Космос. 1945. Liebe?

Я открыла глаза.


Лицо было мокрым от случайных сонных слез. Открывай – не открывай, все равно так темно, что ничего не меняется.

Это страшно. Темнота. Я постоянно вижу в ней странное мерцание, словно загадочные кружочки дрожат в безмолвном ужасе. Наверное, это легкий дефект зрения.


Я не могла больше спать. В последнее время со мной часто происходит такое: я вижу самый что ни на есть обычный сон и вдруг время в нем словно замедляется, звуки останавливаются, я чувствую, как что-то давит мне на грудь, желая остановить сердце. Я просыпаюсь и больше заснуть уже не могу.


Я медленно встаю скровати. Голова кружится. На ощупь я движусь к выключателю,опасаясь удариться об острый край тумбочки. Вокруг меня может сейчас быть что угодно. Но я верю, что это моя квартира.

Когда я была маленькой, то почему-то верила, что если я закрою глаза, то предметы начнут расплываться и менять свою форму и вообще делать все, что захотят, пока я не вижу. Эгоцентризм в гипертрофированной степени.

Щелк!

Комната осветилась холодным белым светом
энергосберегающей лампы.

Бездонной бездной черного зеркала стоял телевизор. Он тоже не перестает меня удивлять. Каждую ночь, когда я начинаю засыпать, он почему-то издает странный пластмассовый щелчок, от которого я вздрагиваю. Причем, это происходит именно тогда, когда я уже нахожусь на грани между сном и реальностью, вне зависимости от времени.

Старое пианино было покрыто слоем пыли… 

Я пошла на кухню и включила электрический чайник. Он угрюмо заклокотал, угрожающе помаргивая оранжевыми огоньками, наконец, он щелкнул и замолк.

Тихо…

Почему тишина пугает сильнее шумов? Это как-то неестественно.

И холодильник ведь, как назло, отключился.

Я залила три ложки зеленого чая кипятком в большом почерневшем заварочном чайничке, покрытым сеткой трещинок-морщин, вырисовывающих какое-то причудливое дерево, и отправилась в ванную, чтобы умыться.

Маленькое зеркало  помутнело от времени и зубной пасты. Я смотрю на свое отражение внимательно, чего не делала уже очень давно…

Как странно… Я вдруг почувствовала сильное отчуждение к своему отражению. Разве это лицо показывает, что я сейчас чувствую? Почему оно такое?

Несколько минут в полной тишине, при ярком белом свете,причудливо усиливающем контуры предметов, я безмолвно всматривалась в свое отражение: в принципе, очень даже симпатичное лицо, хотя, конечно, не идеальное,сказываются последствия недосыпа.

Никакой одухотворенности в лице не наблюдается. Это просто рот, пусть и очень симпатичный, нос, пусть и с черными точечками,брови, пусть и аккуратно выщипанные…

Мне вдруг показалось странным,почему лицо должно выглядеть именно так и где в нем красота.

Нет, ну в самом деле, почему красноту на губах или щеках мы признаем красивой, а в глазах или на животе – нет? Почему волосы на голове – это роскошно и важно, а на ногах – отвратительно?... Все это действительно имеет очень мало смысла, но, в то же время, существует.

Я торопливо побрызгала в лицо холодной водой и вернулась на кухню – заварка уже, наверное, горчит. Я налила себе чаю в маленькую фарфоровую чашечку и села на табуретку у окна.

Потягивая горячую, горьковатую жидкость глоток за глотком я просто сидела, не думая ни о чем, а меня окружал мир… Такой странный и парадоксальный.

Было тихо. Очень тихо. Наверное, правду пишут писатели, что перед рассветом все замирает. На кухне горел свет,а снаружи было темно, поэтому окно превратилось в зеркало. Я встала и выключила свет, мне вдруг захотелось посмотреть на небо.

Звезд не было. Только чернота. С тем же успехом я могла смотреть в любую точку моей комнаты.

Но, однако, я все же смотрела на небо, потому что знала, что там, где-то за облаками есть звезды, целые миры и что в космосе, должно быть,точно также тихо, как сейчас в моей одинокой квартире.

Я сидела и пила чай, чашку за чашкой, чашку за чашкой, не задумываясь о вреде кофеина. Время слилось для меня в одну странную замедленную фразу из сна, однако оно не давило меня, а наоборот – баюкало.

И я заснула прямо за столом, с первыми лучами рассвета, так и не выпустив из руки чашки, и мягкое солнце нежно ласкало мое бледное лицо.