Я не из тех, кого надо уговаривать радоваться каждому прожитому дню, удивляться утренней росинке на листе... Жизнь научила.
В один трудный год единственным моим развлечением и отдушиной были ежедневные походы в парк. Вскоре его обитатели стали принимать меня за свою. Белки и синицы набивали щеки прямо с ладони, лесные голуби путались под ногами. Иногда появлялись бродячие собаки: печальными глазами всматривались в лицо, холодными носами тыкались в сумку, интеллигентно брали угощение и, благодарно качнув хвостом, уходили.
Мой взгляд все чаще притягивали вороны. Тщетно пыталась я с ними подружиться.
Держались они всегда поодаль. При моем появлении переставали переговариваться, срывались с деревьев и с земли внимательно наблюдали за дружной трапезой. Не приближаясь, терпеливо ждали, когда я повернусь в их сторону. Брошенный им орешек или кусочек овсяного печенья обычно приземлялся метров за пять от них, но находили они его с первого раза, безошибочно подлетали к месту угощения.
Так и не подпустили меня к себе привычные, но загадочные птицы, с которыми связано столько мифов и легенд. Общались мы на расстоянии. А напомнили они мне другую каркающую историю.
В студенческие годы три летних месяца жила я в Ленинграде, в общежитии на территории ботанического сада. В довольно большой комнате старинного холодного здания с толстыми стенами и грязными туалетами в конце коридора проживало шесть человек, таких же, как я - временных. Народ был значительно старше меня, шумный, с выпивкой. Компания абсолютно не моя. Чувствовала я себя умной и одинокой.
Однажды оказалась в комнате одна. Наслаждаюсь покоем, вкусным чаем, колбасой и вареньем. Вдруг со стороны окна слышится громкое требовательное: «Кар-р-р!»
Сорочонок на подоконнике. Сидит на хвосте, крыльями себя по черным бокам бьет и кричит.
Я ему колбасу на червяков порезала, благо, она тогда еще колбасой была, а не набором химических элементов. Он на мой стол по кроватям, тумбочкам, стульям пешком притопал. На хвост сел, голову задрал, клюв раскрыл, крыльями хлопочет от нетерпения, «червяков» с моих пальцев жадно глотает и что-то в удовольствие себе бормочет. Наелся, утопал к окну и улетел.
Стал он ко мне прилетать каждый день. Его, видимо, жившие в этой комнате до нас студенты-биологи приручили. В его громком зовущем карканье слышалось скорее «ты дома? я есть хочу!», а не приветствие, поэтому на каждое его «кар!» я отвечала: «А где ваше «здрасьте»?»
Однажды сорока прилетела ко мне, когда в сборе была вся общежитская компания, да еще с застольными друзьями. И надо же, ни на кого не глядя, потопал друг прямиком ко мне, опять сел на хвост, клюв задрал и каркает. У окружающих это явление вызвало немую сцену. К стенкам прижались и огромными глазами уставились. Стали гадать и решили, что сорочонок принял меня за свою мать, потому что я одеждой (черным платьем с красивым светлым галстуком) напоминала большую сороку.
Может быть и так. Только в один прекрасный день, когда сорочонок влетел в нашу комнату, я спала. Кровать слегка шкафом была прикрыта. Он посмотрел на всех небрежно-презрительно, пешком пересек все пространство от окна до моего стола, перепрыгнул на кровать и - в лицо мне: "Кар-р-р!" Как узнал он под одеялом большую сороку? – Ума не приложу. Настоящий интеллект колбасой не проешь! Поглотал нахлебник порезанной колбасы, ягод из варенья, побарабанил по столу хвостом и крыльями, побурчал что-то себе под клюв и, не простившись, улетел.
Вскоре в Ленинград по разным причинам съехалась вся наша семья. Все чаще я ночевала в гостинице, все реже видела молодую сороку. А вскоре и совсем уехала. Не обременяла я себя в то время чувством ответственности за тех, кого приручила. Это потом стала я часто вспоминать сорочонка. Уже потом появилось у него имя Васька. Как сложилась васькина каракающая судьба? Дождался ли он своих друзей-студентов? Прилетал ли он только ко мне, или для него были открыты и другие окна? Не знаю. Но уверена: такой парень не пропадет!
07.07.2012
Иллюстрация: http://powerpic.ru/index/soroka/