыре замечательные коровы. А я вижу, что вы не заработались. Вон, сама, какая – кровь с молоком! Жрала тут, телеса наедала, как паучиха, а народ бедствовал, жилы вытягивал, беспробудно работая…
– Беспробудно можно пить, но не работать, – тихо поправила его монашка.
Широко шагнув, чекист тяжелой рукой толкнул монашку, и она, отлетев, упала поперек на сосновую скамью. Голова ее запрокинулась. Мужчина приблизился и, поставив разбитый сапог на лавку рядом с лежащей женщиной, машинально огладил шершавой ладонью отполированный маузер, заткнутый за ремень.
– Подымайся. Чего раскинулась? Мужика надо?
Но монахиня не шевельнулась, тогда чекист наклонился и, ухватив ее за ноги, стащил обмякшее тело со скамьи, чтобы видеть лицо. Бесформенное, как мешок, платье, пахнущее ладаном, задралось, открыв батистовые штанишки: словно нежного снега сыпанули на вощеный пол. Панталоны, отделанные скупым кружевом и узкой атласной лентой, были присборены вокруг бледных ног. Мужчине захотелось ткнуться руками в беззащитную белизну тонкого женского белья, потянуть за шелковые завязки, но он заставил себя увести глаза на грубую ткань простого платья и споткнулся о спокойный взор монахини. Не отпуская ее взгляда, он опустился на колени и хрипло заговорил:
– Скажи тайну обители, и мы уйдем. Никого больше не тронем. Ничего не возьмем. Скажи. Ты знаешь. А так всех перебьем и все спалим. Ты знаешь…
Лицо монашки дрогнуло, словно рябь прошла по воде, и он подумал, что это судорога, но с удивлением увидел, как румяный рот стал проваливаться, а лицо распухать. Мужчина вскочил на ноги и попятился, заметив, что все тело женщины увеличивается. Его охватила паника, и он, выхватив маузер, выстрелил в растущую массу и выскочил за тяжелую дверь.
– Уходим! – крикнул он двум своим товарищам, вскакивая на лошадь. – Пока живы. Ничего не брать! Здесь не то чума, не то холера, не то черт знает что!
Они поскакали вдоль речушки Щербаковка в сторону села Булзи. И чекист зло перекатывал в голове тяжелые мысли о провале задания: вопреки указанию советской власти из Москвы, он ничего не узнал о Ново-Тихвинском монастыре.
Речка светло скользила в зеленой раме травы и деревьев, порой вздрагивая от поднимающейся из глубины рыбы.
– Остановимся! – скомандовал чекист товарищам и, натянув поводья, спешился, ласково похлопав по крупу лошадь.
Шагнув к реке, он широкой ладонью зачерпнул со дна смесь песка и ила, отчего вода перед ним сразу замутнела. Как мылом, стал тереть илистым песком руки, потом обмыл их и ополоснул лицо. Отломил попавшийся на глаза сухой стебель травы и попробовал вычистить им черноту из-под ногтей, но въевшаяся грязь не поддалась. И он подумал, что пора в баню. Отмыться. Может, тогда хотя бы сапоги помыть? Но ему вдруг стало жалко речку: ходят к ней все со своими нечистотами.
Он бросил бесполезный стебель в воду, и она, вспенившись тонкими кружевами, понесла, танцуя, сухую траву дальше. А перед глазами чекиста стояли женские панталоны в воланах и лентах. Такое белье он видел на стыдных французских открытках. Ну, зачем монахине такое исподнее? Не за коровами же она ходила в кружевных портах! Не монашка она, это точно. А кто, и что делала в монастыре? Может, из богатых, пряталась… Или послушница. Нет, не все так просто. Но возвращаться назад, чтобы задать новые вопросы, чекист не собирался. Не боясь Бога и Черта, он страшился неведомой заразы.
И, обернувшись, исподлобья, он долгим взглядом посмотрел в сторону Ново-Тихвинского монастыря.
В столице, не понимают, что на Урале народ хитрый и стойкий. Как в каслинской печи, в нем много переплавлено: русские, башкиры, татары, удмурты – кого здесь нет? Из русских сюда шли самые отчаянные. Оторвыши. Беглых, ссыльных – не сосчитать. Село Булзи кем заложено? Ссыльным татарином из Казани. Вот и поработай с таким народом!
После того, как незваные гости ускакали, оставшиеся в живых монахини, шепча молитвы и крестясь, собрали темные книги и цветистые иконы и покинули обитель, оставив на монастырском кладбище шесть свежих могил с простыми крестами.
***
Владелец букинистической лавки, оплывший от пламени пронесшихся шестидесяти лет, достал из-под прилавка какую-то грязную не то коробку, не то шкатулку в разводах и темных пятнах.
– Посмотри вот это, – взгляд его стал хитрым и таинственным, как у фокусника, и одновременно въедливым.
– Что это? – удивленно спросил Александр Ежов, заинтриговано глядя на странную вещь и нерешительно протягивая руки.
– Это ты скажи мне, что, ты же историк, а мне некогда бегать по экспертам. У меня бизнес. Бери, бери, смотри…
В металлическом узорчатом переплете находилась пожелтевшая, в рыжих пятнах и ржавых точках, объемистая рукопись.
Букинист же с тяжелой неловкостью опустился в кресло и прикрыл веки. Сытый, неповоротливый, он имел вид ленивого кота, который вроде дремлет, а сам на стороже.
– Откуда это у вас? – спросил Александр, бережно перелистывая страницы рукописной книги.
– Откуда… оттуда… – уклонился от ответа Букинист. – Сам-то что можешь сказать?
– А что я могу сказать, не зная, откуда артефакт? – не к месту щегольнул модным словечком Ежов. – Вот при раскопках, например, важен весь культурный слой…
– Ладно, – бесцеремонно прервал разглагольствования молодого историка Букинист. – Мне привезли эту – не преувеличу – драгоценность из села Булзи. Знаешь такое?
– Около Каслей, что ли? – не сразу отозвался Ежов. – Там еще есть храм, правда, разрушенный.
– В точку, – лениво кивнул Букинист. – Храм Покрова Пресвятой Богородицы. Был опустошен при Советской власти, церковные книги и иконы тогда мирные селяне растащили по домам. Представляешь, – он усмехнулся, – из икон даже кадушки делали для солений. И вправду: что добру пропадать? Когда пришла мода на иконы, я несколько штук смог выменять на ерунду… Не поверишь – на полиэтиленовые мешки с картинками. Красивые такие были упаковочные пакеты, яркие, модные. Пять рублей штука стоила в Москве. Да, ты не помнишь, ты тогда на горшке сидел. А я в те годы всю область проехал. Так вот, рядом с селом Булзи находится Ново-Тихвинский женский монастырь. Его тоже разорили, уцелевшие монашки разбежались, несколько из них прижилось в селе. Этот манускрипт остался в наследство от одной из этих монахинь... Вот такая информация. Такой культурный слой... – он усмехнулся и неожиданно цепко вгляделся в лицо юноши. – И что ты можешь сказать о рукописи на вскидку? – и опять прикрыл набрякшие веки, как за мышкой, наблюдая из-под них за молодым человеком.
– Тарабарщина, какая-то. Ни одного внятного слова, – пробормотал Александр Ежов.
– Ясно, что записи зашифрованы, но не думаю, что сложно, – проговорил Букинист. – Я уже показывал эту находку Коле Белосельскому – знаешь его? – бывшему директору краеведческого музея. Известный человек, вся его квартира антиквариатом забита, – мужчина помолчал и добавил: – Правда, обнесли его квартиру.
– Давно? – вежливо поинтересовался юноша, вынув из рукописи серо–желтый, как высохшая кожа, узкий листок, на котором с трудом читались выцветшие строчки: «Отче наш, иже еси».
– С полгода. Воров нашли, но самые ценные вещи милиция не вернула. Там говорят, что это улики, вещественные доказательства, а они возврату не подлежат. Назидательная история получилась: Коля в мутные перестроечные полмузея вынес, а потом у него вынесли. Кстати, фамилию «Белосельский» Коля присвоил: за дворянина себя выдает. Смешно. Да, ты сам не от главы НКВД Николая Ежова?..
– Нет, – недовольно мотнул головой молодой человек, возвращая листок на место, – Ежовых на Урале много. Ведь слово «ёж» раньше означало «беглый», вот от него и происходит «Ежов».
– Да ты что? – удивился Букинист. – Так твой род идет от беглых? Оно и видно, что здоровая у тебя наследственность – какой бугай! Пальцем раздавить можешь. Тебе бы спортом заниматься, борьбой… Ладно, так о чем мы говорили? Так вот, у Белосельского глаз загорелся на эту рукопись – меня не проведешь! Но он ушлый парень. Стал говорить, что это ерунда, якобы век всего лишь девятнадцатый, а о чем написано, и думать не захотел. Вот скажи, зачем для ерунды такой красивый металлический переплет?.. Он же рассчитан на века! Ты про манускрипт Войнича слышал?
– Нет.
Букинист, приподняв веки, задержал разочарованный взгляд на лице Ежова и вернулся к его рукам, держащим книгу.
– Это самая удивительная рукопись в мире, более пятисот лет ученые пытаются ее расшифровать. Вот и представь, что у тебя в руках подобный манускрипт. Это шанс прославиться, понимаешь? Сделать имя. Ты можешь составить описание рукописи, привести выдержки из нее. Сделать все так, как требует археографическая наука. Попытаться расшифровать, в конце концов! Я даже предполагаю, что в научных кругах эта книга получит название «Манускрипт Ежова». Круто? Хотя хозяин рукописи, конечно, я. Но первым исследователем будешь ты, – и толстый палец Букиниста указал на Ежова.
У юноши вспотели ладони.
– Но где я смогу работать с манускриптом? – нерешительно заговорил он. – Приходить сюда? У меня только два свободных дня в неделю, и то не полностью.
– Я тебе дам его с собой, – Букинист сделал паузу и добавил: – Под расписку. Вещь чрезвычайно дорогая. Возможно, подороже миллиона долларов… – у Ежова вытянулось лицо, – но оценим ее в сто тысяч рублей. Ты даешь мне расписку в сто тысяч и получаешь манускрипт для работы. Надеюсь, успешной. Как думаешь, через пару месяцев мир узнает о манускрипте Ежова? – взгляд букиниста спрятался в хитрых морщинках. – Понятно, после твоей публикации появятся сомневающиеся, нарисуются завистливые оппоненты, будут кричать, что это фальсификация, мистификация, авантюра и прочее. Ты о хрустальных черепах, сделанных древними майя, слышал? Черепа находятся в музеях Лондона, США и Парижа, – мужчина для значительности поднял указательный палец вверх. – Так вот, недавно было установлено, что эти якобы бесценные реликвии – фальшивки, изготовленные в девятнадцатом и даже двадцатом веке, а не двенадцать тысяч лет назад, как говаривали, и даже не пятьсот! Вот это афера! Представляешь, сколько денег получил жулик, впаривший дешевку таким уважаемым музеям? А у нас с тобой не подделка. У нас тайна, – и он опять ткнул пальцем в потолок. – И я тебе скажу, что главное – создать шумиху. Больше ажиотажа – больше известности. И денег соответственно. Что ты там, в своем университете, получаешь? Копейки. А девушки нынче больше смотрят на богатых, чем красивых…
Букинист был искушенным в людях. При советской власти, чтобы не попасть за решетку за спекуляцию, он организовал клуб любителей книги. Уже тогда букинист постиг науку использования людей. Он наладил связи с книжными магазинами города, лебезя и задаривая конфетами и духами женщин-директоров и рядовых продавщиц, а потом перепродавал купленные через них книги, запрашивая в некоторых случаях стократную переплату. Самые ценные экземпляры он оставлял себе, сколотив уникальную библиотеку, которая, в дальнейшем, и стала основой его бизнеса.
Людей Букинист классифицировал так же, как и книги. Саша Ежов был для него прост, как бульварная книжонка, изданная миллионным тиражом. Букинист схитрил, уверяя, что не бегал по экспертам. Он обошел всех местных специалистов, но ничего внятного не услышал. Тогда, сделав ксерокопии каждой страницы и фотографии обложки, отправил материалы экспертам в Москву, но прошло полгода, а ответа не было. И Букинист решил действовать рискованно. Если рукопись – пустышка, он сумеет заработать на ней, хотя бы сто тысяч, взяв их с Ежова.
А юноша, выводя под диктовку расписку, а затем, заворачивая рукопись оробевшими руками в плотную бумагу, видел перед глазами прекрасное лицо модной соседки, у которой было величественное имя – Кристина. Ее часто подвозили к дому на шикарной машине.
Продолжение следует...
http://www.proza.ru/2012/06/06/1407