Полынь

- А знаешь? - игриво говорит она, чуть наклонив голову, - у меня есть небольшой сюрприз для тебя, тебе понравится.

Я смотрю в ее большие глаза, глубокие как ночная бездна, блестящая новорожденными звездами, и спрашиваю, чуть улыбаясь:

- Правда?

- Конечно, - так же игриво отвечает она, - и я его тебе сейчас покажу, идем!

Она хватает меня за руку и тащит за собой, словно на буксире.

Мне кажется это забавным, и я улыбаюсь.

- Куда мы? – спрашиваю я.

- Ко мне, - отвечает она.

- Интригуешь… - говорю я.

- А как же?

Я плыву за ней и разглядываю ее фигурку, такую близкую, такую теплую. Ее чуть пережженные волосы, выкрашенные в угольно-черный, игриво развеваются прямо передо мной, открывая нежную шею цвета белого снега – мечту начинающего вампира.

Она остановилась.

- Ну что ты сзади плетешься? - говорит она с напускным возмущением

- Ты красиво смотришься со спины, -  улыбаюсь я.

- Это что, мягкий намек на то, что на лицо я не очень? - пародируя логику блондинок, возмущается она.

- Нет, на лицо ты еще красивее.

- Она смеется. Ее бледная-бледная кожа растягивается невероятно эротично, я любуюсь ее мимикой.

- Эй, ну что ты застыл?! - говорит она, сощурив левый глаз, - так и собираешься простоять тут весь день?

- Еще бы! - отвечаю я.

Мы идем дальше. Темнело, город загорался тысячами огней, отпуская наконец-то своих забитых обитателей из офисного ада.

Небо было чуть покрыто легкой дымкой туч, словно вуалью, небрежно накинутой на голое тело, это выглядело отчасти эротично, особенно луна… Ее края чуть расплылись от небесного тумана и свет стал мягким, как материнский поцелуй.

Мы с ней плывем сквозь сумрачное царство небоскребов, мельтешащих машин и одинаковых костюмов с одинаковыми галстуками. Мы плывем в мою спасительную гавань, к ней домой.

Длинные полы ее черного, облегающего пальто скрадывают ее шаги, и кажется, что она летит, словно призрак над водой – плавно и загадочно. Ей холодно. Она надевает на голову старомодную широкополую шляпу.

Я улыбаюсь. Я гуляю с призраком. Призрак улыбается мне и говорит:

- Ты не устал? Мы почти пришли!

- Ага, - тихо отвечаю я, сдерживая улыбку.

Она прикладывает тонкими белыми пальчиками ключ к домофону, и тот немелодично пищит, призывая открыть дверь.

Подъезд – царство загадочного мрака, окутывающее входящего. Но мы не боимся. Тьма впивается в нас, но не может с нами справиться.

Загадочным красным глазом загорается под ее пальцем кнопка вызова лифта. Откуда-то сверху раздается нарастающий гул. Мы молчим. Темнота смотрит на нас, кнопка смотрит, гул приближается, но мы не боимся и просто держимся за руки.

Наконец двери открываются, и мы видим узкое пространство лифта, тускло освещенное желтой лампой.

- Идем? – говорю я, - и мы бесстрашно шагаем внутрь.

Проходит несколько безмолвных мгновений полной тишины, слышно лишь, как струиться тусклый свет, и, наконец, двери медленно, закрываются. Лифт трогается, вжимая нас в пол и рыча будто змей. Мы стоим замурованные и смотрим друг на друга. Она мне улыбается, такая невероятно красивая даже в тусклом умирающем свете.

Я провожу пальцами по ее щеке. Мы взлетаем все выше и выше. Этаж за этажом.

Семнадцатый. Лифт резко останавливается, даруя нам на секунду чувство невесомости, и распахивает свои двери, желая поскорее избавиться от таких странных и, возможно, опасных пассажиров, как мы.

Она в полной тишине открывает большую, старую, деревянную дверь… Мы входим в ее квартиру. В ней темно и тихо. Уютно-темно и нежно-тихо. Где-то на кухне капает кран.

- Так что это за сюрприз? - почему-то шепотом спрашиваю я.

Она снимает пальто и говорит:

- Покажу на кухне.

Я раздеваюсь, вешаю свое пальто на маленькую вешалку, примостившуюся почти под потолком.

- Эй... - говорю я, - и тихо обнимаю ее за талию сзади.

Она улыбается, я это чувствую.

Я кладу подбородок на ее тонкое плечо и целую ее в шею. Так мы стоим несколько секунд. Я смотрю на наше отражение в большом настенном зеркале. В коридоре темно, так что видно лишь загадочные силуэты, сливающиеся во что-то странное.

Тепло ее тела нежно входит в меня через ее тонкий черный свитер, и я бережно наслаждаюсь им, открывая этому теплу все свое сердце. Ее волосы чуть заметно пахнут табаком, но даже этот запах, такой ненавистный для меня обычно, в этой тишине становиться необычайно родным.

- Идем! - говорит она, наконец.

- Идем, - повторяю я.

Мы входим на кухню. Она включает свет, и комната становится оазисом посреди полной темноты квартиры. Я сажусь на стул за большой деревянный стол, она – напротив. Мы скрещиваем ноги под столом. Она достает из кармана джинс пачку красных Marllboro, пододвигает к себе пустую пепельницу, и осторожно поджигает сигарету. Тельце пламени на кончике зажигалки беззащитно дрожит, не понимая своего назначения.

Наконец, сигарета разгорается и она выпускает в воздух причудливо извивающийся в свете лампы клуб дыма.

Я морщусь – не люблю резких запахов.

Она, заметив это, пододвигает ко мне пачку сигарет.

- Закуришь? - спрашивает она.

- Спасибо, воздержусь.

- Ну-ну…

Vы продолжаем сидеть так. Она оперлась лбом о кулак и задумчиво разглядывает древесные узоры на столе. Она часто так делает, от этого у нее даже есть небольшая ямка в белоснежной коже над верхней бровью.

Наконец, сигарета кончается, она с жалостью душит ее в безукоризненно чистой до этого момента пепельнице и говорит:

- А теперь - сюрприз!

Она встает и лезет куда-то в нижний ящик серванта. Через несколько секунд она вытаскивает оттуда огромные пыльную стеклянную бутыль (литров на десять, не меньше, а то и на пятнадцать). Ее зеленое стекло покрыто слоем старости и паутины.

Она с трудом, но очень гордо ставит бутыль на стол.

- Знаешь, что это? – спрашивает она.

- Алкоголь? – предполагаю я.

- Не совсем, это лучше. Это – абсент.

- А разве абсент не алкоголь? - удивляюсь я.

- Ты не понял, - говорит она, - это не просто абсент.

- В смысле не просто абсент? – не понимаю я.

- Ну, ты понимаешь, - начинает объяснять она, - тут еще кое-что интересное намешано, вдобавок к полыни. Два наркотика в одном.Очень классный микс, но можно сойти с ума, скажем, стать шизофреником. 

- И ты хочешь свести меня с ума? - спрашиваю я.

- Ну, у нас с тобой не настолько много абсента! - отвечает она.

- Да уж, - с полуиронией говорю я, глядя на гигантскую бутыль.

- Абсент безумно любили писатели начала двадцатого века, Блок там, и другие, они считали, что абсент – это жидкая муза.

- Жидкая муза? - удивленно переспрашиваю я.

- Да, - отвечает она, - полынь возбуждает все чувства, эмоции, образы, пробуждает в тебе нечто особое.

Я представил себе Блока, пишущего свою «Незнакомку» с огромной бутылью абсента. Блок сидел за маленьким и узеньким письменным столом, освещенным тусклой лампой, пил абсент, а весь мир улетал от него все дальше и дальше, оставляя лишь чувства и слово, лишь чувства и слово.

- Ну что, - выпьем абсента? - спрашивает она.

- Откуда он у тебя, да еще столько? - отвечаю вопросом на вопрос я.

- Не расскажу.

- Ясно. Окай. - говорю я, мысленно представляя грустный интернет-мем.

- Ну так что? Ты будешь абсент?

- Ну, только если ради Блока, - соглашаюсь я.

Она загадочно улыбается мне несколько мгновений. Ее глаза пронзают меня насквозь вереницей звездной пыли. Она встает и достает из шкафа два больших изящных бокала.

Нальешь? – спрашивает она.

Я, не говоря ни слова, встаю, вынимаю из бутыли огромную деревянную пробку и осторожно наклоняю тяжеленную стеклянную емкость над бокалами. Поверхность стекла была холодной, как ночной кошмар.

Когда оба бокала наполнились до краев, воздух пронзил резкий,аромат алкоголя и полыни. Аромат свежести, нежности,боли, страдания,мук наслаждения и страсти.

Она берет стаканы своими нежными руками и протягивает мне один.
Вместо тоста – улыбка.

Мы касаемся на секунду стеклом стаканов, звук резко отдается от тьмы за окном, и начинаем пить абсент.

Алкоголь... Абсент оказался очень крепким, но вкус спирта не был противен, его заглушала мягкая и изысканная горечь полыни, похожая на музыку Бетховена.

Наконец, бокал опустел. Через секунду ее тоже. Маленькая струйка абсента стекла с ее губ по подбородку и звонкой каплей полетела к полу.

Я подошел к ней и тихо прикоснулся своими губами к ее. Медленно-медленно. Тепло и нежность. Наши губы рядом. Я обнимаю ее тело, а она держит мою спину. Ее тепло окружает меня со всех сторон. Пронизывает. Мы соприкасаемся языками, и я чувствую ЕЕ горечь полыни, похожую, но не совсем такую, как моя.

Мы целуем друг друга, и время останавливается. Мы целуем друг друга, а мира нет, он все дальше и дальше, и дальше и дальше. Голова начинает кружиться: от счастья, от алкоголя и от наркотика. Мы летим. Летим все выше и выше, все дальше в черные просторы бескрайнего космоса.

Наконец, мы отпускаем друг друга.

- Мир вокруг кажется невероятно ярким, четким, резким, насыщенным…

Я могу чувствовать ее каждой клеточкой моего организма, я чувствую запах ее тела, я слышу биение ее сердца. Сознание рождает безумные образы и ассоциации, словно превращаясь в бурный поток.

- Пойдем, погуляем по улице? - говорит она, показывая рукой в царство тьмы за нашими отражениями в стекле.

- Мы же только что пришли! Ну ладно, идем.

Мы выпиваем еще по одному бокалу абсента и начинаем медленно одеваться.

- Идем же! - торопит меня она, и мы почти выбегаем из квартиры, даже не потрудившись запереть дверь.

Мир, окружающий нас, оживает, наполняется страшными и мистическими образами.

Темнота являет нам свои отражения, мы пробиваемся сквозь ее барьеры, вперед, к лифту. Невидимые тени гладят наши лица, словно водоросли, оставляя лишь холодные прикосновения. Я нажимаю на кнопку, и лифт сразу открывается - видимо ждал нас. Мы снова заходим в загадочную кабину.

Двери резко захлопываются и мы летим вниз.

Легкость свободного падения. Мы держимся друг за друга и летим вместе, словно шагнув с крыши. Нам не страшно, ведь мы не разобьёмся об асфальт.

Двери открываются, мы выбегаем из лифта, выбегаем из подъезда, и вот мы на улице. Бесконечное небо над нами раскрывает миллиарды ярких звезд, их свет затопляет наши сердца, и мы крепче держимся за руки.

- Бежим! - говорит она через секунду.

- Бежим! - повторяю я.

И мы начинаем нестись вперед сквозь бесконечную ночь, мелькающую вокруг. Холодный ветер бьет нам в лицо, наши волосы развеваются, сливаясь друг с другом у нас за спинами: белые и черные.

Мы бежим и не устаем, вперед, навстречу свободе. А небо остается на месте и дарит нам мягкость звезд, их силу и энергию.

Наконец, мы останавливаемся у маленького пруда в парке за ее домом. Его черная вода отражает загадочный лик луны, разбивая его на маленькие кусочки.

Мы стоим обнявшись и любуемся луной.

Пахло ночной водой, еле заметно и свежо. Лунный свет был приятным на ощупь, точно лепестки цветка – гладкий и беззащитный.

Наконец, мы побежали дальше, в смутную темноту лунного леса. Деревья обступали нас со всех сторон, шептали нам на разные голоса фразы на страшном, непонятном языке. Их голоса сливались, но было слышно каждое слово.О чем они шептали нам? Кто знает.Мы бежали сквозь лес, стволы деревьев мелькали в лунном свете.

Наконец, мы снова выбежали к пруду. Непонятно каким образом, но мы сделали круг.

Мы остановились, чтобы отдышаться.

Это была самая необычная пробежка за всю мою жизнь. Отголоски шепота деревьев еще звучали в моих ушах.

Она смотрит в мои глаза.

- Возвращаемся? – спрашивает она одними губами.

- Да, - отвечаю я.

Ее глаза блестят в лунном свете, точно яркие вспышки нежности.
И мы идем сквозь ночную плоть.

***

Нежный фиолетовый свет ночника пронизывает комнату, согревая предметы. Мы валяемся на большой мягкой кровати, словно на плоту посреди моря, и слушаем музыку.

Она включила плеер на случайное воспроизведение и вставила в него колонки. Мягкие звуки плыли по комнате и входили прямиком в мою душу, минуя органы слуха. Мое сознание, пронизанное горечью полыни, воспринимало каждый звук словно откровение.

Мы лежали, обняв друг друга, смотрели на отсветы на потолке и летели в потоках музыки, теплых и нежных.

Сначала - Placebo, потом – 30 seconds to Mars, Akira Yamaoka… И, наконец, заиграла Matenroy Opera, моя любимая песня – Dolce.

Флейта безумно сливалась с бас-гитарой в каком-то непристойно прекрасном танце, нежный, как само совершенство, голос пел, вливаясь нам в душу...

Я нежно касаюсь ее шеи своими губами. Она отдается моим прикосновениям.

Под прекрасные звуки. Мы медленно гладим друг друга и тепло наших тел растворяется в воздухе, нам нежно, нам тепло. Я целую ее шею. Вкус ее кожи, запах ее кожи. Все это сливается в одно совершенство. Я целую ее губы, ее горячее дыхание пронизано полынью, наши тела дрожат от возбуждения. Я снимаю с нее свитер. Она скидывает с меня рубашку.

Наши горячие тела соприкасаются, ничем не разъединенные. Это был взрыв и новое рождение. Ее щеки покрывает румянец, наше дыхание и ритм сердца синхронизируются. Даже дрожь, пронизывающая нас, едина. Я скидываю с нее последние остатки одежды. Передо мной – ее тело, прекрасное в своей беззащитности. Нежность ее кожи сводит с ума, я целую ее грудь, ее соски, ее живот, она часто дышит.

Я вхожу в ее тело. Она обхватывает мою спину руками.

Жар. Пламя. Огонь.

Каждая клеточка моего тела чувствует ее. Ничего вокруг не существуют, только мы, только наши тела, обретшие невероятную чувствительность. Чувства, обнаженные горечью полыни.

Времени нет. Есть только удовольствие. Бесконечное удовольствие. Мы парим в космической невесомости, слившись воедино. Ее тело вокруг меня, словно звездная бесконечность. Я двигаюсь в ней, она двигается во мне.

Я чувствовал приближение оргазма, но он все не наступал и не наступал, только бесконечное, щемящее чувство края. Я слышал ее стоны и они становились моими, я чувствовал не только свое удовольствие, но и захлестывающие ее волны тепла, волны, уносящие нас прочь, волны бесконечности, волны первородности.

И мы качались на этих волнах, вверх и вниз, вверх и вниз.

Наконец, они стали ураганом, вихрем, цунами, наши тела изгибались, мы теряли слух, зрение, рассудок, только волна, только бесконечность, только космос, только оргазм.

Оргазм бил сквозь наши тела, точно извергающийся вулкан. Жар, казалось, мог расплавить металл, жар звезды, жар термоядерного взрыва внутри нас.

Мы кричали. Ангелы пели. Мир звенел. Космос крутился вокруг нас. Мы были центром вселенной. Яркий свет бесконечности. Бесконечности.

Наслаждение. Гармония. Волна, смывающая все. Жар.

И мы лежали и лежали в кровати, наши тела продолжали дрожать от пережитого наслаждения, мы не могли пошевелиться, мы просто были. Ее черные волосы окутывали наши тела. В воздухе пахло сладким потом и спермой. Я прикоснулся к ее губам, и мы оба вздрогнули от нового отголоска оргазма.

Мы лежали так до самого утра.

***

У нас была бутыль абсента. Это была нашим ритуалом. Мы встречались несколько раз в неделю. И каждый раз мы пили абсент. Мир открывал нам все новые и новые грани, мы слышали голоса, сливающиеся в бесконечную череду символов, мы видели смысл бессмысленных вещей и суть нежности.

Мы были рядом друг с другом. Каждый такой вечер был откровением, он стоил целой жизни, горечь полыни, росшей сотню лет назад, даровала нам зрение и слух, обоняние и осязание.

Мы были счастливы.




Вот только однажды бутылка опустела.


***

Она наполнила свой стакан и мой почти полностью, до края не хватало чуть-чуть, но абсент иссяк. Мне стало грустно. Не хотелось с ним расставаться. За эти недели я почти поверил, что гигансткая бутыль бесконечна.

Пускай я сойду с ума, пускай шизофрения. Разве это не стоило того?

Она грустно улыбнулась мне.

- Все! - сказала она.

- Нет, не все, - ответил я и поднес к кубам свой бокал.

Я осторожно, стараясь не пролить ни капли выпил нежную жидкость.

- Прощай! - сказал я абсенту.

- Прощай! - сказала она и выпила свой бокал.

Я обнял ее.

- Не страшно, - сказал я.

- Не страшно, - ответила она.

- Это был классный сюрприз.

- Еще какой, ты должен быть мне благодарен.

- Я тебе благодарен.

- Я тебе тоже.

За окном шел дождь.

Через полчаса она умерла.

***

У нее вдруг защемило сердце, и она упала. Она и раньше жаловалась на боль в сердце.

Ее лицо.

Оно всегда было бледным, но сейчас оно превратилось в мраморную маску.

Защемило сердце.

Я стоял и смотрел на нее, лежущую у моих ног…

Уже мертвую.



Я не мог сойти с места, я не мог пошевелиться.

Я стоял и смотрел.

На ее тело.

На ее прекрасное лицо. На ее застывшие глаза.

Наконец, я нагнулся и тихо поцеловал ее, точно надеясь оживить
спящую красавицу.

У нее были горячие губы.

Я навсегда запомню этот горький привкус полыни на них. Она умерла. Так глупо и так внезапно.

Привкус той смертельной полыни все время стоит у меня во рту. Я рад, что это так. Я смотрю на летнее небо, я смотрю на летний лес, я смотрю на поле и знаю, что сейчас посреди его бескрайней синей глади цветет полынь, которая никогда не станет дурманящим абсентом. Слезы текут по моим щекам. Время идет дальше и сейчас я уже не уверен, было все это в действительности, или это лишь сон, закравшийся в отголоски моих воспоминаний.

Бесконечная ременисценция. Я был неискренен. Мой рассказ ложь.