Пять минут назад он сказал:
-Я ухожу от тебя.
Она сидела в это время за компьютером, корректировала написанное и слушала его в пол-уха.
-Сейчас, сейчас,- ответила она рассеянно. –Немного осталось. Я быстро…
Он стоял справа от неё и молчал. Наташа видела его силуэт боковым зрением. Но уж слишком интересно было словосочетание этого норвежца- и так можно перевести, и так, и что красивее- не поймёшь, выбирать самой надо- что ей было не до мужа. Стоит же, ждёт. Не к спеху, значит…
И лишь эта звенящая тяжелая тишина заставила отвести её взгляд от экрана и оглянуться на Владимира.
-Извини, я не расслышала. Что ты сказал?
Он по голосу и по этим отрешенным, немного безумным глазам понял: она всё- равно там, в переводе. Но не мигая продолжал смотреть на неё.
-Я правда не слышала! Трудно повторить, что ли? У меня самая концовка «не вырисовывается»… Ну, что ты смотришь? Повтори, я же извинилась!..
-Я ухожу от тебя.
-Куда?
Его передёрнуло. Он не ответил и ушел в другую комнату.
Она ещё тупо проводила его глазами, затем резко вскочила и бросилась следом.
-Володь, что случилось?
Она обхватила рукой дверной косяк и смотрела, как муж пакует чемодан.
-Да ничего не случилось,- обычным голосом ответил он. Рубашка никак не хотела аккуратно складываться. Он скомкал её и засунул сбоку. –Ты не знаешь, где мой костюм спортивный? Хотя… откуда…
Он сам залез в неглаженное, достал костюм и так же запихал вслед за рубашкой. Прошёл мимо неё- она посторонилась – в ванну за бритвой и зубной щеткой.
-Там, в холодильнике, рагу!- прокричал оттуда. –И салат! Ешь, пока свежий!
-У тебя кто-то появился?
Как она прошла следом- он не слышал. Поэтому вздрогнул от неожиданности.
-Нет. У меня никто не появился. Я просто ухожу от тебя.
И смотрел ей прямо в глаза.
-Почему?- Голос её стал беззащитным и немного плаксивым.
-Потому, что я живу с тобой, а ты живёшь со своей Норвегией…
-Я с тобой живу! Я люблю тебя!
-Родная,- непроизвольно ударил он её под дых. –Мы живём с тобой уже двадцать пять лет. И из них ты любила меня максимум 2-3 года. До рождения сына. А, может, и ещё меньше… Остальное время ты любила, что угодно: детей наших, работу, кофе, дачу… Что угодно… Сейчас, вот, Норвегию… А меня… так… полюбливала на досуге…
-Кто у тебя появился?- прервала она мужа.
Он не отвел глаз.
-Как-то… Без толку с тобой говорить… Ты помнишь, например, чем я занимаюсь?
-Материалы какие-то испытываешь…- растерянно ответила она.
-Какие-то… где-то… с кем-то… А когда мы последний раз вместе были? Помнишь? Не так, чтобы от меня отвязаться, а чтоб самой захотеть?..
-Кто у тебя появился?- вновь ухватилась она за соломинку.
-Значит, не помнишь.- Ему стало скучно и противно. Он сгрёб с полочки свою парфюмерию. –А я помню. До свадьбы это было. Да и то сейчас не уверен- искренне ли было?..
-Вов, как тебе не стыдно!- Она всё-таки беззвучно расплакалась.
-А за что, Наташа? За то, что я тебя любил, устал жить без ответа и ухожу?
-Ты тоже работаешь.- Она размазала ладошками слезы по щекам.
-Правильно, работаю. И люблю свою работу. Но я и тебя тоже люблю! И это не мешает друг другу. А ты… Я у тебя, как персик на базаре у южан. «Возми, дарагая, это бэсплатно!»- коверкая язык, протянул он. –Я не хочу быть довеском к твоим переводам. Ты и с детьми-то общаешься наскоро, когда приезжают: раз-два- и опять к компьютеру…
-Да что ты знаешь о моей работе?- уже со всхлипыванием возразила она.
-Да мне на хрен твоя такая работа не нужна!- чуть было не закричал Владимир, но сдержался. –«Работа, работа»… Отдать всю жизнь работе, наплевать на всех близких… Что-то вечное творишь, да? Нетленку? «Детские стихи норвежских авторов». Дура!- всё-таки произнёс он зло. –Ты хоть одного Маршака среди них видела? Или Чуковского? «Нетленка»… И из-за этой дребедени- вся жизнь вокруг вдребезги?! Ну, ты и…- он сдержал язык и быстро прошел мимо неё обратно в комнату.
Затянул ремни на чемодане. Почувствовал: она здесь.
-Я пока на даче поживу,- сказал он, не оборачиваясь. –За месяц, думаю, сниму что-нибудь. Ребятишки приедут- можешь им всё рассказать. Они поймут.- Выпрямился. Оглядел комнату. –Машину я забираю. Подготовишь документы на квартиру- позвони, я подпишу.- Ещё раз огляделся. –Всё. Счастливо тебе. Да, вот, ключи мои от квартиры… Всё. Привет Норвегии.
И вышел.
Она проревела до вечера.
Сидела на просторной двуспальной кровати и выла белугой, утопив лицо в ладошках. И медленно- медленно качалась из стороны в сторону, будто метроном с ослабленной пружиной.
А за стеной у соседей «плакала» труба из Свиридовской «Метели»…
И сгущались сумерки.
Стемнело.
Она поднялась на ослабших ногах и прошла в ванну.
Опухшее от слёз лицо немолодой привлекательной женщины смотрело на неё из зеркала безразличными глазами. Долго умывалась холодной водой. Утёрлась. И так, с полотенцем в руках прошла на кухню. Включила кофеварку. Закурила. Увидела полотенце в руках, повесила его на спинку стула.
-Ты только не раскисай, Наташа,- прошептала она. Только не раскисай. Образуется…
Вновь непроизвольно покатились слёзы.
Звякнул зуммер кофеварки. И слёзы остановились. Налила. И снова закурила.
В углу ласково и таинственно светился экран компьютера. И манил к себе.
-Володя, может, останешься?- спросила она, не поднимаясь с кровати.
-Поздно уже.- Носок вывернулся наизнанку и никак не хотел одеваться. Но включать свет было как-то стыдновато. –Да и тебе пора на смену…
-Ага,- легко согласилась она, зевнула с наслаждением, потянулась. –Хорошо хоть парами стали на проходной дежурить. А то ни поспать, ни …
Она сказала это просто, обыденно, не смущаясь.
-Это точно,- подтвердил он и обрадовался, что ночник не включен: покраснел невольно от чужой простоты. –Ну, всё. Пока.- Наклонился к ней, ткнулся губами куда-то в область виска.
-Придёшь завтра?
-Постараюсь. Как лекции поставят…
…Выстуженный салон машины казался голубым и туманным.
Он долго грел мотор. Ехать на промороженную дачу не хотелось. Но и оставаться здесь, в теплом, мягком, уютном после «ни поспать, ни …» тоже не хотелось ни за какие блага.
Сорокапятилетний мужчина, профессор, заведующий кафедрой «Сопротивление материалов» сидел в машине. Курил.
«А небесный калькулятор ни на миг…» тихо-тихо неслось из динамика.
Владимир не гадал - где ему остаться. Ни «высоколобая» Норвегия, ни низменное «Может, останешься?» его не манило. Выбирать было не из чего. Его тошнило и от того, и от другого.
Ему жаль было прожитой жизни. А как жить по другому он тоже не знал.
Взглянул на себя в зеркало заднего вида. Худое окаменевшее лицо с напряженными скулами.
-Затоплю печку,- сказал он вслух себе. –В тепло мне надо… И выпью… Посмотрим дальше…
Машина тронулась.